Итак, уважаемые студенты. Комиссия внимательно выслушала каждого из вас и постановила: Гарзач Яна набирает семьдесят пять баллов и получает оценку «хорошо» перебирая пальцы, я судорожно выдохнула и подняла глаза Довлатов смотрел прямо на меня с таким выражением лица, словно только и ждал, когда же я удивленно подниму голову, чтобы взглядом уверить меня, что все это мне не снится все это явь, которую я заработала своим трудом; и он хвалит меня за мою победу, едва заметно кивая мне, и в его блестящий карих глазах таится нечто, что он смог бы поведать мне только наедине, в неформальной обстановке, но никак не при комиссии.
Положение обязывает быть строгим и объективным преподавателем, не проявлять симпатии к студентам, особенно на экзаменах. Но я-то видела, как он еле сдерживается, чтобы не обратиться ко мне. Кивнув так, что никто, кроме меня, не заметил, Довлатов загадочно улыбался, словно родитель, гордый за своего ребенка. Я поспешно отвела глаза, не в силах сдержать растягивающиеся в ухмылке губы; справа Валера шепнул мне, что я «крас-савчик!»
Арсеньев Валерий набирает шестьдесят три балла и соответственно оценку «удовлетворительно», Покидченко Галина шестьдесят один балл, оценка «удовлетворительно»; Беслан Полине мы вынуждены отказать в принятии зачета за неимением достаточных оснований его поставить. Решение окончательное, больше не будет никаких пересдач. Возьмите ваши зачетки и можете быть свободны.
В шоке, мы поднялись, забрали личные вещи и вышли; я не видела, смотрел ли на меня тот, чей взгляд теперь будет сниться мне по ночам, или нет: радость сдачи была безвозвратно омрачена, а все мои мысли занимала Полина.
Мы никогда с ней не дружили, она не из тех людей, которые могут войти в мой круг общения, но мне было жаль ее. Полина осталась внутри, бросаясь в слезы и уговаривая выслушать ее, дать еще один шанс, но Завьялова была непреклонна: она просто не видела смысла тратить время на человека, который знал, что комиссия его последний шанс, и все равно не подготовился и надеялся только на удачу. Вот тебе и стопудовая сдача, вот тебе и добряки-преподы, которые любого вытянут на трояк все оказалось в разы хуже, чем мне рассказывали.
Валера тоже печалился, хотя с Полиной общался еще меньше, чем я, и при всем его пофигизме на остальных людей, при всем его нарциссизме это смотрелось странно. Но человечно. Мы молча присели у кафедры, словно солдаты, потерявшие товарища в бою.
Что-то я не чувствую радости.
То же самое, кивал Валера. Че она, совсем ничего не знала, что ли?
Она очень слабо отвечала. Наверное, понадеялась на удачу, как всегда. Рано или поздно такая схема отказывает. Да и вопросы ей попались не из легких, протянула я. Самое ужасное в том, что это могло случиться с каждым из нас. Это было очень тяжелое сражение.
Да, отстраненно глядя в стену, согласился друг, но мы сдали и должны быть рады: все позади. Представь, как озвереет Корнеева, когда узнает об этом?!
Только ее реакция и может порадовать меня сейчас, кисло призналась я, представив перекошенную от бешенства рожу, и стала натягивать плащ, развернувшись спиной к кафедре.
В этот момент дверь открылась, и я успела заметить черные волосы и бороду, мелькнувшие за спиной.
До свидания, чуть не кланялся Валера, пока я поворачивалась всем корпусом.
Вот видите, а Вы переживали, быстро и мягко проговорил Довлатов, совсем не заботясь о том, что его может кто-то услышать.
У меня словно на время отключилось зрение, как и восприятие мира в целом. Уж чего-чего, а этого я от него не ожидала. Я нервно рассмеялась, и единственное, что смогло вырваться из меня в этом приступе эйфории (он заговорил со мной сам!), это:
Да оказалось зря.
Господи, что? Что за херню я только что сказала? Язык не слушался, мысли путались. Вместо того, чтобы нормально поддержать диалог, я смолола какой-то бред сивой кобылы в лунную ночь. Был такой шанс, а я его упустила, потому что растерялась, как малолетка! И теперь стояла дура дурой с наполовину натянутым плащом, раскрытым ртом, и смотрела, как он быстрым шагом удаляется вдоль по коридору и скрывается на лестнице.
Ну что, идем? спросил Валера, который, оказывается, еще стоял рядом.
Да, кивнула я, запихивая в рукав вторую руку.
Стоя у входа и ожидая, пока Валера докурит сигарету, я отмахивалась от его дыма, привычно ругалась с ним и вдруг увидела краем глаза, скорее даже ощутила кожей близость мужской фигуры, спускающейся по лестнице.
Пойдем уже! взмолилась я, держа голову прямо очень не хотелось встречаться с Довлатовым еще раз, уже после того, как попрощались, после того, как я опозорилась перед ним по полной.
Фигура тем временем миновала нас широкая, массивная, не оставляющая никаких сомнений. Да, это был он, и мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы не повернуть головы, когда он проходил в метре, а то и меньше, и кожу уже нещадно жгло, будто раскаленной плазмой обрызгивало.
Он же вроде раньше нас спустился? нахмурился Валера, выбрасывая окурок.
И что?
Ну, а вышел из здания позже. Когда мы проходили мимо зеркала, он стоял на первом этаже, за поворотом. Ждал кого-то будто.
Да какая разница? Пошли домой, махнула я рукой, содрогаясь от мучительно приятной догадки.
Разумеется, о просьбе Веры Алексеевны я так и не вспомнила слишком под большим впечатлением от сегодняшнего дня находилась.
6. Аннигиляция
Аннигиляция взаимодействие элементарной частицы и античастицы, в результате которого они исчезают, а их энергия превращается в электромагнитное излучение.
Единственной, кто знала обо всем случившемся детально, посекундно, а также о моих глубоких переживаниях относительно Довлатова, была Ольга.
Уж она-то знала мою склонность к взрослым мужчинам и могла мне только посочувствовать. Ведь он женат, у него маленькие дети. А семья это святое. Так что не видать мне его как своих ушей. Ну а если бы он оказался отъявленным бабником, мне все равно никогда его не добиться, пусть даже ради одной ночи: не та у меня внешность, чтобы мужчин завлекать. Хотя все твердят мне обратное и называют слишком самокритичной, но я-то не слепая, зеркало у меня есть.
После комиссии я его ни разу не видела.
Лишь от кого-то услышала, что он преподает у журналистов во вторую смену, а я учусь в первую. Везение девяносто девятого уровня. Стоит ли говорить, что его страница в сети стала для меня некой сакральной святыней: я просиживала целые дни, просматривая его фотографии, от которых меня бросало в дрожь, и находя новые детали внешности еще более привлекательными, чем думала.
Я сходила с ума от беспокойства, когда видела его онлайн мучение, которое слишком сложно вынести для меня: знать, что он никогда не напишет первым, не заинтересуется. И я, разумеется, тоже не сделаю ничего подобного: страдать молча это так на меня похоже. Снова и снова заходить на его страничку и чувствовать себя, будто волна, разбивающаяся о камень. Циклично на протяжении веков.
Обнаружилось, что он-таки добавил меня в друзья, только счастья мне это не прибавило: теперь я была одной из шестисот студенток, числящихся у него в друзьях. Так ненавижу быть «одной из»! В этом плане мое самомнение превышает допустимые границы я не могу и не должна быть песчинкой в пустыне, каплей в море! Особенно для него. Ведь я особенная, точно такой же неповторимой больше нет (и слава богу!), а он просто не видит этого, как он может быть так слеп?
Легким намеком на шизофрению в странном симбиозе во мне сочетаются взаимоисключающие черты характера: самокритика и самовозвышение, самоуничижение и нарциссизм. Вся жизнь сплошное противоречие, в этом я сама. Из крайности в крайность, а по-другому и жить не получается. Но, когда две полярности уничтожают друг друга, на их месте, как правило, остается ноль. Пустота. Ею я и была.
Миновало две недели, и вопросы одногруппников вроде «Ну как, сдали? Сложно было? А кто был в комиссии? А как все проходило? А сильно мучали?» и тому подобные, иссякли. Не иссякли подозрительные взгляды Гали в мою сторону. Один раз она случайно подслушала, как я рассказывала Ольге свой сон, где упоминала Довлатова, и с тех пор ее настороженность только возросла. А сон был безобиден до детскости: я и он в большой толпе людей, я чего-то боюсь, а он стоит рядом и неожиданно берет мою ладонь, сжимая в своей, отчего мне становится спокойно и легко на душе.
И вот, в один прекрасный день, ничего не подозревающая я захожу в сеть и вижу сообщение от Валеры следующего содержания: «Ян, взгляни. Тебе будет интересно», и ссылка. Пройдя по ссылке, я оказалась на странице Гали, которая оставила у себя на стене следующую запись:
«То чувство, когда у тебя тройка лишь потому, что ты не спишь с преподом».
Несколько минут я сидела в полном молчании, с тем выражением спокойствия и задумчивости на лице, которое у меня бывает только тогда, когда внутри идет ядерная война. Иногда, когда я злюсь слишком сильно, мне кажется, что ярость начинает сочиться сквозь кожу я не ору, ничего не ломаю, даже сердце бьется в своем обычном ритме. Но в то же время воздух вокруг меня будто сгущается и накаляется, мир сжимается в одну точку, тело абсолютно перестает что-либо ощущать и все это лично у меня является верным признаком подступившего бешенства.
Я отправила Валере благодарность за информацию, щедро приправленную матом, а он спросил меня, что я буду с этим делать. Что-что, разбираться, конечно. А иначе как? Кто-то прилюдно макает меня лицом в дерьмо, а я буду молчать? Сидеть сложа руки? Нет, расплата будет жестокой. Кое-кто скоро узнает, что за свои слова нужно отвечать. Валера пообещал всяческую помощь, если только она мне от него понадобится (чувак слишком хорошо меня знал).
Я рассказала обо всем Ольге.
«Может, сначала просто с ней поговоришь? Она ведь новенькая, тебя совсем не знает. Я в том смысле, она не знает ни того, что ты бы так никогда не поступила ради зачета, ни того, какие будут последствия», написала мне Ольга.
Но я уже все решила.
Не так давно вышел закон, запрещающий носить с собой биты в общественных местах и перевозить их в общественном транспорте. Нет, главное, кастеты и ножи пожалуйста, а безобидные бейсбольные снаряды нельзя. И только сейчас это коснулось меня лично но кому он нужен, это сраный закон? У меня свои методы восстановления справедливости. Так уж сложилось.
На следующий день я приехала в институт не в плаще, балетках и с сумочкой, а в спортивном костюме, кроссовках и с рюкзаком, из которого подозрительно выпирало что-то длинное, по форме напоминающее трость.
Я была так счастлива, улыбалась всем: прохожим, незнакомым и знакомым людям, студентам, преподавателям. Наконец-то, думала я, наконец-то предоставилась такая возможность тряхнуть стариной, побыть собой, а не притворяться примерной ученицей и цивилизованным человеком, что мне приходилось делать на протяжении вот уже второго года обучения.
Я человек, привыкший решать конфликты либо физической силой, либо, что реже силой страха и запугивания. Чаще всего это работало в совокупности. Последний раз я била человека в школе, в одиннадцатом классе уже чертовски давно, но такие навыки не стираются временем. Да, я в нужном возрасте попала в нужную компанию, и я горжусь этим, как и своими принципами.
Валера понял все без слов и сказал, чтобы я рассчитывала на него, а вот Ольгу пришлось успокаивать.
Оль, да мы просто поговорим, чего ты так нервничаешь? улыбалась я подруге, взяв ее за предплечье и встряхнув.
Да? А бита тебе зачем? прошипела она, стряхивая мою руку.
Для надежности. Хочешь мира готовься к войне.
Яна! Откуда это в тебе?
Я пожала плечами.
Почему ты такая упертая?
Скорпион. Этим все сказано я права, другого варианта нет. И если кто-то вроде Гали думает, что прав он, а не я, то мне приходится его разубеждать, я любовно погладила натянутую ткань рюкзака.
Одумайся. Пока не поздно. Господи. Тебя ведь исключат! Если все это раскроется, если узнает декан, тебя вышвырнут! Ты с ума сошла! Неужели ты сдавала комиссию и такого страха натерпелась, чтобы снова оказаться под угрозой, но уже по личной прихоти?!
Ольга надавила на больное.
Она сама перешла черту. Я не позволю никому так о себе говорить, тем более безосновательно.
Ну так просто поговори с ней, а? Неужели нужна такая радикальность мер? Может, она поймет, что ошибалась в тебе.
Эффекта никакого не будет. А если и будет, то только временный. Физическая боль запоминается лучше, чем разговоры. Словами дело не решить.
Еще как решить. Просто переубеди ее. Наедь на нее, с матами, набычься, как ты умеешь. Запугай. Но не бей! Я тебя умоляю!
А ты почему так за нее волнуешься? На ее стороне? я подняла брови.
Я на твой стороне, Яночка, родная! Как же я буду тут одна, если тебя выгонят? Ради твоего же блага: не надо!
Я обещала подумать, и Ольга надулась на меня. После пары я подошла к Валере и поведала ему свой план, в котором его роль стоять на шухере. Вместо следующей пары мы пошли в пиццерию перекусить, где обсудили все детали, обговорили сигналы.
Учебный день кончился, и мы вдвоем сидели на подоконнике, карауля Галю у женского туалета.
О, Покидченко! я соскочила с подоконника, заметив ее выходящей из аудитории. Она увидела меня и остановилась. Привет. Пошли, поговорим, что ли. Чего застыла.
Схватив ее за локоть, я без труда дотащила анорексичку до двери в туалет, которую любезно открыл, а после и захлопнул за нами Валера. С ходу отшвырнув ее к раковинам, я сбросила с плеча рюкзак и пока что поставила у ног. Вдруг и правда без этого обойдется? В ней кожа да кости, противник никакой.
Ян, ты чего? начала было она.
Знаешь, чего я не люблю в людях? улыбнулась я, скрестив руки на груди и отрезая ей путь к выходу.
Чего?
Когда они говорят гадости у меня за спиной, а не осмеливаются сказать мне их в лицо.
Ты о чем? нагло спросила она.
Не прикидывайся дурой, скривилась я. Ненавижу, когда люди делают вид, что не понимают, о чем речь. Давай пропустим ту часть, где ты якобы не знаешь, почему тут оказалась.
У нее заметно задрожали руки. Она увела глаза влево, как делают все и всегда, когда собираются соврать.
Если ты о той записи, это не про тебя.
Ну если уж ты сама про нее вспомнила, точно обо мне.
Нет! Это о об одном человеке. Я не могу рассказать.
Да, конечно, рассмеялась я, нагибаясь к рюкзаку и расстегивая молнию. Не обо мне, разумеется.
Ты что? Что там у тебя? Это она не договорила и прижалась спиной к стене. Яна. Это действительно не про тебя.
Галя, я чувствую ложь. К тому же по твоей роже видно, что ты врешь. Да это было видно еще сразу после комиссии твои эти взгляды, психи, «не трогай меня»!
Я просто была расстроена из-за тройки. А взгляды тебе показалось! Подумай сама, стала бы я писать об этом только сейчас? Почему не написала сразу, если изначально так считала?
Покидченко, ты себе своими же руками могилу роешь. Потому что все это время ты только подозревала, а на днях, когда услышала их моих уст его фамилию, уверилась в своей теории.
На ее лице мелькнуло то удивление, когда человек неожиданно находит решение загадки, над которой давно и безуспешно бился.
Что, хочешь сказать, я не права? Да я по глазам твоим бегающим вижу, что все так и есть.
Так ты все-таки спала с ним, да? Ай да я! Конечно! Можно было это сразу понять, фыркнула она. По тому, как он на комиссии на тебя пялился! «Довлатов не задавал мне вопросов»! передразнила она, подражая моему голосу. Так вот, где зарыты корни его странной доброты и лояльности в твою сторону! Я вот только не пойму, почему ты меня сюда притащила? Чтобы припугнуть? Чтобы я испугалась и не разболтала всему универу вашу маленькую тайну? Не дождешься. Об этом узнают все, кому не лень, и декан в первую очередь!