Не пьет, пожаловался Петька матери.
С соски попробуй, подсказала Никитична.
А у нас есть? оживился Петька.
Где-то должна быть. Сейчас поищу. И мать, порывшись в сундуке, разыскала и протянула сыну резиновую соску.
Петька наполнил бутылку парным молоком. Натянул соску на горлышко, и, когда сунул ее в рот волчонку, тот стал жадно сосать. Петька ликовал. Значит, теперь малыш будет жить! А тот, насытившись, отполз в сторону, присел и пустил лужицу. Петька постелил за печкой кусок овчины и уложил на нее притихшего звереныша. Свернувшись клубочком, тот вскоре заснул.
В соседней комнате гости громко разговаривали, весело смеялись, пытались петь. Они уже забыли о Петькиной находке. Только мать снова бесшумно подошла к нему, постояла рядом, посмотрела на посапывающего волчонка и вздохнула:
Что ж, божья тварь тоже жить хочет.
Знаешь, мама, чувствуя в ее словах поддержку, поднял голову Петька, он полную четушку молока выпил!
Ну-ну, одобрительно похлопала его мать по плечу и также бесшумно, как и пришла, удалилась.
«А как его назвать?» вдруг пришла в голову мысль. Петька перебрал в уме клички всех сельских собак, но ни одна из них его не удовлетворила. Хотелось назвать как-то по- особенному. Ведь это же не собака, а дикий волк. И тут вспомнилось ему слово «капрал», встретившееся в каком-то рассказе. Содержание того рассказа не запомнилось, а слово врезалось в память. «Назову-ка его Капралом», решил он. Кличка показалась самой подходящей: короткая, звучная, повелительная. «Капрал, Капрал», прошептал Петька и засмеялся, довольный.
Волчица хотя и видела, что мальчишки, покопошившись возле логова, ушли, возвращалась с опаской. Подойдя к поваленному дереву, несколько раз обошла вокруг него, ощущая раздражающие посторонние запахи. Просунув голову под валежину, дотянулась носом до отверстия дупла, призывно скульнула. Оставшиеся волчата при виде матери взволнованно запищали, словно рассказывая ей о перенесенных обидах и пережитом страхе. Обнаружив пропажу двух детенышей, волчица схватила в зубы крайнего волчонка и бросилась прочь от опасного места. Когда наступили сумерки, все три малыша, обласканные и накормленные, копошились уже в другом логове. Мать чутко осмотрелась вокруг, убедилась, что опасности нет, и направилась на поиски исчезнувших детей. Она вернулась к опустевшему дуплу и от него по следам мальчишек затрусила в сторону села. Возле крайних домов в нерешительности остановилась, осмотрелась. В некоторых домах горел свет, кое-где раздавались людские голоса, лениво взбрехивали собаки. Она свернула с дороги и затаилась в прошлогодней пожелтевшей траве. Когда в селе затихли последние шорохи, волчица осторожно обогнула первую усадьбу и, со страхом оглядываясь на окна, направилась по переулку. Вот где-то неподалеку с подвывом тявкнула полусонная собачонка. Волчица застыла неподвижно, напряглась сжатой пружиной, готовая в любую секунду броситься наутек. Когда же снова все замерло, двинулась дальше. Следы мальчишек раздвоились. Потоптавшись на месте, как бы в раздумье, воровато осмотрелась и решительно направилась к Петькиному дому. Зашла во двор, поднялась на крыльцо, обнюхала массивную дверь и поняла, что крепость эта для нее неприступна. Постояла, послушала. Но знакомого писка не уловила. Второй след также привел ее сначала на крыльцо, а от него к находившейся в конце усадьбы, вросшей в навоз стайке. Подойдя туда, волчица услышала голодный писк своего малыша. Забыв об опасности, заметалась вокруг. Обследовала все щели. Не найдя лазейки, попыталась подкопаться под стену, но стены были обложены толстым слоем навоза. Попробовала просунуть лапу в щель и открыть массивные двери, но и тут ничего не вышло. Оставалась только крыша, крытая полуистлевшей соломой. Туда она забралась по навозной куче. Разрыв солому, волчица бросилась вниз, схватила в зубы волчонка, но снизу добраться до лаза, через который проникла в стайку, не смогла. Раз за разом пыталась она допрыгнуть до отверстия. Срывалась и, наконец, обессиленная, с безысходной тоской глянув на светящееся в крыше отверстие, за которым была воля, родной лес, оставшиеся без матери волчата, она присела, выпустила волчонка и, высоко задрав узкорылую морду, приготовилась взвыть. Но, видимо, вспомнив о том, что находится в окружении брехливых собак, которые, заслышав ее вой, немедленно взбудоражат все село. Вовремя сдержалась, опустила голову, притихла. Почувствовав прикосновение ищущей мордочки, она прилегла и дала возможность волчонку насытиться. К утру, потеряв надежду выбраться наружу, волчица лежала возле двери. Просыпавшееся село оглашалось людским говором, мычанием коров, собачьим лаем, с каждым новым звуком усиливая напряжение и ужас обреченного зверя.
Глава 4
Васька, вернувшись из леса, не застал дома ни отца, на матери. Ему не с кем было поделиться своими впечатлениями. Поужинав в одиночестве, он попытался накормить и своего найденыша, но сколько ни тыкал его мордочкой в консервную банку со свежим молоком, не мог заставить сделать ни глотка. Щенок испуганно вырывался и жалобно пищал. «Надо сбегать к Петьке посоветоваться», подумал Васька, но усталость сморила его, и он решил, что до завтра ничего не случится, не умрет же щенок с голоду за одну ночь. Тут возник новый вопрос: где уложить его? В комнате оставлять нельзя: голодный он будет скулить, мешать спать, и вернувшийся навеселе отец непременно выкинет его из дому. «Устрою его в стайке», решил Васька. Стайка была глухая, рубленная из неотесанных бревен, крытая соломой, с массивной двустворчатой дверью. Васька подстелил в углу соломы и уложил голодного щенка. «А завтра конуру построю», деловито размышлял он. Закрыв дверь на запор, он, утомленный дневным путешествием, вернулся в избу и завалился спать. «А вдруг отец не разрешит его держать? ужаснулся он, засыпая. Опять заворчит: какой прок от собаки? Только жрать да гадить. Лучше поросенка выкормить, от того хоть мясо будет». Васькин отец, Макаров Иван, мужичок малорослый, был человеком прижимистым, завистливым, жадным. Васька хоть и любил его, как всякий ребенок своего отца, но часто и стыдился. На его воспитание в основном влияла мать, Зоя Савельевна, добрая, мечтательная женщина. Он и похож был не нее.
Утром, когда Васька проснулся, отец, хмурый, сидел за столом, подперев голову руками, а мать суетилась у печки, готовя завтрак.
Где это ты пропадал целый день? спросил отец.
На охоту с Петькой ходили. Я гурана ранил! Найти не могли. Зато щенят пять штук нашли.
Каких щенят? Где вы их нашли? перебил его отец.
В лесу.
В лесу? спросил Иван, явно заинтересованный. И что же с ними сделали?
Васька обрадовался: отец повеселел, может быть, разрешит держать щенка? И охотно рассказал, как все произошло.
Взяли по одному, а остальных на место положили.
По одному! На место! Эх вы, разочарованно выдохнул Иван и порывисто вскочил с места.
«Что такое?» насторожился Васька, с недоумением глядя на отца. А тот суетливо забегал по избе. «Надо же, дуракам подвалило счастье, а они проворонили! Такое богатство из рук уплыло! Растяпы!» мысленно досадовал он.
Мать, услышав Васькино сообщение, конечно же, поняла, каких щенят нашли в лесу ребятишки и, представив своего сына у волчьего логова, испуганно застыла у печи.
Между тем Иван остановился перед сыном и спросил:
А где же твой? Не вижу.
В стайке.
А ну-ка, пойдем, покажи, что это за щенок? попросил он, мысленно уже прикинув, что если только на самом деле Васька принес из леса волчонка, то за деньги, полученные за его шкурку, он купит сыну костюм и пальтишко.
Васька, ободренный необычным вниманием отца, быстро вскочил с постели, оделся, и они вышли во двор. Перед стайкой он вырвался вперед, побежал к двери, нетерпеливо поднял засов и только приоткрыл одну створку, как из-за нее выскочила поджарая «собака», держа в зубах притихшего «щенка». Она легко перемахнула забор и бросилась через улицу.
Цыть! Цыть! кинулся следом за ней Васька, но было уже поздно. Та быстро пересекла улицу. Перемахнула в огород, по задворкам выскользнула из села и направилась к лесу. Где-то запоздало тявкнула с надрывом собака, за ней другая, и многоголосый собачий лай огласил переулок.
Вот гадина, украла! едва сдерживал слезы обескураженный Васька. Отец досадливо передернулся, сплюнул под ноги, заторопился к дому, но что-то задержало его.
Ну, понял, какой это щенок? спросил он у сына.
Тот непонимающе смотрел на него.
Это же волчонок. Неужели не понял? Видел, как волчица только что, средь бела дня, тебя, чудака, раздела? Костюм и пальто из рук выхватила, зараза. Разве можно было оставлять его на ночь в стайке?
Васька обомлел: «Значит, это была не собака, а волчица! Как она меня не разорвала?» Отца же в это время занимала другая мысль.
Пять штук, говоришь, их там было? спросил он.
Пять, рассеянно ответил Васька.
«Пять штук! Куча денег! Какой клад нашли и не подняли».
Иван спросил сына:
А помнишь то место?
Вон там, выше Глубокого Ручья, указал Васька на Чернолесье.
А если поедем туда, найдешь?
Конечно! заверил Васька. Ему казалось, что ту поляну, где повстречали волчицу, найти нетрудно, а от нее недалеко и до логова. После завтрака они с отцом поехали верхом на одной лошади в лес. Когда забрались на вершину Чернолесья, Васька, озираясь по сторонам, понял, что нужное место найти не так просто. Но все-таки цепкая детская память удержала в голове некоторые чуть приметные ориентиры, и, проблуждав по лесу часа три, он вывел наконец отца на знакомую поляну, а вскоре подвел и к валежине. Но. Осмотрев все вокруг и обшарив дупло, они, кроме следов и запаха псины, ничего не обнаружили. Так ни с чем и вернулись обратно.
Наспех пообедав, Васька поспешил к своему другу. Поднимаясь на крыльцо Петькиного дома, он услышал возбужденные детские голоса, доносившиеся из избы. Открыв дверь, увидел в прихожей ватагу ребятишек, сидевших прямо на полу. Взгляды всех были устремлены на волчонка, которого Петька держал на руках, нежно поглаживая по спине. Видя, с каким вниманием и восторгом смотрят ребятишки на волчонка, Васька чуть не заплакал от обиды, что не сумел сохранить своего. Петька же, увидев его, стал расспрашивать, не подозревая о том, какую боль причиняет другу:
Твой-то как, пьет молоко? Я своего с соски пою. Видишь? И показал бутылочку с соской на горлышке.
«Эх, дурак, не пришел вчера», мысленно упрекал себя Васька. На вопрос Петьки хмуро ответил:
Моего уже нету. Его волчица утащила.
Как? Откуда? Когда? посыпались нетерпеливые вопросы ребят.
Во время Васькиного рассказа все притихли. Глаза, устремленные на рассказчика, горели от изумления и неприкрытого страха.
А вдруг бы она на тебя бросилась? не вытерпел один из мальчишек. Васька посмотрел на него, пожал плечами и ничего не ответил.
А как она туда забралась? спросил Петька.
Через крышу спустилась, только выбраться не смогла.
Эх, зря ты двери открывал. Пусть бы она там сидела, упрекнул Петька.
Откуда же я знал, что она там.
Посмотреть надо было.
Не догадался, вздохнул Васька и вдруг оживился:
А знаешь что? Давай ее поймаем! Посадим твоего волчонка туда же, она залезет за ним.
Ребятишки ждали Петькиного согласия. А тот медлил с ответом, размышлял. С одной стороны, заманчиво было поймать живую волчицу. Вот бы всех удивили! С другой стороны не хотелось рисковать Капралом, к которому он с каждой минутой привязывался все больше. Наконец, с нежностью посмотрев на прикорнувшего у его груди волчонка, он решительно заявил:
Нет, не стоит. Да и не придет она туда больше.
А давай в вашей стайке попробуем. В крыше нарочно дыру сделаем. Она придет! Вот увидишь! не унимался Васька.
Да ну-у, отмахнулся Петька.
Ее можно не убивать. Пусть живет и волчонка кормить будет.
Так она же с голоду сдохнет.
Мы сусликов ловить будем. Прокормим! продолжал убеждать друга Васька. Но сколько заманчивых идей ни высказывал он, как ни уговаривали Петьку остальные ребятишки, тот не согласился.
Вихрем в избу вбежала вечно спешившая Никитична. Она увидела склонившихся над волчонком ребят, приостановилась на минуту, спросила:
Если бы знали вчера, что это волчата, взяли бы, не испугались?
Ни Петька, ни Васька ничего не ответили ей. Пожалуй, они бросились бы наутек без оглядки. И это каждый из них сознавал, но ведь не скажешь об этом вслух.
Глава 5
Волчонок рос. Петька с Васькой, позабыв об охоте, все свободное время проводили с ним. Тот быстро освоился с новыми условиями, привязался к ребятишкам. Стоило им уйти, как он забивался в темный угол за печкой и тоскливо попискивал, с нетерпением поглядывая на дверь. И когда ребята появлялись, писк прекращался, волчонок выбирался из своего угла и спешил к ним навстречу. Прикасаться к себе позволял только Петьке и Ваське. Хотя в их отсутствие и Никитична, и Андрей нередко кормили волчонка, но он никогда не бросался к ним навстречу, не позволял дотрагиваться до себя. Посторонних же встречал настороженно, враждебно.
Ребята с первых дней стали приучать его к выполнению несложных команд: «Ко мне! Дай лапу! Ищи! Неси! Взять!». Он туго поддавался дрессировке, но ребятишки настойчиво добивались своей цели, и постепенно Капрал начал постигать сложную, необычную для таежного зверя науку.
Особенно трудно привыкал он к ошейнику, а затем к поводку. Возмущенно скулил, пытался содрать ремень лапами, отказывался от пищи и, забившись в угол, не выходил к ребятам. Васька жалел его, уговаривал Петьку прекратить эту пытку, но тот не сдавался. Дело в том, что без поводка проходить с волчонком по улицам села было невозможно. Там на него вихрем налетала свора собак и могла в любую минуту растерзать его. Отбиться от них он пока не мог, был слишком мал для такой схватки.
Петька победил. Вскоре Капрал, как послушный щенок, трусил следом за ним на поводке, отличаясь от собаки только большой лобастой головой и прямым малоподвижным хвостом. Как-то ребята привели его на берег Газимура. Васька, отцепив поводок, побежал по берегу, призывая волчонка следовать за собой, но тот застыл на месте, заозирался по сторонам, принюхиваясь к незнакомым запахам. Завидя поблизости воду, осторожно приблизился к ней и, рассмотрев свое отражение, остановился, зарычал. Затем осмелел, решительно шагнул вперед. Замочив лапы, выбрел на сухое место и стал отряхиваться.
Капрал! Капрал! звал Васька. Но тот, не обращая внимание на призывы, робкими шажками снова подступил к воде, осторожно окунул мордочку, сделал несколько торопливых движений розоватым языком, попробовав ее на вкус, заторопился навстречу Ваське. В это время до слуха ребят донеслась перекличка гусей. Над селом пролетала гусиная стая. Сдержанно переговариваясь на своем языке, гуси правильным клином двигались на север.
Вечером на Травяное садиться будут. Сходим? предложил Васька.
Пойдем! загорелся Петька.
С того дня ребята возобновили охоту. Однажды на Травяном озере Петьке удалось подобраться к одиноко плавающей утке совсем близко. Целился на этот раз он особенно тщательно, бил наверняка. После выстрела утка, тревожно закрякав и хлопая одним крылом, устремилась к противоположному берегу. С криком: «Ранил! Крыло сломал!» он метнулся в воду и, увязая в илистом дне, побрел за нею. Васька бегом обогнул озеро и отрезал ей путь к отступлению.