В разное время концепт становился предметом анализа философии, культурологии, лингвистики. Подходы в его изучении не являются взаимоисключающимися (культурологический, лингвистический, национально- специфичный), а поскольку концепт в сознании человека образование ментальное, то его исследование это поиск концептосферы социума и, как следствие, выход на культуру. Как единица культуры концепт закрепляет коллективный опыт, чтобы потом передать его индивиду.
Подходы в изучении культуры различаются лишь отношением к человеку. Образ мыслей и поведение индивида объясняются причинами культурными или социальными, а свободная воля и личностные особенности человека игнорируется. Лингвистический подход предполагает направленность к культуре от индивидуального сознания, а культурологический, наоборот, к индивидуальному сознанию от культуры. Разделение движений вовнутрь и вовне это всего лишь исследовательский приём, в действительности направление движения есть процесс многомерный и целостный.
Существует две модели концепта: архетипическая и инвариантная. В первом случае архетипическая модель речь идет о моделировке архетипа- концепта, который рассматривается как нечто образно-чувственное, предельно обобщенное, но скрытое в глубине сознания, и в редуцированной форме воплощающееся в значении, представлении или понятии слова.
В инвариантной модели концепта в содержании моделировки выступает другой объект, раскрывающий определённую семантическую область, которая представляется как обобщенная языковая комбинация73. Концепт образует культурный слой, который посредничает между миром и человеком. Этот слой формируется в результате взаимодействия фольклора и национальной традиции, идеологии и религии, образов искусства и жизненного опыта74.
Райская птица это новый объект понятие, которое появилось вследствие трансформации мифопоэтического восприятия птицы после христианизации Руси в 988 году. Главный архетипический смысл птицы существо, творящее мироздание, изменился в результате «мировоззренческого поворота». Очевидно, что в исследовании заявленного концепта разумно использовать инвариантную модель.
В «формуле хронотопа» М.М. Бахтина «время-пространство» неразрывно связаны между собой. В историческом хронотопе время и пространство осмысленно переплетаются. Пространство усиливается, затягиваясь в сгущающееся движение времени тогда и обнаруживаются знамения времени в пространстве75. В изучении культуры время и пространство приобретают особенный смысл, а любое историческое событие и каждый факт повседневной реальности неизбежно включаются в существующую систему координат76.
Пространство и время, по Канту, априори формы чувственности. Разделённость вечного сакрального и бренного профанного времени, неоднозначность их сопряженности и «полисюжетность» способствуют разноообразию темпоральных переживаний человека, который является носителем, транслятором и творцом социокультурных образцов, ценностей и норм. Феномен времени, «вынашивающий перемены», воплощается в разных идеологемах и мифологемах77.
Для миропонимания восточнославянских народов представляет особенный интерес взаимодействие языка и религии. культуроносным мощным источником стало христианство, в частности, православие. По мысли Дж. Фрэзера, «из храма вышла вся славянская культура», нашедшая в языке своё отражение, выразившееся в культурных концептах, словах, поговорках, пословицах и пр. Концепт «райская птица» это, своего рода, примета времени, символ меняющегося пространства, появившийся тогда, когда в нём нуждались больше всего. Новое религиозное осознание восточнославянскими народами самих себя связано с другим ощущением окружающего мира, с переживаниями, потребовавшими объяснения и подтверждения, что иное мировоззрение имеет право на существование.
В процессе взаимодействия язычества с христианством происходит «креолизация» христианского книжного языка и «удвоение» его плана содержания. Как следствие, рождаются тексты с двойной (языческой и христианской) семантикой, а архаические формулы, использующиеся в христианстве для выражения новых идей, близки к понятиям минувших эпох78. Этимологически концепт явился инвариантом, позднейшей логификацией, сохранившей отдельные черты существовавшего ранее орнитоморфного материнского архетипа.
В восточнославянских легендах проявлением трансцендентности стала мифическая страна ирий, куда осенью улетают птицы и уползают змеи. С мотивом зимовки в ирии змей и птиц, которые, по верованиям восточных славян, воплощали души мертвых, связано понимание ирия как «того света». В белорусском причитании по отцу поется: «в вырай все пташечки полетели, и вслед за ними ты». Сами перелетные птицы у белорусов и русских также назывались «вырей» («ирей»); известно русское (тверское) слово «вырей» «жаворонок».
Первые упоминания об ирии находятся в «Поучении» Владимира Мономаха (1096 г.): «И подивуемы, како небесныя птица из ирья идут да наполнятся поля и леси». Русь крещена уже более столетия, а древние поверья живы в народе. Ключи от ирия, под которым, очевидно, подразумевается рай, по-прежнему сохраняются у той или иной птицы, но появляются новые смысловые значения, разделяющие ирий на светлый и темный миры (рай и ад)79.
На Украине понятие «ирий» разделяют на «птичий вирий», располагающийся «за багатирями i за пущами» на теплых водах и «гадючий вирий», что в «Руськiй землi»80; однако, по сути, описывается одно и то же место, речь идет лишь о разных путях, что ведут в рай. Выреем или ирием называют не только стаи птиц, улетающих на зимовку, либо возвращающихся весной, но и стаи змей, ползущих на зимнюю спячку, под предводительством своего царя. В Полесье (Волынская область, Украина)81 верили, что змеиный ирий находится под землей, вход в него огромная яма в лесу, но змеи, направляющиеся в ирий по деревьям, поддерживали представление о древе, связующем тот и этот мир. Подобные свидетельства о противопоставлении ирия как места, куда птицы улетают, а змеи уползают на зиму («птичьего» и «гадючьего» ирия), связаны уже с христианским различием рая и ада. Такого рода воззрения представляют собой более позднее понимание непознаваемости мира.
По мысли В.В. Иванова, в славянских сказках и песнях о Мировом древе чаще упоминаются змеи, чем птицы82. Змей это «исторический персонаж», изменяющий свои формы и функции в процессе действия. В своей древнейшей форме змей (как и птица) представлял природные стихии воды, огня, грозы, дождя, гор и небесных сил83. В славянских сказках сохранились эти представления при указании мест обитания змеев рек, озер, подземных царств. Даже после принятия христианства изображения драконов-змиев в быту новгородцев являлись не только украшением, но и своеобразным оберегом, защищающим от зла и способствующим благополучию84.
Птица сливается в одно представление со змеем в поздних поверьях русского народа о чуме, которая воображалась летающей уткой с головой и хвостом змеи. В русской сказке птица Усыня змей с двенадцатью головами85. Известный образ антропоморфного чудовища Соловья-разбойника родственен Змею из белорусских сказаний с птичьим именем рогатый Сокол, который нередко награждался эпитетом Сокол-разбойник. Рогатый Сокол сродни также русскому Змею Горынычу.
Но в христианстве амбивалентный образ змея в большей степени обладает негативной наполненностью. Змей отрицательный персонаж, символизирующий Дьявола в его хтонической ипостаси. Крылатый ящер стремится заменить птицу, обитающую на вершине Мирового древа, чтобы уничтожить безупречные космические связи. Летающий змей это воплощение особенного могущества и угрозы со стороны хтонического нижнего мира86, потому что извечна борьба за право стать первым среди равных.
Эту мысль подтверждает сюжетный сказочный мотив о том, как в подземном царстве герой спасает от змея птенцов, сидящих в гнезде на высоком дереве, а громадная птица в награду за спасение своих детенышей выносит его на землю. В южнославянских поверьях сохранился рассказ о крылатом змее, живущем в озере и угрожающем птенцам из орлиного гнезда87. Переплетение образа птицы со змеем уже после Крещения Руси свидетельствует о процессе впитывания христианством ценностей язычества, в процессе развития которого складывается новая форма религиозного мировоззрения двоеверие.
Понятие о райской птице формируется постепенно, но свойство потусторонности, изначально птице свойственное, сохраняется. Слово «ирий» не уходит из обыденной речи и не теряет своего основного значения потусторонний мир, но смысл его теперь сводится только к понятию рая. Ирреальный мир четко разделяется на светлый (мир Бога) и темный (мир Дьявола).
Для всякой религии характерна вера в «сверхъестественное», а птица ближе других к Богу88. Архетип птицы редуцируется, оставляя за собой лишь часть значения. Теперь птица символ Святого Духа воспринимается как божья вестница и помощница, место её обитания соединяется с раем. Прилет птиц и встреча весны людьми начинают рассматриваться как напоминание о Благой вести Иисуса Христа и спасении человечества от смерти89. Так складывается представление о райской птице, но сохранившиеся языческие традиции связывают птицу с потусторонним миром в целом, поэтому она по-прежнему остается амбивалентной и омофоничной.
Концепт не столько мыслится, сколько переживается, так как включает в себя как логические признаки, так и компоненты эмоциональных, художественных, бытовых ситуаций и явлений. Смысловые значения складываются в результате углубленной переработки первичного опыта, в основании которого находится процесс апперцепции, когда новое смысловое содержание включается в систему уже существующую или «участвует в создании новых мыслей сильнейших представлений»90.
Исторически и в христианстве, и в язычестве птицы изначально символы духа и божественные вестники, но, если в язычестве птица культурный архетип, то в христианстве она концепт конструкт архетипа. Как конструкт концепт «реконструируется», а не воссоздаётся в той действительности, которая его формирует посредством языкового выражения и внеязыковых знаний91. В язычестве определение «райская» по отношению к птице не употреблялось, ведь птица считалась жительницей ирия потустороннего мира без деления на рай и ад. В христианстве идея райского царства получает свое развитие, поэтому птицам предписывается проживать в раю. В народной среде в языковом выражении слово «ирий» постепенно становится синонимом слова «рай».
Анализ понятия «рай» подтверждает, что представления о птицах изменились после Крещения Руси. Общеславянское слово «рай» дохристианского происхождения означало «прекрасный сад»92. Другое значение слова «рай» дерево со значением стремиться вверх, возвышаться. В украинских колядках свадебное дерево так и называется «рай»93.
Деревья вообще составляют символ рая. В славянских сказках нередко именно дерево символизирует райское царство с живущими там птицами. Например, в поздней русской сказке «Поющее дерево и птица-говорунья» героиня, по указке волшебной птицы, поднявшись на гору в иное царство, находит там поющее дерево, с помощью которого освобождает своих братьев94. Иное царство в сказках нередко называется «тридесятым» и располагается на горе; герои сказок проникают в тот мир, поднявшись по высокой крутой горе95; очевидно, что значения горы и дерева, символизирующие путь наверх, сближаются. Несмотря на уже развившиеся христианские традиции, слово «рай» в сознании народа по-прежнему связывается с Мировым древом, при этом волшебная птица, проживающая в раю, выступает в роли помощницы человека, что подтверждает новое понимание её облика как птицы божьей, а значит, райской.
Концепт возникает путем столкновения смыслового значения слова с народным и личным опытом человека, его потенции будут богаче и шире, только если богаче и шире будет культурно-духовный опыт человека96. Концепт формирует речь, но не в плане грамматики, а в пространстве души с её энергией, ритмами, уточнениями и интонацией97. В условиях христианской монотеизации функциональность концепта облегчила практику общения между людьми, сгладив противоречия в толковании понятий «птицы» и «райской птицы». Под «райскими птицами» стали подразумеваться существа, прямо связанные с небом.
Ю.С. Степанов назвал концепт «сгустком культурной среды» в сознании индивида; через концепт культура погружается в ментальность человека, а человек окунается в поле культуры, на которое может влиять98. В мире ментальности человека концепт не формируется как ряд четких понятий, это «пучок» ассоциаций, представлений, знаний, тревог и волнений человека99.
Истоки первоначальных сведений о райских птицах находятся в легендах Востока. Сообщения попали на Русь вместе с историями о невиданных странах от купцов, везущих товары из дальних государств через Каспийское (Хвалынское) море по реке Волге (Славянской). В славянский порт Корсунь (Херсонес) на Черном море, широко известный во времена могущества древней Греции, свозились восточные и византийские товары, своеобразие которых отразилось на изделиях местных ремесленников. Археологические раскопки Херсонеса представляют найденные осколки глиняных поливных блюд с изображением сирина в короне100.
Уже в первые века после крещения Руси изображения птиц украшают божественные книги. На первом листе Юрьевского Евангелия (XII в., ГИМ) заставка киноварью выполнена «вроде храма без крестов с изображениями по краям павлинов, четырех птиц неизвестного названия и двух животных»101. Райские птицы украшают книги, архитектурные сооружения, ювелирные изделия, их изображения можно увидеть на старинных лубках.
Закреплению в сознании народа мифов о райских птицах способствовал тот факт, что с начала XVI в. в Россию из Новой Гвинеи начали попадать чучела райских птиц. Эти непривычные птицы (ближайшие родичи наших ворон и сорок) обладали ярким оперением и были привезены в Россию из Европы, куда завозились португальцами. Испанцы прозвали их небесными райскими птицами, так как они были ясно видимы только летающими в воздухе, поражая воображение разнообразием цветовой окраски. Торговцы отрубали им ноги, чтобы продавать как можно дороже, выдавая за птиц небесных, дабы убедить покупателей, что эти птицы вовеки не садятся на деревья.
В свое время райские птицы истреблялись сотнями тысяч особей. Их чучела и перья доставлялись в Европу на торговых судах и часто шли на отделку дамских шляп и другие украшения. В России в 1790 году райская экзотическая птица была описана в коммерческом словаре, переведенным с французского языка В.А. Левшиным, как товар, пригодный для торговых целей. Сегодня охота на райских птиц запрещена, за исключением нужд папуасов Новой Гвинеи, которые столетиями используют эти перья в ритуальных и обрядовых целях.