Не только общее вероучение объединяет людей. Различие в вероисповедании тоже объединяет, если только это различие явное. Граница объединяет. Многие великодушные мусульмане и рыцари-крестоносцы ближе друг к другу, поскольку и те и другие догматики, чем двое неприкаянных агностиков на скамье в часовне мистера Кэмпбелла. «Я говорю, Бог один» и «Я говорю, Бог един, но Он же и Троица» это начало хорошей заклятой дружбы между людьми. Но наш век превратил бы эти вероучения в тенденции. Так, верующему в Троицу было бы велено следовать множественности как таковой (потому что такова его «склонность»), и в итоге в его Троице появилось бы триста тридцать три лица. В то же время мусульманин превратился бы в мониста: пугающее интеллектуальное падение, когда вполне здравый человек готов не только признать, что Бог один, но и признать, что кроме Бога не существует никого и ничего. Если бы они оба в течение достаточно долгого времени следовали за светом своего собственного носа[29], они бы вынырнули снова с другой стороны: христианин-политеист и мусульманин-панэгоист, оба совершенно сумасшедшие и понимающие друг друга еще меньше, чем раньше.
Точно так же обстоит дело и с политикой. Политическая неопределенность разделяет людей, она их не объединяет. Люди пройдут по краю пропасти в ясную погоду, но они будут держаться от него подальше в тумане. Так тори может подойти к самому краю социализма, если он знает, что такое социализм. Но если ему говорят, что социализм это дух, возвышенная атмосфера, благородная, неопределимая тенденция, он постарается отодвинуться от него и будет совершенно прав. На утверждение можно ответить аргументом, но тенденцию можно отразить лишь здравым предрассудком. Говорят, что японский метод борьбы состоит не во внезапном натиске, а во внезапном отступлении. Это одна из многих причин, почему мне не нравится японская цивилизация. Использовать отступление как оружие худшая черта Востока. Но, конечно, труднее всего бороться с той силой, которую легко победить; с той, которая всегда отступает, а затем возвращается. Такова сила великих безличных предрассудков, которыми наполнен современный мир. Против них нет никакого оружия, кроме жесткого, стального здравомыслия, решения не слушать россказни и не заражаться болезнями.
Короче говоря, разумная человеческая вера должна защищать себя предрассудками в эпоху предрассудков, точно так же как она защищала себя логикой в эпоху логики. Но разница между этими двумя ментальными методами очевидна. Суть различий заключается в следующем: предрассудки расходятся, а вероучения всегда сталкиваются. Верующие натыкаются друг на друга, в то время как слепые приверженцы держатся друг от друга подальше. Вероучение вещь коллективная, и даже грехи его следствие совместной жизни. Предубеждение дело личное, и даже его толерантность мизантропична. Так же обстоит дело и с нашими партиями. Они держатся подальше друг от друга; газета тори и газета радикалов не отвечают друг другу, они игнорируют друг друга. Подлинная полемика, справедливые дебаты перед общей аудиторией стали в нашу эпоху большой редкостью. Для искреннего спорщика больше всего важен хороший слушатель. Настоящий энтузиаст никогда не перебивает; он выслушивает аргументы противника так же охотно, как шпион выслушивает планы врага. Но если вы попытаетесь провести реальный спор с современной газетой иной политической партии, вы обнаружите, что между насилием и уклонением от боя не допускается ничего среднего. Вы не получите никакого ответа, кроме клеветы или молчания. Современный редактор не должен обладать тем жадным слухом, который дается в паре с честным языком. Он может быть глухим и молчаливым, и это называется достоинством. Или он может быть глухим и шумным, и это называется беспощадной журналистикой. Ни в том, ни в другом случае спора не возникает, поскольку главная цель современных партийных бойцов отбежать так далеко, чтобы и не слышать друг друга.
Единственное логическое лекарство от такого недуга утверждение человеческого идеала. Я постараюсь, говоря об этом, оставаться настолько не «трансцендентным»[30], насколько это согласуется с разумом: достаточно сказать, что, если у нас нет какой-либо доктрины о божественном человеке, любые злоупотребления могут быть оправданы, поскольку эволюция может сделать их полезными. Научному плутократу будет легко утверждать, что человечество приспособится к любым условиям, которые мы сейчас считаем тлетворными. Старые тираны ссылались на прошлое; новые тираны будут взывать к грядущей эволюции, породившей улитку и сову, эволюция может породить рабочего, которому потребуется не больше места, чем улитке, и не больше света, чем сове. Работодателю нет нужды переживать, отправляя кафра[31] на подземную работу: скоро тот станет подземным животным, как крот. Ему не нужно беспокоиться о дыхании ныряльщика, которого посылают на дно: тот скоро станет глубоководным животным. Люди не должны хлопотать о том, чтобы изменить условия: условия и так скоро изменят людей. Голову можно ужать, чтобы она соответствовала шляпе. Не сбивайте оковы с раба бейте раба, пока он не позабудет об оковах. На все эти правдоподобные современные аргументы в пользу угнетения единственным адекватным ответом будет постоянный человеческий идеал, который нельзя ни сбить с толку, ни уничтожить. Самый важный человек на земле это идеальный человек, которого нет. В Писании говорится, что христианская религия специально обозначила предельное здравомыслие Человека, которое будет судить воплощенную и человеческую истину. Наши жизни и законы оцениваются не по божественному превосходству, а только по человеческому совершенству. Человек, говорит Аристотель, и есть мера. В Писании говорится, что Сын Человеческий будет судить живых и мертвых.
Итак, доктрина не вызывает разногласий; скорее одна только доктрина может избавить нас от них. Однако необходимо задать прямой вопрос: какая абстрактная и идеальная форма в государстве или семье может утолить человеческий голод, причем вопрос этот необходимо отделять от иного: можем ли мы все это получить и в какой мере. Но когда мы начинаем спрашивать, что нужно нормальным людям, чего хотят все народы, что такое идеальный дом, или дорога, или правление, или республика, или король, или священство, мы сталкиваемся со странным и раздражающим препятствием, свойственным современности, и мы должны на время остановиться и изучить это препятствие.
IV. Страх прошлого
Последние несколько десятилетий были отмечены особым культом романтизированного будущего. Кажется, мы решили неправильно понимать то, что произошло, и с облегчением обращаемся к изложению того, что произойдет, это, по-видимому, намного проще. Современный человек больше не гордится мемуарами своего прадеда; он занят написанием подробной и убедительной биографии своего правнука. Вместо того чтобы трепетать перед призраками прошлого, мы дрожим в тени еще не рожденного ребенка. Этот дух заметен везде, даже в самом факте появления фантастического романа. Сэр Вальтер Скотт на заре девятнадцатого века создал роман о прошлом; мистер Уэллс на заре двадцатого века создал роман о будущем. Старая история, как мы знаем, должна была начинаться так: «Поздним зимним вечером появились два всадника» А новая история так: «Поздним зимним вечером появятся два летчика» Это направление не лишено привлекательности: зрелище стольких людей, вновь и вновь сражающихся в битвах, которые еще не случились; людей, светящихся воспоминаниями о завтрашнем утре, эксцентрично, однако в одухотворенности ему не откажешь. «Человек, опередивший свой век» довольно знакомое выражение. «Век, опередивший свой век» звучит весьма странно.
Но даже сделав скидку на безвредный художественный прием и присущее человеку озорство, я все же назову этот культ будущего не только слабостью, но и трусостью нашей эпохи. Своеобразное зло эпохи состоит в том, что даже ее воинственность происходит из страха, а джингоизм[32] достоин презрения не потому, что он дерзок, а потому, что робок. Причина, по которой современные вооружения не будоражат воображение подобно оружию и знаменам крестоносцев, заключается не во внешнем уродстве или красоте. Некоторые линкоры красивы, как и море, а многие нормандские шлемы были такими же безобразными, как нормандские носы. Уродство самой атмосферы нашей технологической войны проистекает из порочной паники, которая лежит в ее основе. Крестоносцы устремлялись к некоей цели, они устремлялись к Богу, в этой погоне находит утоление сердце храбреца. Современная гонка вооружений вовсе не погоня. Это отступление, бегство от дьявола, который поймает отстающего. Невозможно представить себе средневекового рыцаря, говорящего о все более и более длинных французских копьях с таким же трепетом, с каким ныне говорят о все более и более внушительных немецких кораблях. Человек, который назвал Школу синего моря[33] «Школой страха», выразил психологическую истину, которую сама школа вряд ли смогла бы отрицать. Двухдержавный стандарт[34], даже если он необходим, в некотором смысле унизителен. Ничто так не оттолкнуло многие благородные умы от имперских инициатив, как манера преподносить эти инициативы в качестве скрытой или внезапной защиты от мира холодной жадности и страха. Например, Бурская война[35] была окрашена не столько верой в то, что мы что-то делали правильно, сколько верой в то, что буры и немцы, по-видимому, делали что-то не так и вынудили нас (как было сказано) пуститься в море. Мистер Чемберлен, насколько я помню, сказал, что эта война перо в его шляпе[36], что, несомненно, так и есть, только это перо белое[37].
Сейчас тот же самый первичный страх, который я ощущаю в поспешном патриотическом вооружении, я ощущаю и в поспешном выстраивании будущего видения общества. Современный разум направляется в будущее, подталкиваемый определенным чувством усталости (и даже с примесью страха), с которым он смотрит в прошлое. Его подгоняют навстречу грядущим временам; выражаясь точными словами популярной фразы, «ему всыпали по первое число». И этот стимул, который так яро подстегивает разум, отнюдь не любовь к будущему. Будущее не существует, потому что оно еще в будущем. Скорее действует страх прошлого, страх не только перед тем злом, что было в прошлом, но и перед всем хорошим, что там было, тоже. Мозг раскалывается под натиском невыносимой добродетели человечества. Было так много пламенных верований, которые мы не способны удержать, так много сурового героизма, которому мы не можем подражать, столько усилий было вложено в монументальное строительство или в воинскую славу, и все это кажется нам одновременно и грандиозным, и жалким. Будущее убежище, где можно скрыться от яростной конкуренции наших предков. Старшее поколение, а не младшее, стучит в нашу дверь. Гораздо приятнее спасаться бегством, как сказал Хенли[38]
Примечания
1
В начале (лат.)
2
Трауберг Н.Л. Человек для нашей поры / Капли из ведра. Заметки переводчика // Дружба народов. 2004. 8.
3
Чарльз Фредерик Герни Мастерман (18731927) британский политик-либерал, писатель. (Здесь и далее примеч. перев.)
4
Конгрегационалисты (от лат. congregatio) последователи возникших на позднем этапе английской Реформации радикальных общин, наиболее активно боровшихся за «очищение» («пурификацию») Церкви Англии от епископата и всех элементов католической доктрины и обрядности. Основополагающий принцип полная вероисповедная и организационная автономия каждой общины (конгрегации).
5
Британский Лев официальный герб британского монарха.
6
Парафраз Лк. 2: 52: «Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков».
7
Пуритане (от лат. puritas «чистота») английские протестанты, не признававшие авторитет официальной церкви, последователи кальвинизма. Для пуританства характерны крайняя строгость нравов, целомудрие и аскетизм.
8
Вероятно, понятная современникам отсылка к т. н. «русскому гриппу» (под таким названием была известна последняя масштабная эпидемия XIX в., грипп 18891890 гг.).
9
Хилэр Беллок (18701953) известный писатель и историк, друг Честертона.
10
Бернард Шоу (18561950) выдающийся английский драматург.
11
Альфред Милнер (18541925) британский государственный деятель и колониальный администратор.
12
Кайлеб Салиби (18781940) британский врач, писатель и журналист, сторонник евгеники.
13
Джон Кэдбери (18011889) основатель кондитерской компании, приверженец сухого закона.
14
Речь идет об ионике орнаменте в виде яйцеобразных, срезанных сверху элементов (овов) и чередующихся с ними стрельчатых элементов.
15
Как раз в 1910 г. вышел английский перевод стихотворной пьесы Эдмона Ростана «Шантеклер», главный герой которой петух.
16
«Лебедь Эйвона» прозвище Шекспира.
17
Арчибальд Филип Примроуз, граф Роузбери (18471929) британский политик, член Либеральной партии Великобритании (виги), в 18941895 гг. был премьер-министром Соединенного Королевства.
18
Аллюзия на принадлежащее римскому поэту Вергилию выражение rerum cognoscere causas.
19
Морис Метерлинк (18621949) бельгийский писатель, драматург и философ, автор философской пьесы-притчи «Синяя птица», посвященной вечному поиску человеком символа счастья и познания бытия.
20
Grosse and Blackwell производители кондитерских изделий.
21
Прогулка по доске вид казни, применявшийся пиратами: осужденный шел по доске, один конец которой выдавался в море, падал и тонул.
22
Тартюф персонаж пьесы Мольера «Тартюф, или Обманщик».
23
Пексниф персонаж романа Чарльза Диккенса «Мартин Чезлвит», самозванный учитель, жестокий эксплуататор.
24
Уэслианская методистская церковь является частью так называемого движения святости, в котором подчеркивается стремление возлюбить ближнего, как самого себя, и которое включает такие практики, как ношение скромной одежды, отказ от ненормативной лексики и др.
25
Англиканская церковь государственная церковь Англии.
26
Джон Клиффорд (18361923) британский министр и политик, выступающий за пассивное сопротивление Закону об образовании (the Education Act) от 1902 г.
27
Эдуард Фредерик Вуд, граф Галифакс (18811959) британский политик, член партии консерваторов (тори).
28
Брайтон город на южном побережье Англии в графстве Восточный Суссекс.
29
Как Донг из стихотворения Эдварда Лира «Донг со светящимся носом».
30
Трансцендентный принципиально выходящий за пределы чувственного опыта.
31
Кафр представитель одной из народностей Африки, происходит от арабского слова «кафир», означающего «неверный, неблагочестивый».
32
Джингоизм шовинистический национализм в Англии; для джингоизма характерны пропаганда колониальной экспансии и разжигание национальной вражды.
33
Школа синего моря, Blue Water School (разг.) политики, считающие сильный флот и господство на море необходимыми условиями для военного могущества страны.
34
Акт о морской обороне 1889 г. (англ. Two-Power Standard) закон, принятый британским парламентом и предусматривавший постройку в течение 18891894 гг. 70 боевых кораблей для Королевского флота; этот закон впервые утвердил «двухдержавный» стандарт, согласно которому британский флот должен быть сильнее, чем два любых других флота в мире, вместе взятых.