Феб широко улыбается, отчего черты его красивого лица заостряются.
Значит, только еду?
Ага. Только еду.
А вино?
Никакого вина! Я прижимаю ладонь к беспокойному животу. Учитывая, сколько я вчера выпила, еда в желудке обязательно забродит.
Рассмеявшись лающим смехом, Феб стремительно удаляется. Когда он исчезает из виду, я закрываю дверь и подхожу к клочку окна, из которого открывается вид на Марелюче. На голубой глади покачивается деревянное судно, полностью черное. Пытаюсь разглядеть друзей, поскольку подозреваю, что корабль их, но я слишком высоко, а они слишком низко.
Записка Энтони по-прежнему у меня в кулаке. Наконец разворачиваю ее и читаю нацарапанные в ней слова.
Удивленно вскидываю брови. Это стих!
Не то чтобы я думала, будто капитан не способен слагать рифмы, просто я скорее ожидала увидеть нарисованную от руки карту с указанием слабых мест Небесного Королевства.
Ага, раскатала губу!
Вероятно, в царстве Лора нет слабых мест.
Сердце колотится, наполняя вены кровью: приходится прислониться к стене, чтобы не упасть.
Как бы поступил Лоркан, прочитай он эти строки? Может, я и не считаю себя его собственностью, но Король воронов чертовски ревнивый. Наказал бы он Энтони за столь сентиментальное отбытие?
Я прижимаю ладонь к небьющемуся стеклу.
Сумасшедший! Зачем рисковать жизнью, заявляя о чувствах, которым ни один из нас не может поддаться?
Не то чтобы я поддалась своим чувствам, когда у меня была возможность. Я была настолько одержима Данте, что убедила себя, будто моя единственная цель в жизни посадить его на трон. Даже отдала этому неблагодарному фейри свою девственность. Разумеется, это вовсе не приз какой-то, но я отдала Данте все. Тем не менее мой язык оказался для него слишком остер, а уши недостаточно.
Я представляю, как он стоит на пристани, наблюдая, как причаливает судно из Неббе, ветер треплет его длинные косы, украшенные драгоценными камнями, они хлещут по его белому мундиру. Если только он теперь не носит золото, как Марко. Поменяв белое на золотое, закрываю глаза и вновь его представляю. У меня настолько богатое воображение, что я даже чувствую запахи лимона, соли, эвкалипта и слышу звуки: ровный голос Данте, легкий Габриэле. Когда всплывают также голоса Таво и Сильвия, я распахиваю глаза. Как бы я ни презирала эту каменную клетку, там мне тоже быть не хочется.
Иду к кровати и заправляю ее с армейской аккуратностью, которую воспитала во мне нонна и которую я отчаянно пыталась привить и Фебу, однако этому мальчишке нисколько не нравится ни застилать кровати, ни убирать в комнате, ни Да что уж говорить, Феба интересуют лишь удовольствия, какие только существуют на земле фейри.
Вновь перечитав записку Энтони, засовываю ее под матрас. Наверное, следует выбросить ее в ночной горшок, но это мое первое любовное послание, и хотя я не влюблена в капитана, хранить любовное письмо кажется крайне романтичным.
О, как же мне хочется показать его мамме! Она обожает романтику.
Я стряхиваю с себя грезы.
Агриппине, а не мамме.
Сжав кулаки, поднимаю взгляд на море на остров, который словно плывет по океану, как шарик клубничного мороженого.
Это родина моих предков.
Колдуний
Я дрожу от мысли, что мой род состоит из женщин, которые используют для заклинаний кровь.
Подумать только, а ведь когда-нибудь от капли того, что течет по паутине под моей кожей, меня будут бояться так же сильно, как их. Утешает лишь то, что друзья, зная мое истинное происхождение, пока меня не отвергли.
Желание больше узнать о своем наследии и будущих силах вызывает соблазн проникнуть в комнату Лоркана. Наверняка он скроет правду, ведь когда ко мне вернется магия, я стану вновь уязвима перед обсидианом, да к тому же меня вышвырнут из Люче.
Двойная потеря для Короля воронов.
Полагаю, и я ничего особенно не выиграю, разве что
Поскольку я только наполовину ворон, возможно, обращусь в обсидиановую глыбу только наполовину. Так себе расклад. Если окаменеет нижняя часть, то можно распрощаться с ходьбой. А если верхняя да, определенно, незавидная участь.
Лоркан наверняка знает, что происходит с полукровками.
Вдруг пол накреняется, а каменная стена перед глазами расплывается.
Я оказываюсь в комнате, полностью уставленной книгами толстыми кожаными корешками с позолоченным тиснением. Некоторые названия понятны, некоторые явно не на лючинском: с черточками над буквами и посередине слов.
Разворачиваюсь. Где это я, подземный мир меня задери?! Я почти теряю равновесие, когда носа касается черная кожа брони, а спины жесткая рука. Вытягиваю шею и тяжело сглатываю, встречаясь взглядом с золотистыми глазами.
Глава 8
Нестерпима разлука, Биокин? Его запах щекочет кончик носа, как переливающийся на ветру солнечный свет и летние грозы.
Закатив глаза, впиваюсь ладонями в жесткий кожаный нагрудник.
Отпусти!
Прикосновение к спине исчезает так внезапно, что я отшатываюсь и ударяюсь копчиком о книжный шкаф.
Как я здесь очутилась?
В моем сознании? Ты моя пара.
Твое сознание библиотека? Я намерена пропускаю вторую часть ответа мимо ушей.
На его губах появляется улыбка.
Когда я бодрствую, мое сознание выглядит так же, как место, в котором находится мое тело. Когда сплю, сознание там, куда приводят меня сны.
Хм!
Каков предел этой самой ментальной штуки?
Парных уз?
Я бросаю на него испепеляющий взгляд, который, надеюсь, выражает мое отношение к тому, что он упорно использует это выражение.
Его улыбка становится шире.
Ресничка в глаз попала? спрашивает он. Я недоуменно хмурюсь. У тебя левое веко подергивается.
Я широко распахиваю глаза и выставляю вперед подбородок. Новый взгляд, которым я его прожигаю, ничуть его не пугает.
Каков предел, Морргот? Сосредоточься. Каков размах ментальной связи?
Парных уз.
Ментальной связи. Мое упрямство только забавляет его еще больше.
Нет никакого предела. Пока бьются наши сердца, мы можем проникать в сознание друг друга.
Что ж, как говорится, мерда!
Тогда почему Кахол не может проникнуть в сознание Зендеи?
Этот вопрос наконец стирает улыбку с его лица. Выражение становится таким мрачным, что вокруг начинает сгущаться черный дым. Завитки проносятся по воздуху между нами и обвиваются вокруг моих голых икр и лодыжек.
В кои-то веки я не возмущаюсь: в его намерения не входит вывести меня из себя. Вряд ли он вообще осознает, насколько эмоции влияют на его дым.
Думаешь, она мертва, да?
Честно, не знаю, но молюсь, чтобы узам препятствовала кровавая печать, которую Мериам нарисовала на своей дочери.
Кровавая в смысле?..
Написанная кровью.
Мысль о том, чтобы разрисовывать людей содержимым вен, еще больше скручивает желудок.
Значит, для разрыва нашей связи нужно, чтобы ведьма-шаббинка капнула немного крови мне на кожу? Или лучше тебе. Я морщу нос. От вида крови меня тошнит, за исключением ежемесячных Впрочем, это совершенно не относится к делу и тебя не касается.
Его дым втягивается обратно в плоть или куда он там обычно девается?
В общем Я потираю кожу на ключице, чувствуя, как краснею, и сосредотачиваюсь на книгах, вместо вернувшейся на губы Лора улыбки. Мне надо э-э, идти.
Закрываю глаза и думаю о своей спальне-клетке. Примерно через три с половиной секунды напряженной фокусировки приоткрываю веки.
Лоркан обжигает меня ухмылкой.
Как мне отсюда выбраться? бурчу я.
Он опирается стройным бедром о высокий письменный стол, заваленный пожелтевшими картами.
Достаточно просто захотеть уйти.
Я таращусь на него.
Только этого мне и хочется!
Если бы это было так, ты бы уже вернулась в свое тело, Биокин.
Я раздраженно выдыхаю, отчего прядь уже высохших волос подлетает, и думаю о Фебе, ушедшем за едой. Желудок издает глубокое урчание, и звук возвращает меня обратно в мое тело, которое, на удивление, все там же, где я его оставила.
О боги, я покинула свое тело!
Я могу выйти из собственного тела
Невероятно!
И совершенно нежелательно Тем не менее воистину невероятно.
Хуже всего, что я не могу рассказать об этом даже лучшему другу: он обязательно спросит, как это у меня получается нырять в чужое сознание, а мне не хотелось бы вдаваться в подробности.
Если подумать, никто не должен знать правду.
Ни единая душа.
Твой отец не любит сплетничать.
Я подпрыгиваю от голоса Лоркана и, прищурившись, оглядываюсь: не перенес ли он ко мне нечто большее, чем голос. Однако мои покои не омрачает ни один ухмыляющийся, покрытый дымом ворон.
Ну а ты?
Разве я произвожу впечатление человека, который откровенничает со всеми подряд?
Нет. Да. Не знаю. Ты не совсем могила.
Со мной твои тайны в безопасности, Биокин. А теперь мне нужно вернуться к планированию следующей войны.
Я фыркаю, пока до меня не доходит
Погоди! Ты планируешь войну?
А как, по-твоему, растут империи и захватываются троны?
Какой трон ты намерен захватить?
Минует мгновение. Наконец он отвечает:
Твой принц в безопасности. Пока что.
Дверь спальни распахивается с такой силой, что ударяется о стену. Заходит Феб, шатаясь под тяжестью блюда в руках.
Я принес тебе все, что может душенька пожелать.
Моя душа желает свободы, и никто, кроме короля воронов, не способен мне ее предоставить.
Глава 9
Я стою на пороге гардеробной, живот так набит, что выпирает под тканью чужой рубашки. Рассматриваю ряд вешалок и вереницу обуви. Похоже, Лоркан предусмотрел наряды на все случаи жизни. Платьев столько же, сколько брюк и блузок, и все они в монохромной гамме.
Заглянув в каждый выдвижной ящик, Феб проводит пальцами по платью, полностью сшитому из черных перьев.
Сногсшибательное.
Ужасное! Должно быть, ради него общипали множество птиц! шиплю я. Лор считает, его вороны лучше фейри, но те хотя бы не делают одежду из кожи собственного народа.
Феб морщит нос, отнимая руку от платья.
У тебя выдающийся талант портить малину.
Напомни, почему мы здесь?
Потому что у тебя пятно от соуса на правой груди. Он тычет пальцем в упомянутое место, будто я могла о нем забыть, учитывая, как усердно его оттирала. Оно привлечет внимание во время нашей экскурсии.
Внимание к чему? К тому, насколько неаккуратно я ем?
Друг ухмыляется.
К этому тоже.
Я пожимаю плечами.
Меня больше не волнует, что обо мне подумают.
Какой ты стала пресыщенной, Пиколина.
Лишенной иллюзий, а не пресыщенной.
Вздохнув, он поворачивается к вешалкам, хватает черную рубашку, затем достает из ящичка что-то персиковое и блестящее.
Фебс, я не
Это для меня. Не хочу вызывать комплексы у твоих родственничков. Он указывает на свой подтянутый торс с бугорками крепких мышц не настолько выпуклыми, как ему хотелось бы, но которыми он гордится. Особенно если учесть, что в детстве он щеголял с вогнутой грудью и цыплячьими ножками.
Как бы мы с Сиб ни заверяли Феба, что он красавчик, он нам не верил, пока не вырос и не набрал мышечную массу.
А вот это для тебя. Он швыряет клочок атласа мне в лицо. В замке бывают довольно сильные сквозняки. Мы же не хотим, чтобы ты простудилась?
Не знала, что можно простудиться через пятую точку.
Он хихикает, тем не менее я ему уступаю. На случай если придется подниматься по лестнице или сквозняки задерут подол рубашки.
Может, еще обувь наденешь? предлагает друг, поправляя свободную черную блузу, достающую ему лишь до пояса брюк. Ему удалось придать ей стильный вид.
Я кошусь на ряд обуви. Пойти еще на одну уступку? Я не готова махать белым флагом перед физиономией Лоркана, даже ударить его этим флагом. А к чему я готова, так это по полной использовать свое положение.
Новая обувь новые мозоли. У меня еще ноги не выздоровели.
Натянув нижнее белье, которое кажется сотканным из подогретого на солнце масла, я отправляюсь исследовать царство Лора.
Феб вытягивает шею.
Дальше этого места я пока не заходил.
Я поворачиваюсь, разглядывая пещерообразную комнату, увитую решетками вертикально растущих
Это тыква? Подхожу к одной из стеновых панелей, увитой кустами, и провожу пальцами по листочку в форме сердца, торчащему из зеленой луковицы.
Тау. Тыква. Женщина с серебристыми ниточками в черных волосах, с подведенными черным глазами и татуировкой пера на скуле подвязывает бечевкой другой стебель с набухающим плодом. Отрезав лишнее удлиненным железным когтем, она обращает свое внимание на меня и произносит цепочку слов на вороньем, я улавливаю лишь самое последнее.
Я знаю «бенфрол»! заявляю с детским восторгом я и поворачиваюсь к Фебу, который смотрит на меня сверху вниз с мягкой улыбкой. Означает «горная ягода». Я пробовала ее во время путешествия по Монтелюче. Самые вкусные ягоды на свете!
Черные брови женщины сходятся над тонким носом идеально прямым и симметричным, почти как у Лоркана.
Так, с чего я о нем вспомнила? Наверняка из-за переутомления. Мы с Фебом гуляем уже несколько часов, и я не преувеличиваю. Небо, сияющее сквозь большой люк в этой трехэтажной комнате-пещере, приобрело великолепный бронзово-лавандовый оттенок.
Скоро Небесное Королевство окутает ночь. Ночь, которую мне, возможно, придется провести на полу какого-нибудь коридора, потому что я вряд ли одолею дорогу обратно. Ноги буквально отваливаются. Разумеется, я ни за что не признаюсь в этом Фебу, который время от времени косится на мои голые ступни и перечисляет различную удобную обувь, которую я могла надеть в гардеробной.
На четырнадцатом километре я пригрозила другу, что если он не перестанет указывать на мою глупость, я скажу Лоркану, что он подбирает для меня женихов. Феб закатил глаза, тем не менее с тех пор то и дело опасливо прикрывает ладонью свое достоинство.
Фэллон? Женщина произносит мое имя так же, как и остальные вороны, превращая в слово, которое звучит как бурный ручей, бегущий по гладким камням. Она кивает на другую часть пещеры и жестом приглашает меня следовать за ней.
Я повинуюсь. Мне пришлось испытать всевозможные эмоции в этом месте, где меня удерживают против воли, но в их число не входит страх перед народом.
У подножия одной из решеток очертания женщины расплываются, и она превращается в черное облако. Я слегка отступаю, когда она приобретает свою птичью форму. Я заметила, что самки воронов хоть и крупные, но меньше самцов, самый внушительный из которых Лоркан.
Женщина взмывает вверх, черные перья отливают сапфировым блеском, когда она приближается к открытому люку.
Как ты думаешь, что она хочет тебе показать? Волос касается дыхание Феба.
Понятия не имею.
Она взлетает к самому верху стены, зависает крылья двигаются стремительно, как у колибри, и хватает что-то железным клювом. Сердце замирает, когда я замечаю тонкую веточку, усеянную розовыми ягодками бенфролом.
Неужели она полетела за ними, увидев мое волнение при их упоминании?
Птица не садится на землю, а оборачивается в клубы дыма, которые сливаются в ее двуногую форму, в зубах у нее зажата ветка. С улыбкой, от которой вокруг рта собираются тонкие морщинки, она протягивает ветку мне.
Я улыбаюсь ей в ответ.
Спасибо Принимая гостинец, я указываю на нее. Она недоуменно хмурится, поэтому тыкаю пальцем на себя и говорю: Фэллон. Затем вновь указываю на нее.
Она дотрагивается до солнечного сплетения и представляется:
Эйрин.
Спасибо, Эйрин!
Она вновь улыбается, темный взгляд скользит по моим чертам, изучая.
Я отрываю ягодку и отправляю в рот. О Великий Котел! Вкус именно такой, каким мне запомнился! Сироп с легкой кислинкой.
Феб тоже отрывает розовую ягоду, нюхает и жует. Застонав от удовольствия, тянется за добавкой, но я отскакиваю и спешу запихать в рот как можно больше лакомства. Детский сад, знаю, и если бы не набитые щеки, я расхохоталась бы.