Мне принести парочку книг или всю библиотеку сюда, чтобы я увидел ту самую необыкновенную девушку? На губах Вани играла усмешка, но взгляд был серьезным.
Он только что сделал мне комплимент? Или это мне показалось? Могу ли я ему нравится? Обычно, моя миловидная внешность привлекает внимание парней. Но нравлюсь ли я именно Ване?
Ну это же просто фотография для стенда, а не какой-то проект офигенных девушек. Я просто не очень люблю фотографироваться. Я улыбнулась и тут же щелкнул затвор.
Какая у тебя любимая книга? спросил Ваня, что-то настраивая на фотоаппарате.
У меня их очень много, даже не знаю, что назвать. Пожалуй, сейчас это Маленький принц. Каждый раз, когда я его перечитываю, открывается что-то новое.
Я прикусила губу. Зачем я назвала это произведение? Ваня еще подумает, что я из всего литературного наследия выбрала детскую сказочку. Надо было назвать что-нибудь из Достоевского или из Куприна. Но было уже поздно. Сказанного не воротишь обратно.
Это очень хорошее произведение, но очень грустное. Ваня вновь защелкал затвором, а в моей голове закружились воспоминания.
Когда умерла Женя, мир вокруг перестал быть цветным. Он в одно мгновение сделался тусклым и серым. Первые дни мама и бабушка рыдали не переставая, папа занимался организацией похорон, а я просто лежала на своей кровати, часто посматривая на пустую кровать напротив, и молчала, не проронив ни слезинки. Это было странное время, когда осознание того, что моей сестры больше нет, еще не пришло, и отупляющая боль еще не настигла. Тогда я просто читала. Читала залпом, не разбирая книг.
Настал день похорон. И когда я увидела мою сестру, лежащую в гробу, неподвижную, бледную, будто сделанную из воска, только тогда я поняла, что ничего больше не будет. Не будет наших танцев на кровати в бессонные ночи при неярким свете ночника, не будет ее волшебных картин, не будет нашего совместного чтения, вообще ничего больше не будет. Мир уже двигался дальше. Все так же вставало солнце по утрам, уходила зима, щебетали птицы на деревьях, чувствуя приход весны, люди становились веселее и добрее, чувствуя в воздухе зачатки солнечного, цветущего и упоительного времени года. Все устремлялось дальше, но уже без Жени. И от этого становилось так больно, что сжимало изнутри, и хотелось закричать, чтобы все это выплеснуть, но что-то подсказывало, что так просто от боли не избавиться, а кроме того, стыдно и страшно неловко кричать перед всеми в день похорон. И слезы застилали глаза настолько сильно, что больше ничего не было видно, кроме отблеска свечи в моей дрожащей руке.
После похорон сестры папа с головой погрузился в работу, а мама постепенно начала свой путь к алкогольной зависимости. Я осталась наедине со своим горем, к которому постепенно, день за днем, прибавлялось чувство вины. Я не была рядом с Женей, когда она умерла. Я вообще не была рядом с ней. Ни в больнице, ни дома, нигде. Потому что мне не хотелось. Ходить на вечеринки и свидания хотелось, а быть рядом с больной сестрой не хотелось. И теперь уже ничего не вернуть назад.
В тот год мне казалось, что еще чуть-чуть и я сошла бы с ума. Я как будто разом потеряла всех, кого любила. И в очередной раз меня спасли библиотечные книги, которые уводили меня туда, где нет места реальности. И лучше других книг с этой ролью справился Маленький принц, которого я перечитывала уже совсем с другим смыслом, потому что до этого не терзалась вопросами, что случается после смерти, и зачем нам дана наша жизнь.
А потом мама пришла в себя и взялась за меня. В прямом смысле взялась. Каждый мой шаг был выверен с безошибочной четкостью. Раньше она занималась по большей части сестрой, потому что той всегда нужно было ее внимание. Но теперь мама начала жить мной. Только мной. К тому времени, кажется, я и разучилась дышать самостоятельно.
Все нормально?
Я кивнула в ответ, надеясь, что мои воспоминания не сильно отразились на лице, и Ваня этого не заметил. Но он заметил. Его проницательный взгляд задержался на мне несколько дольше, чем следовало.
Наверное, нелегко переезжать постоянно с места на место. Каждый раз все то же самое и одновременно совсем другое.
Я посмотрела на него, широко распахнув глаза. Как точно он определил мои чувства, как правильно он это озвучил. В это время Ваня и не думал останавливаться снимать. Я опустила глаза, смущаясь от его взгляда даже сквозь объектив.
Я ненавижу переезды. Если бы я могла выбирать, то всегда жила в каком-то одном месте.
И какой это был бы город?
Мне очень понравилось в Петербурге. Хотя я и не люблю холод и дождь, но мы прожили там дольше, чем где-либо еще. И там остались мои друзья, я непроизвольно вздохнула.
И твой парень? Ваня сделал еще пару кадров, снимая мое замешательство, возникшее от его вопроса.
У меня нет парня.
Он кинул на меня задумчивый взгляд из под своих длинных ресниц, но ничего не сказал. Как жаль, что я совсем не разбираюсь в оттенках эмоций на лицах людей, кроме, пожалуй, самых явных. Я заправила за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос.
По-моему, достаточно отсняли, сказал Ваня, снимая фотоаппарат со штатива. Скоро звонок на урок. Нужно поспешить.
Я встала со стула, в то время как Ваня гасил свет. Между нами возникло такое чувство неловкости, когда любая фраза, сказанная в попытке сгладить его, приводит к обратному результату.
Можно посмотреть, что получилось? наконец, спросила я, устав разглядывать свои руки.
Да, конечно.
Ваня подошел ко мне ближе, настраивая фотоаппарат для просмотра. На маленьком экране камеры было трудно разглядеть все в деталях. Но Ваня успел поймать меня разной. Вот я в замешательстве закусила губу и смотрю вниз; вот я меланхоличная, с глазами, полными скорби, вот я мечтательная, наверное, вспоминаю о чем-то хорошем; вот я смотрю на него, определенно точно именно на него, изо всех сил пытаясь понять, что же в нем меня так притягивает. Потому что уже давно меня ничего не притягивало в парнях. Иначе я не могла объяснить, как смогла быть в одной комнате с Ваней, да еще и дать себя сфотографировать.
Неплохо получилось, прошептала я.
На большом экране будет смотреться намного лучше. Голос Вани был тоже снижен на несколько тонов.
Мы стояли совсем рядом друг с другом, случайно соприкасаясь пальцами рук. Я чувствовала его дыхание на своей коже, и казалось, он мог услышать оглушительно громкий стук моего сердца. И в этой совсем маленькой и полутемной комнате мы смотрели друг на друга так, как будто впервые поняли, что мы здесь одни.
Пора идти на урок. Его голос был хриплым, а серо-зеленые глаза тут же скрылись под длинными ресницами.
Ваня в пару шагов преодолел расстояние до двери и подождав, когда я выйду из его фотомастерской, закрыл ее на ключ. Мы молча дошли до своего класса, сели на свои парты и больше не разговаривали в тот день.
Прошли выходные. Шла вторая неделя учебы, долгая и наполненная не осуществленными желаниями поговорить с Ваней, выяснить, что я сделала или сказала не так. Школьная жизнь ничем не отличалась от моей прежней школьной жизни, кроме того, что в классе был Ваня. Тот, о ком я не переставала думать ни днем, ни ночью. Как же часто я чувствовала его взгляды, обращенные в мою сторону, но он не подходил ко мне и не заговаривал. Ваня будто бы избегал меня. Когда я на перемене стояла в одной компании, он тут же шел в другую. Это было странно и совершенно непонятно.
Ко мне подходили другие старшеклассники, приглашали куда-нибудь вместе сходить, но я вежливо ссылалась на другие планы, которые нельзя отменить. Я продолжала общаться с Ритой и ее друзьями. В их компании я не чувствовала себя чужой, в отличии от остального класса, а особенно женской его части, которая недолюбливала меня и всячески старалась это показать. Кто-то отпускал пошлые шутки в мой адрес, кто-то испепелял взглядом и старался задеть побольнее. Мишель старалась больше и лучше всех, отпуская колкости по любому поводу и без повода. Лучше всего ей нравилось шутить про мою кукольную внешность. Знала бы она, насколько мне было это безразлично. Я всегда знала, что красива. Лет с четырнадцати на меня, еще маленькую девочку, стали обращать внимание мужчины. Не мальчики, проводящие большую часть своей жизни за компьютерными играми, а самые настоящие, взрослые мужчины. Поначалу мне это льстило, но со временем я поняла, что красота приносит не только счастье.
Я, воспитанная на сказках о принцессах, добрых и нежных, и принцах, ведущих себя как джентльмены, поняла, что в современном мире не осталось ничего, что хотя бы отдаленно могло бы напоминать о мире, полном чистой и настоящей любви. Каждый раз, когда одноклассницы в школьной раздевалке беседовали не о душевных переживаниях относительно мальчиков, а о том, кто раньше и в каком необычном месте лишилась невинности, в моей выдуманной сказочной вселенной вымирало очередное королевство. Знала, что глупо, знала, что это так наивно и по-детски, но ничего не могла с этим поделать. Воспитанная на романтической литературе, в душе я и сама стала романтиком, сторонясь приземленности. И кто бы знал, как это тяжело, жить в такие времена, когда все эти глупые мечтания о принце уже давно не ценились.
Может быть, поэтому я так часто думала о Ване. Он был не таким, как остальные парни. Не таким, как Алекс, который увидел во мне лишь очередную красивую девушку. Ваня увидел меня изнутри. Ту девочку, которая пряталась за своей внешностью, как за ширмой, ту девочку, которая была заточена в темнице и так боялась из нее выйти, хотя все двери были давно уже открыты.
Я столько раз репетировала перед зеркалом тот момент, когда я подойду к Ване и напрямую спрошу, почему он избегает меня. Но каждый раз, когда я намеревалась задать этот важный вопрос в школе, я позорно отступала в самом начале, боясь услышать ответ, который мне не понравится. Если он видел меня настоящей, вряд ли ему это пришлось по душе. Даже мне это было не по душе.
Мне не с кем было обсудить то, что я чувствовала. Лучшая подруга еще не прилетела из Америки, и я не хотела отвлекать ее, сама не зная чем. А мама была от меня еще дальше, в той стране, где не прислушивались к чувствам дочери, где существовало лишь странное, ничего не видящее вокруг себя, материнское эго.
И вот я находилась одна, наедине с бурей эмоций внутри меня, в полном неведении о том, как перестать думать о парне, глазеющим на меня, но не разговаривающим со мной, и стоит ли переставать это делать, если он мне действительно нравился. Удивительно, как я еще не свихнулась.
На уроке русского языка, когда учительница оставила нас одних для самостоятельной работы над упражнением, Рита шепнула мне в ухо:
Он так смотрит на тебя, как будто съест.
Кто? спросила я, задумчиво выводя карандашом незамысловатые рисунки на полях тетради.
Ваня. Только не оборачивайся, а то он поймет, что мы с тобой о нем разговариваем. Кончик моего карандаша сломался. Рита хитро посмотрела на меня. Мое лицо красноречиво говорило обо всем, что ей хотелось знать. Ну признай, что он тебе нравится
Нравлюсь ли я ему, если он меня постоянно избегает, вот что я хотела бы знать. А если не нравлюсь, то зачем он все время смотрит на меня Я с грустью вздохнула, раздумывая, что сказать Рите. В класс вошла учительница и тем самым спасла меня от какого-либо признания. Я ведь и сама не знала ответа. То, что я чувствовала к Ване, я не знала, как обозвать, как придать этому хоть какую-то словесную форму. Он мне нравился, меня тянуло к нему. Но я опасалась этих новых чувств, которые могли перевернуть мой мир, не спросив меня об этом.
После урока ко мне подошел Алекс, будто специально ожидающий меня у кабинета. В школе его дреды всегда были собраны в хвост, что, с точки зрения моих одноклассниц, ему шло еще больше. Я невольно подслушала их разговор про Алекса в женской раздевалке после физкультуры, пока переодевалась. Я все надеялась услышать и про Ваню, но привыкла слишком быстро одеваться, поэтому я покинула место сплетен раньше, чем они переключились в разговоре на других парней.
Привет, Аня, произнес Алекс, подойдя ко мне на очень близкое расстояние.
Привет.
Хочешь пойти в кино сегодня со мной? он улыбнулся своей фирменной голливудской улыбкой.
Хм Я пыталась подобрать слова, делающие мой отказ менее обидным. Я как-то не настроена идти в кино.
А в кафе?
Тоже, я слегка улыбнулась, чтобы сгладить момент. Но как можно сгладить момент, когда на той неделе я точно так же ответила отказом на его попытку пригласить меня на свидание?
Ты вообще не настроена никуда идти?
Алекс внимательно смотрел на меня, кажется, начиная понимать. Я не могла ему соврать.
Нет, извини.
Нет, извини, но мне нравится твой друг. Я могла бы так сказать. Но я уже несколько лет вела себя, как трусиха, и не планировала это менять.
Что ж, как хочешь. Он пожал плечами и быстро, будто спасаясь бегством, направился в соседний класс.
На следующий день, на уроке английского языка меня попросили сесть рядом с Ваней. Он нехотя подвинул свои учебники и тетрадки, освобождая место для моих. Я села на краешек стула. Теперь я понимала значение выражения готова провалиться под землю. Как бы я хотела это сделать прямо сейчас, лишь бы не терпеть такое пренебрежительное отношение от человека, который мне был симпатичен.
Только когда учительница попросила нас сделать диалоги, он взглянул на меня из-под своих длинных черных ресниц, и вся моя злость на его неприязнь, все вопросы, которые я хотела ему задать напрямик, испарились в воздухе. Это было очень-очень нечестно, я опять утонула в его глазах, забыв обо всем. Сложно оторвать взгляд. Можно сказать, невозможно. Наверное, прошло какое-то время прежде чем я сообразила, что Ваня смотрит на меня со своей обычной усмешкой. А действительно, как еще можно на меня смотреть? Он ждал от меня ответа на заданный им вопрос, но я его совсем не слышала.
Что?
Мы будем смотреть друг на друга или все-таки составим диалог?
Я потупила взор на свои руки, смутившись от его резкости.
Давай начнем составлять диалог.
Мы быстро справились с заданием. Ваня так бегло говорил на английском, что я подумала, не пора ли походить на какие-нибудь курсы. Мои мысли путались и пару раз я включала в наш диалог словечки на итальянском, чем вызывала очередную ухмылку Вани, которая на любом другом лице могла бы меня очень сильно раздражать.
Когда мы закончили, другие ученики, в отличие от нас, еще были в процессе задания, поэтому между нами возникла неловкая пауза. Я не знала, что сказать. Какая твоя любимая книга? Ты любишь дождь? Веришь в Бога? Я тебе нравлюсь? Но я упорно молчала, боясь сказать что-то не то. По Ване было видно, что он тоже подбирал нужные слова.
Аня, ты не думай, что я тебя избегаю, сказал он и опустил голову, пряча лицо за волосами.
А я не думаю. Это просто видно, сказала я, постаравшись не выдать своей грусти по этому поводу.
Ты очень интересная девушка. Большинство ребят из класса хотели бы с тобой встречаться.
А большинство девушек с тобой, парировала я.
Может быть, грустно улыбнулся Ваня. Но мне они не интересны. Мне интересна ты
Оо, только и смогла сказать я в попытке скрыть переполняющие меня радостные чувства. Но при одном только взгляде на Ваню мое сердце замерло от тревожного ощущения: что-то дальше пойдет не так.
Но Алекс начал первым за тобой ухаживать. А он мой друг. Я не могу встать у него на пути, глядя в сторону произнес Ваня.
Какое, никому ненужное, благородство! Я открыла было рот в возмущении от того, что никто из них не догадался спросить меня о моих чувствах. Но учительница уже начала проверять то, как мы выполнили задание, и мы с Ваней быстро и четко проговорили свой диалог, почти не смотря друг на друга.
Я была обескуражена тем, что все-таки он нашел что-то интересное во мне, что-то, что отличало меня от остальных девушек в классе. Все-таки мои догадки были верны. Он действительно меня видел.
Краем глаза я смотрела на его прямой нос, на хорошо очерченные скулы, на руки, которые теребили край тетради, и не могла понять, когда же мне стал нравиться странный, непонятный парень, которого и знала-то меньше месяца. Быть может, он уже встречался с рыжеволосой девушкой с нашей первой встречи с ним, поэтому просто решил поиздеваться надо мной. Мало ли, кто еще ему интересен. Сейчас я сомневалась во всем, потому что надежда, появившаяся во мне вновь, не покидала меня, даже если почва уходила из-под ног бесповоротно.