Она пожала плечами:
Вы убеждали меня приехать сюда, и мы приехали. Что не так?
Лале смутился.
Да не берите в голову. Он провёл ладонью по лбу. Усталость. Нога. Крутые лестницы. А вы хотели услышать, что я настолько вжился в роль вашего любовника, что разочаровался, когда увидел вас щебечущей с братом Клодом?
Ольжана улыбнулась.
Может быть.
Нет, ну если очень хотите
Ну хватит. Она шутливо коснулась его предплечья. Не ворчите, я ничего вам плохого не сделала.
Нет конечно. Лале отвёл глаза. Простите. Оттянул пальцем высокий ворот подрясника. Отдыхайте здесь, хорошо? Я зайду к вам позже.
Ольжана кивнула: да как скажешь.
И, когда он вышел, закрыла дверь на два оборота ключа. Потянула на себя, чтобы проверить, точно ли заперто.
Вздохнула.
Снова потянула дверь. И напоследок третий раз, чтобы успокоиться; затем вытащила ключ из замочной скважины и сжала его в кулаке.
Глава II. Нежданно-негаданно
Скажи своей госпоже, повторял Збыслав, стоегостский чародей, скажи своей госпоже, что я ни при чём.
Холёный, важный, хитро-услужливый, обычно он с ухмылкой поглаживал козлиную бородку и глядел с прищуром, а сейчас Сейчас на него было жалко смотреть. Збыслав перегибался через прилавок и заглядывал Уршуле в лицо.
Вот что делает с человеком одна-единственная фраза, сильная, как заклинание: «Госпожа Кажимера хочет видеть тебя в Тержвице».
На его шее дрожал кадык.
Если бы я что-то знал, убеждал Збыслав, то сам бы не медля рассказал твоей госпоже. Слышишь? Не медля!
Збыслав всегда знал больше, чем говорил. Он не принадлежал к чародейским дворам и потому слыл колдуном далеко не высшей марки. Довольствовался знаниями, которые передал ему его отец, или дед, или учитель, чья сила не шла ни в какое сравнение с силами чародеев Драга Ложи, и держал в Стоегосте лавку диковинок. Обереги, мази, зелья, украшения и книги всё с крупицами колдовства. В Стоегосте про чародейство говорили полунамёками, но все знали, что в лавках, как у Збыслава, можно купить вещицы с необычными свойствами: духи, чей аромат ненадолго делал людей вокруг чуть сговорчивее и милее, или особую цепь, надев которую путешественник виделся разбойникам последним нищим, даже если все его пальцы были унизаны перстнями. Дело Збыслава шло так хорошо, что соперничало с лавками, которые держали взрослые ученицы госпожи Кажимеры, решившие покинуть её хоромы и завести собственные семьи.
Зачем мне в Тержвице? упорствовал Збыслав. Он оттягивал шитый ворот кафтана, беспокойно дёргал золотые пуговицы. Может, я приду в господарский терем и объяснюсь с твоей госпожой там? Что скажешь?
За спиной сдержанно посмеялась панна Ляйда:
Неужели темницы господаря Нельги привлекают тебя больше, чем залы Тержвице?
Уршула вздохнула и обвела лавку тяжёлым взглядом. Днём здесь толпился народ, а сейчас, поздним вечером, ни души. Когда они пришли, Збыслав велел работникам закрыть двери и убраться с глаз долой. Он предложил гостьям присесть, но Уршула отказалась; разговор предстоял короткий, и теперь Ляйда скучающе прогуливалась вдоль стен, рассматривая украшения и флаконы из разноцветного стекла.
Збыслав побледнел.
Темницы? Он нахмурился. С чего твоей госпоже допрашивать меня в темницах? Я никому не делал зла. Замотал головой. Я не имею никакого отношения к чудовищу. Я не знаю, кто его создал.
Ляйда выскользнула из-за спины Уршулы, облокотилась о прилавок.
Госпожа Кажимера разберётся. Улыбнулась тонкой лисьей улыбкой. Поэтому просто делай что велено.
Збыслав беспокойно огладил рыжевато-русую бородку.
Я законопослушный чародей. Он перевёл взгляд с Ляйды на Уршулу. И законопослушный купец. Я исправно плачу налоги за то, что мой товар чародейский, и за каждую лодку, на которой я его вожу. Я от госпожи Кажимеры ни медяка не утаил, не то что важные вести
Ну хватит, перебила Уршула. Госпожа Кажимера ни в чём тебя не обвиняет.
И поэтому велит прибыть в Тержвице?! Его голос сорвался почти до визга. В Тержвице? Куда последний раз звали саму Нимхе?
Ты далеко не единственный, Збыслав. Уршула не знала, почему ей вдруг захотелось его успокоить. Госпожа Кажимера желает выяснить, кто создал чудовище, но ей не с руки носиться между тех, кто, по её мнению, может ей помочь. В Тержвице будет суд Драга Ложи, и госпоже Кажимере удобно собрать всех именно там.
Збыслав согнулся, спрятал лицо в ладонях.
Когда я должен прибыть?
Чем раньше, тем лучше. Уршула достала из-за пазухи перо. Но не позже следующей луны.
Сотканное из чар перо невесомо легло на прилавок, брызнуло золотыми искрами.
Доказательство, что всё это воля госпожи Кажимеры. Слова привычно соскальзывали с языка: Уршула говорила так не в первый раз и уж точно не в последний. Перо приведёт тебя в Тержвице.
У меня торговля, проговорил Збыслав глухо и несчастно. Кто возместит мне убытки, когда я вернусь?
Ляйда прыснула себе под нос. Она не произнесла этого вслух, но в воздухе повисло: «Если вернёшься».
Не прибедняйся. Уршула сощурилась. Твои помощники ведь смотрят за делом, когда ты в отъезде?
Да, но тогда я возвращаюсь с това
Слушай, Уршула качнула головой, я ничего в этом не смыслю, но, если вся эта кутерьма нанесёт тебе урон, ты всегда сможешь обратиться к госпоже. Она щедра и великодушна к своим союзникам.
Збыслав глянул исподлобья. Называться союзником госпожи Кажимеры было всяко приятнее, чем обвиняемым, однако Збыслав наверняка знал цену лести и в искусстве красноречия преуспел гораздо больше Уршулы.
Ладно, сказал он сухо. Я вас услышал.
Уршула кивнула.
До встречи.
Ляйда с детским любопытством вертела мутный розовый флакон, и Уршуле пришлось окликнуть её в дверях.
Славного вечера. Ляйда вернула флакон на место и поклонилась с лучезарной улыбкой.
Сгорбившись, Збыслав опирался на прилавок и хмуро смотрел на них. Едва мотнул подбородком до свидания, мол.
Уршула толкнула дверь.
Лавка Збыслава стояла на пристани, и воздух здесь пах сыростью и тиной. Рынок затихал никто не хотел заключать сделки после захода солнца. Воды качали причаленные ладьи: по рекам в Стоегост везли товары изо всех уголков Вольных господарств и не только. Збыслав был одним из множества купцов-чародеев, благодаря которым город процветал.
Нет, думала Уршула, шагая по скрипящим доскам, госпожа Кажимера не тронет его без нужды. Она покровительствовала торговцам, и ремесленникам, и всевозможным мастерам их не смели обидеть даже лихие дружинники господаря Нельги.
Эй, Урыська. Её догнала Ляйда. Глаза тёмнокарие, вечно насмешливые. Как думаешь, он что-то знает?
Уршула неопределённо фыркнула. Кто разберёт? Збыслав всегда вертелся в сердце стоегостской жизни много слышал, много видел, со многими общался. Ходил за товаром чуть ли не до самого Льёттланда, превращался в окуня, и, уж наверное, поймать его на слове было не легче, чем удержать рыбу голыми руками.
Только с госпожой Кажимерой иной разговор.
Беседовать с Ляйдой не хотелось, и до первого тёмного поворота они добирались в молчании. Там перекинулись в птиц: Уршула в орлицу, Ляйда в ласточку. Неудивительно, что жители Стоегоста с подозрением относились к любым птицам: никогда не угадаешь, какая ученица колдуньи-советницы, и поэтому охотникам в лесах приходилось быть особенно осторожными.
Смеркалось, и в теремах господаря зажигали огни. Но среди всех окон светящихся, украшенных резными ставнями, чародейки нашли одно-единственное тёмное и неприметное, прорубленное прямо в крыше. Влетели через него, ударились об пол.
Госпожа Кажимера дожидалась их в своих покоях. Прежде чем войти, Уршула и Ляйда услышали голоса: первый, вкрадчивый, тихо посмеивающийся, принадлежал самой госпоже. А второй
Амельфа. Ляйда криво усмехнулась. Ты знала, что она будет здесь?
Уршула отрицательно мотнула головой. Она не решалась шептаться прямо под дверями госпожи, но Ляйда продолжила:
Какого беса она тут делает?
Раздался третий голос, мужской, весёлый.
Уршула тяжело вздохнула. Поправила ворот рубахи.
Кажется, мы не вовремя. Ляйда ядовито улыбнулась, и Уршула нетерпеливо махнула рукой:
Перестань. Ты готова?
И, дождавшись ответа, постучала.
Двери распахнулись сами. Потянуло нежным запахом пергамент, цветы, съестное, древесно-фруктовые духи. Полыхнуло золотом свечей.
Девочки. Госпожа встретила их улыбкой. Ну наконец-то. Как успехи?
Уршула шагнула внутрь, Ляйда скользнула следом глумливой ловкой тенью. Обе поклонились наставнице и господарю, а Амельфа удостоилась простого кивка.
Промелькнула мысль: надо же, до чего домашняя картина. Все сидели за столом, уставленном угощениями и напитками. Госпожа Кажимера статная и расслабленная, в медно-коричневом; тяжёлые косы отброшены за спину, глаза довольно сощурены. Амельфа вежливоспокойная, в сизом сарафане с серебристым шитьём. Рукава рубахи были пышными, цвета топлёного молока и лежали как крылья. Напротив молодой господарь Нельга, задорный и красивый, будто выпрыгнувший из старых легенд. Ладный, широкоплечий. На щеке глубокая ямочка. Тёмные волосы чуть взъерошены, ворот расслаблен. Кафтан под глаза цвета зелёного бутылочного стекла, в котором купцы привозили драгоценное вино из Савайара.
Ну добрый вечер, сказал он им и засмеялся. Госпожа моя тётушка, мне снова кажется, что твои ученицы меня боятся.
Уршула усмехнулась про себя. Его? О нет. Они боялись только госпожу Кажимеру: люди в Стоегосте двигались, как фигурки в подвластном ей механизме, и не приведи боги спутать ей карты. Госпожа хотела, чтобы Нельга не чувствовал себя уязвлённым, а значит, нужно было показывать, что он вызывает трепет даже у лучших чародеек Звенящего двора.
Не вини их за это. Госпожа Кажимера отставила чашу. Мои девочки воспитанны и умны. Жест в сторону умывальника, сосуда-ракушки из савайарского стекла. Давайте за стол.
И они послушались. Плеснули водой из ракушки та стекла в вазу. Капли казались тягучими, словно зачарованными хотя почему «словно»? Уршула предполагала, что госпожа могла заклясть воду в комнате, где принимала гостей, чтобы брызги с чужих рук не летели на стены или мягкий хал-азарский ковёр. Госпожа любила чистоту и порядок. Полотенце над сосудом-ракушкой пахло свежестью и лавандовым мылом чувствуя этот запах, Уршула каждый раз представляла туманные лиловые поля, раскинувшиеся под утренним иофатским солнцем.
Ляйда порхнула на место рядом с Амельфой. Госпожа похлопала по стулу слева от себя.
Урыся, золото моё. Идём.
Она махнула рукавом, и закуски с блюд перелетели на две тарелки одна для Ляйды, вторая для Уршулы.
Сейчас особенно легко было поверить, что в жилах госпожи Кажимеры текла кровь иофатских королей. Прямой нос, острые скулы, сдержанная улыбка, царственная осанка Уршуле казалось, что это всё не берётся из ниоткуда. Сил госпожи Кажимеры хватило бы, чтобы захватить власть в Стоегосте, но она предпочла дёргать за ниточки с ловкостью кукловода, усмирять бояр, называться «тётушкой» Нельга был родичем её покойного мужа, юного стоегостского господаря, убитого заговорщиками много лет назад. Госпожа Кажимера решила стоять за плечом Нельги, а не сидеть на престоле сути это не меняло, в этих землях всё равно властвовала она, но народ не поднимал восстаний против узурпаторши и не разжигал костры для колдунов. Жизнь госпожи Кажимеры была удовольствием, а не вечной борьбой за господарский венец.
Уршула в который раз восхитилась: какая же она великая женщина! Как она обустроила жизнь вокруг себя, как подчинила себе двор и самого Нельгу. Она не превратила господаря в сломанную безвольную игрушку, нет хотя могла бы, но снова выбрала более изящный путь. Нельга был здоров, полон сил, горел государственными делами, его любил народ, а госпожа Кажимера только ограняла его разум мудрым словом и невесомым колдовством. Причём мудрое слово использовалось куда чаще чарами госпожа лишь время от времени приглушала гнев Нельги или усиливала недоверие к неугодным ей боярам. Так она наставляла своих учениц: колдовство её двора сокрушительно и настоящее искусство в том, чтобы, если необходимо, сделать его незаметным.
Пожалуй, из всех них таким мастерством овладела только Амельфа.
Видимо, у вас сейчас начнётся тайный чародейский разговор. Нельга погладил щёку костяшкой пальца. Оставить вас?
Госпожа Кажимера отмахнулась.
Побудь с нами. Девочки просто звали гостей в Тержвице. К слову, девочки Там, указала на книжный шкаф, есть ещё список. Чтобы доставить эти приглашения, придётся покинуть город. Справитесь?
На такие вопросы не полагалось отвечать «нет».
Ляйда с Уршулой переглянулись.
Мы отправимся вдвоём? уточнила Ляйда. Далеко?
В Борожское господарство. Госпожа Кажимера поманила пальцем, и к ней по воздуху подплыл свиток пергамента, подсвеченный золотым. Навестите нескольких колдунов, но подробности позже. Сегодня отдых.
Свиток упал Уршуле на колени.
По тону было понятно: лишнее не спрашивать. Конечно, госпожа не собиралась прогонять господаря ради бесед с ученицами как и говорить при нём о делах.
Уршула покрутила в руках свиток. Запечатан. Некстати вспомнила: госпожа любила всевозможные списки, схемы, отчёты, много писала обыкновенным пером, заставляла своих юных учениц переписывать трактаты о колдовстве не только для запоминания, но и для того, чтобы выработать усидчивость и выдержку. Госпожа не терпела кривых строк, клякс и дурного почерка и тем, и другим, и третьим отличались бумаги маленькой Уршулы. Губы свела усмешка: как хорошо, что всё это в прошлом! Уршула переживала, что ей никогда не дастся чистописание, что это навык для маленьких южных панночек вроде Ляйды, обожаемых дочек знатных богачей. Не для сорванца вроде неё, дочери стоегостского моряка.
Амельфа, заметила госпожа, у Уршулы и Ляйды пустые чаши.
Амельфа застенчиво улыбнулась. Поднялась со своего места, потянулась к кувшину. Налила им вина.
Спасибо. Уршула приняла чашу и хотела было передать Ляйде, но Амельфа обошла стол и подала той сама. Ляйда же, не смея выказывать недовольство, только сладко поблагодарила.
Ляйда, солнце, сказала госпожа Кажимера, вино мазарьское. Подарок господарю от пана Матея.
Чувствую, госпожа, отозвалась Ляйда нежно, но мысль не продолжила. Она сидела, опустив глаза в тарелку.
Уршула сделала глоток, задумалась: на самом деле они три ближайших ученицы госпожи Кажимеры не враждовали. Просто были не похожи так, будто бы нарочно подбирали. Хотя кто знает? Вдруг действительно нарочно. Госпожа никогда не пыталась их подружить, и иногда Уршуле казалось, что она смотрела на них с ласковым расчётом. Может, это и хорошо, что они были разными: Уршула исполняла приказы госпожи, сторожила её покой с рвением цепного пса и не вмешивалась в придворные игры. А вот Ляйда желала богатства и власти, и её уязвляло, что, пока она разбивала сердца панычам и воеводским сынкам, одно-единственное, самое важное в Стоегосте сердце держала при себе Амельфа.
Поэтому сейчас Ляйда была покорна и тиха. Не заводила бесед, не улыбалась так чарующе и маняще, как умела, однажды она уже пыталась привлечь к себе внимание господаря, но госпожа Кажимера поставила её на место: всё, что касалось Нельги, было точно вымерено, и рядом с ним полагалось быть не Ляйде.