У вас мальчик или девочка?
Сын. На этом слове лицо женщины посветлело.
Сколько ему?
Почти полтора года.
Послушайте, Анна, здесь нет ничего смертельного, это поправимо. Так бывает, что женщина во время беременности набирает существенный вес, чтобы малышу хватало питательных веществ. Кормление грудью тоже непростая история, требует ресурсов организма. Рождение ребенка на время меняет женщину, это нормально. К тому же прибавка в весе не такая значительная, как вам самой кажется. Анна недоверчиво посмотрела на меня. Словно она ждала обвинений, едких замечаний и удивилась, услышав другое. Давайте мы посмотрим, что именно вас не устраивает.
Анна прошла за ширму. Она очень долго там раздевалась, а потом и вовсе затихла.
Если вы готовы, выходите, пожалуйста. Хочу сказать, что меня очень сложно удивить.
Анна вышла из-за ширмы и встала перед зеркалом. Она не знала куда деть руки, поджала губу и даже немного втянула живот было видно, что ей неловко. Она никак не осмеливалась начать, и я решил ее подбодрить:
Анна, наша с вами задача сейчас проговорить, что мы хотим поправить. Значит, вы должны показать, что именно вас не устраивает.
Бедра, еле слышно ответила пациентка, это же кошмар какой-то. Живот огромный, даже и не втягивается, прямо как у беременной на пятом месяце. Я похожа на огромный шар, но не воздушный, такой жир взлететь не может.
Не все так страшно, как вам кажется, повторил я, стараясь поддержать Анну. Я бы предложил провести абдоминопластику с липосакцией живота. Это позволит убрать лишнюю кожу, которая самостоятельно, к сожалению, не сократится. Мы уменьшим толщину подкожного жира и укрепим мышцы. Животик станет подтянутым. Шов будет проходить максимально низко. Ну и чтобы получить выраженную талию, предлагаю выполнить липосакцию пояснично-боковых зон и спины.
Прямо на пациентке я показал, где будет располагаться шов: так низко, что мне пришлось слегка опустить верхний край белья.
Анна ловила мои слова как завороженная. С такими широко раскрытыми глазами маленький ребенок слушает новую сказку. Я поворачивал Анну, чтобы с разных сторон показать, в каких местах буду убирать объемы.
Неожиданно мне пришла в голову мысль, что зеркало в моем кабинете это зеркало времени. Глядя в него, пациенты могут представить себя в скором будущем.
А бедра? тихо спросила она.
На бедрах, в так называемой зоне галифе, у многих женщин расположены жировые ловушки. Если сесть на диету, вы похудеете, но отсюда объем уйдет в последнюю очередь. То есть уменьшится грудь, ягодицы могут стать более плоскими, и только потом начнет уходить жир из ловушек.
А, знаю ни груди, ни попы, и лицо грустное, пошутила она, и мы вместе рассмеялись.
Я продолжил:
Тут тоже можно провести липосакцию. Будет отличный вид со спины. Получим красивые линии, плавные и изогнутые.
Было бы здорово. Я еще хотела поподробнее узнать, как делают липосакцию. Жутковатое слово.
Ничего жуткого в самой липосакции нет. Через проколы под кожу вводится физраствор. Спустя 1520 минут в отверстие вставляется канюля тонкая трубочка с маленьким отверстием на конце. Через нее и убирается лишний жир.
То есть этот раствор, который вы введете, как бы сделает жир более жидким?
Нет, раствор перед удалением жира нам нужен для того, чтобы снизить кровопотерю до минимума, там содержится еще и адреналин, который сузит сосуды на время.
Анна неуверенно кивнула было видно, что она немного растерялась.
Я понимаю, что такое количество информации усвоить и проанализировать сложно. Распишу вам пошаговый план будущей операции. Если возникнут вопросы, пишите либо мне, либо моему личному администратору Ольге, я дам вам контакты. Стесняться не надо, можете спрашивать все что угодно. Понадобится еще одна личная консультация приходите. Сейчас вы взволнованы, а завтра, возможно, захочется что-нибудь уточнить. Так что по этому поводу нервничать не стоит. Да и по любому другому тоже. Я не хочу сказать, что это простые операции, таких в принципе нет. Но в нашей клинике они проводятся ежедневно.
Спасибо, уже громче сказала Анна. Я подумаю. Вы правда считаете, что все это может сделать меня нормальной?
Анна, вы и так нормальны. Вы стали мамой, и это замечательно. В наших силах внести некоторые коррективы в вашу фигуру. Она не будет ровно такой же, как до родов, но я уверен, что результат вам понравится. К тому же после операции форму поддерживать намного легче.
Спасибо, повторила женщина и ушла за ширму одеваться.
Когда пациентка прощалась, ее настроение заметно улучшилось. Мне показалось, что за ширмой она уже приняла решение.
В случае Анны Полонской я не ошибся. Повторной консультации не потребовалось.
Очередь на операцию довольно большая, можно ждать два-три месяца и даже больше. Очень редко возникают свободные окошки, в случае если пациент переносит операцию по тем или иным причинам. Такое окошко досталось Анне. Она мне не писала, все уточняла у Ольги, быстро сдала все анализы[1]. И вот в один прекрасный понедельник мы встретились в операционной.
Операционная в нашей клинике пластической хирургии сильно отличается от операционной в районной больнице, где я начинал свою хирургическую практику. Когда стал работать с таким оборудованием, то испытывал чувство, будто читал книгу из серии научной фантастики, а потом увидел на улице такой же звездолет вместо трамвая. Но постепенно я освоился в операционной, о которой раньше мог только мечтать.
Для персонала в операционную существует свой вход, а для пациентов свой. Как в театре: артисты через гримерку выходят на сцену, а зрители видят ее из зала.
Обычно я вхожу в операционную, когда пациенту уже обработали зону хирургического вмешательства и уложили его на стол. Но бывает, что я заранее развешиваю здесь фотографии зон, которые подлежат коррекции. Это необходимо потому, что лежа тело выглядит совсем не так, как если бы человек стоял. А мне нужна верная картинка перед глазами. К тому же иногда очень интересно наблюдать за пациентом, входящим в операционную. Мне показалось, что Анна пришла на операцию гораздо увереннее, чем на первичную консультацию ко мне в кабинет.
Анестезиолог и сестра-анестезистка уже стояли в изголовье, готовые погрузить пациентку в наркоз. Анну уложили на стол.
Вам не холодно? Если что, мы вас согреем, обратилась к Анне операционная сестра.
Спасибо. Все хорошо, ответила пациентка. Она казалась совершенно спокойной, даже удивительно. Анна улыбалась так, что на душе становилось теплее. Анестезиолог приступил к работе. Анна медленно погрузилась в «сон», и операция началась.
После того как хирург скажет заветные слова «Всем спасибо. Операция закончена» и назовет текущее время, пациент еще остается под наркозом, все датчики продолжают отслеживать его состояние. В конце на операционном столе пациентке надевают специальное компрессионное белье, это неотъемлемая часть при пластических операциях. Оно необходимо, в первую очередь чтобы не было массивных отеков и кожа лучше сокращалась.
Облачить человека в такое белье процесс непростой, приходится попотеть. Это все равно что надевать костюм для дайвинга. На спящего человека. Еще и промахнуться на пару размеров. Делать это без наркоза значит причинить неудобства пациенту, который только-только приходит в себя.
И вот через некоторое время, когда Анна уже одета в компрессию, подача наркоза прекращается. Пациентка медленно просыпается, окидывает всех взглядом и приходит в себя. А после уже самостоятельно перебирается на каталку.
* * *
Аня вновь проснулась в палате после операции. В голове слегка шумело, как будто накануне выпила шампанского. Постепенно сознание прояснилось, она вспомнила операционную, доброжелательных людей, необычную круглую люстру с пятью лампочками над операционным столом. На этом ее воспоминания прерывались.
И вдруг Аня осознала, что она теперь совсем другая. У нее перехватило дыхание. Неужели? Ужасно хотелось проверить. Рукой она откинула одеяло и увидела свои ноги в черном компрессионном белье. Даже так было очевидно это совсем не те окорочка, с которыми она приехала в клинику. Аня осторожно потрогала живот. Никакого вываливающегося дрожжевого теста! Такое пульсирующее радостное ощущение было у нее, наверное, только в детстве в Новый год.
Она почувствовала, что хочет в туалет, и встала. Было больновато, но Аня не обращала внимания. В такой эйфории она чувствовала, что может добежать до Владивостока. Правда, через несколько шагов поняла, что хорошо бы этот Владивосток находился на том же этаже.
* * *
Я вошел в палату именно в тот момент, когда Анна встала.
Здорово, что вы уже встаете! Залеживаться не нужно. Как себя чувствуете? Я был слегка удивлен такую прыть у прооперированной пациентки увидишь нечасто.
Спасибо огромное, Артем Владимирович, я прекрасно себя чувствую. Можно я быстро в туалет сбегаю? Аня улыбалась.
Бегать я вам не разрешаю, но можно медленно и осторожно идти.
А домой когда? спросила Аня. Я ужасно соскучилась по ребенку, по мужу.
Анна, вы здесь только со вчерашнего дня. Мы вам сделали липосакцию, полную абдоминопластику, да еще и диастаз ушили. Это не процедура, а все-таки операция. Так что домой вы пойдете завтра или послезавтра, в зависимости от самочувствия. В редких случаях выписываю на четвертый день. Если вы почувствуете, что боль усиливается, не терпите, нажмите на кнопку на пульте и скажите о своем состоянии медсестре. Если понадобится, сестра позовет меня.
Она, улыбнувшись, кивнула:
Разберусь, спасибо. И в одной этой реплике я услышал столько уверенности, сколько не было раньше и во всем, что она говорила на первичном приеме.
Через полгода Анна прислала мне семейные фотографии с отдыха. Сложно поверить вот эта невероятная женщина в купальнике никак не могла раздеться за ширмой и выйти ко мне? Фото с мужем Анна тоже прислала. Они прекрасная пара, хоть на обложку глянцевого журнала помещай.
От этих фотографий мне стало тепло на душе. Возможно, в пластической хирургии я не спасаю жизни, но делаю важное дело. Я вернул женщину к себе самой, открыл новую, светлую страницу в ее судьбе.
Глава 2
Дирижировать болью
«Больно. Я на берегу горной речки, она такая быстрая. Вокруг обжигающий холод. Невидимая сила бросает меня в этот поток. Вода ледяная! Течение несет мое тело по острым камням, которые сдирают кожу, и я через каждый метр ударяюсь об огромные шершавые валуны. Как это перетерпеть? Я выживу?» читаю эту запись в «Дневнике боли» бледного парнишки, который лежит на кровати зажмурившись и время от времени прерывисто вздыхает. Тогда мне показалось, что лампочки в хирургическом отделении, где лежали среди прочих пациентов онкологические больные, стали светить тускло, безнадежно. Хотя освещение во всех палатах и коридорах районной больницы было одинаковым.
Я попросил этого парнишку вести дневник боли, чтобы можно было оценивать ее интенсивность от одного до 10, где 10 болит так, что умереть хочется. Почему? Боль субъективна, ее восприятие зависит от болевого порога человека, от ситуации, от эмоций. Ее ничем, кроме собственных ощущений, и не измеришь это не температура и не давление. У каждого человека разная необходимость в обезболивании: одни могут долго терпеть, а другие становятся раздражительными даже при легких, но долгих покалываниях.
Одни женщины говорят, что боль во время родов похожа на море то схлынет, то накроет с головой. Другие сравнивают ее с зимой холодная, сковывающая, с редкими оттепелями, но она точно закончится, просто нужно дождаться весны. Я как врач могу сравнить боль других с музыкой. Музыкой, которую нужно расслышать и понять. Вздохи, стон, прерывистое дыхание, шумный выдох сквозь стиснутые зубы А иногда тишина, пропитанная чем-то острым. Будто бы в этот момент человек кричит внутри себя и в нем бьется стекло, осколки которого вылетают во взгляд, направленный на доктора. И тут нужно обратиться в слух, стать внимательным к громкости боли и помочь ее облегчить. Именно эту громкость я и прошу измерить по шкале.
Если долго слушать эту музыку сердцем, можно оглохнуть, сгореть, рассыпаться. Доктору проще заткнуть уши и оставаться глухим к боли пациентов. Проще. Но честнее ли перед другими, перед собой? Для меня нет. Поэтому правильнее для врача научиться дирижировать этой музыкой и вовремя обезболивать пациента.
Эту науку я и постигал, когда вел онкологических пациентов в районной больнице.
Я занимался онкобольными в отделении и теми, кто находился дома. Вылечить, к сожалению, их было уже нельзя. Но можно облегчить страдания, откорректировать боль. Амбулаторные больные или их родственники приходили ко мне и просили обезболивающие препараты. Это сильные наркотические вещества. Онколог, кроме всего прочего, должен был вести учет этих препаратов. Во-первых, потому что применять их надо осторожно, чтобы не навредить пациенту. Во-вторых, оставшиеся невостребованными у больного, эти медикаменты могут попасть к наркозависимым. Поэтому, чтобы понять реальную потребность в таких препаратах у конкретного человека, мы на некоторое время госпитализировали пациентов в стационар. Среди прочего оценивали эффективность обезболивания, и одним из инструментов был дневник боли. В нем даже по почерку многое становилось понятно: дергающиеся, угловатые цифры сильно, остро болит; слабый нажим человек совсем обессилел от продолжительной боли; прямые, ровные линии сработал препарат, отпустило.
Тогда я научился дирижировать болевым синдромом пациента слышать первые ноты приближения боли и снимать ее препаратами еще до того, как она будет невыносимо греметь в полный голос. Быть внимательным, не затыкать уши, открывать сердце.
Это умение помогало мне тысячи раз в хирургии, в пластической тоже. Ведь здесь на первичный прием не так уж редко пациент приходит не один его сопровождает страх боли.
* * *
Абонент недоступен. Сорок шесть неотвеченных звонков. А если старенькая мама упала дома, сломала шейку бедра, такое часто бывает у пожилых людей, и потеряла сознание от болевого шока. Или маме стало плохо на улице. Случился инсульт, и никто не помог, а счет идет на минуты.
Лариса Павловна, вы идете на совещание? К ней в кабинет заглянула главбух. Лариса вспомнила, что она финансовый директор большой компании и ей придется до ночи решать рабочие вопросы.
Нет, Мария Викторовна, я не могу. Передайте, пожалуйста, что мне пришлось срочно уехать по семейным обстоятельствам.
Когда Лариса садилась в машину, уже смеркалось. До маминого дома путь был неблизкий, да еще пробки. Она ругала себя за то, что позволила матери жить одной, как та привыкла, что она плохая дочь, все время на работе, уделяет маме мало времени. В конце концов, Ларисе надо было настоять на сиделке, чтобы та присматривала за мамой постоянно.
Через час Лариса наконец добралась, припарковалась довольно далеко от подъезда и побежала. С ее весом это было не очень-то легко. Она еще не придумала, где будет искать мать, если ее не окажется дома. Лариса что есть силы жала на кнопку звонка, звук был слышен на лестнице.