В своей книге «Анатомия насилия» один из ведущих представителей нейрокриминологического направления д-р Эдриан Рэйни пишет: «У преступников действительно неисправен мозг, физически отличный от мозга остальных людей»[32]. Отмечая, что нарушения в деятельности префронтальной коры «могут прямо приводить к антиобщественному и агрессивному поведению», д-р Рэйни в то же время соглашается, что «ущербная префронтальная кора не всегда вызывает асоциальное поведение». Д-р Рэйни также установил, что пониженный сердечный ритм является «биомаркером диагноза расстройства поведения», после чего отметил, что «разумеется, не каждый человек с пониженным сердечным ритмом совершает насильственные преступления». Д-р Рэйни обращается к специалистам в области общественных наук с призывом «отказаться от своих давно устоявшихся взглядов и принять анатомию агрессии». Он настаивает, что сконцентрировать внимание на биологических факторах критически важно для разработки государственных мер и лечебных методик, которые «сработают быстрее и эффективнее, чем исправление социальных факторов, также способствующих криминальному поведению».
Другие теоретики и практики полагают, что нейробиология значительно больше обещает, чем дает на практике. В своей книге «Вынос мозга. Чарующее обаяние бездумной нейронауки» психиатр Салли Сэйтл ставит «острейшую проблему во всей истории науки», задаваясь вопросом: «Можно ли полностью постичь психологию, опираясь исключительно на нейрологические исследования?»[33] По замечанию д-ра Сэйтл, «умственную деятельность невозможно аккуратно расписать по отдельным областям головного мозга». Не отрицая «связь между мозгом и поведением», она предупреждает, что «налицо множество уровней воздействия на человеческое поведение помимо мозговой деятельности».
В современной нейробиологии основной упор делается на изучение формирования сознания головным мозгом. Однако верно и обратное сознание формирует мозг. С точки зрения профессора Калифорнийского университета в Сан-Диего Дэвида Дейча, изменения в головном мозге имеют обратимый характер[34]. Например, если наркоман прекратит прием наркотиков, это окажет глубокое влияние на его мозг. В сентябре 2013 года Адам Гопник прокомментировал в The New York Times исследования мозга и сознания следующим образом: «Уроки нейробиологии состоят в том, что и мысли меняют мозг, и наоборот»[35]. Исследования приемных детей представили доказательства наследуемости криминальных наклонностей. Чаще всего ссылаются на данные масштабного исследования в Дании, которые в 1984-м обнародовал Сарнофф Медник из Университета Южной Каролины[36]. Д-р Медник установил, что усыновленные дети биологических родителей-преступников с большей вероятностью совершали преступления, чем усыновленные дети законопослушных биологических родителей. Позднейшие исследования приемных детей подтвердили его выводы.
Тем не менее биология не судьба. Человек с биологической предрасположенностью к алкоголизму не обязательно становится алкоголиком. Люди с поражениями головного мозга, следствием которых бывает криминальное поведение, существуют, но далеко не все из них становятся преступниками. Как указывает д-р Рэйни, «одинаковая биология и темперамент могут приводить к различным жизненным итогам». Исследования нейрокриминологов заслуживают серьезного внимания. Равным образом как и предупреждение д-ра Сэйто о том, что мы можем «извлекать пользу из нейробиологии, не требуя от нее полного объяснения всей человеческой природы».
Как вы могли убедиться, существует бесконечное разнообразие теорий относительно возможных причин преступности. Далее последует путешествие в глубины криминального мышления. Если вы попробуете подойти к пониманию криминала непредвзято, возможно, вам не придется больше плутать в мириадах теорий, объясняющих, почему люди становятся преступниками. Вместо этого в центре вашего внимания окажется сам преступник, ход его мыслей и поведение в повседневной жизни. Это может помочь вам избежать связей с подобными людьми в деловой и личной жизни. Понимание особенностей криминального сознания крайне важно и для выработки мер государственной политики, и для того, чтобы помогать преступникам изменяться и становиться сознательными людьми.
2. Родители не делают детей преступниками: ребенок отвергает своих родителей
Психологи и прочие специалисты издавна винят родителей практически во всех проблемах их отпрысков. Выглядит это как непреложный факт: если ваш ребенок правонарушитель, значит, и с вами что-то не в порядке.
Еще в трудах ученых начала XIX века говорилось о том, что подростковая преступность обычно бывает обусловлена неправильным воспитанием. Сегодня такая точка зрения преобладает и в научной литературе, и в общественном мнении, причем не только в Соединенных Штатах, но и во многих других странах. Дети рассматриваются как бесформенные комки глины, которых формирует окружение, в первую очередь родители, которые призваны не только удовлетворять их физические и эмоциональные нужды, но и служить образцами для подражания. Вина за неправомерное поведение несовершеннолетних возлагается преимущественно на их родителей. Авторитарных родителей критикуют за то, что их дети становятся враждебными, ожесточенными и агрессивными. Либеральных родителей критикуют за то, что они балуют детей и порождают в них ощущение собственного величия. А родителей, придерживающихся демократичных подходов к воспитанию, винят за поощрение в детях чувства вседозволенности. Считается, что родителям малолетних правонарушителей свойственны какие-то или все из нижеследующих недостатков:
они плохо коммуницируют;
они не обеспечивают заботу и поддержку;
они не поддерживают адекватный уровень дисциплины;
они недостаточно следят за своими детьми;
они не считаются со своими детьми;
они жестоки;
они чрезвычайно непоследовательны в своем отношении к детям.
Одной из проблем точной оценки отношений в семье является то, что малолетние правонарушители часто лгут, особенно когда пытаются произвести хорошее впечатление и избежать наказания. Удобную цель представляют собой их родители. Участливые психологи и психотерапевты, не имеющие представления об особенностях мышления правонарушителей и их тактических приемах, мгновенно покупаются на то, что рассказывают им эти дети. Я опрашивал несовершеннолетних и взрослых преступников, которые изображали своих родителей полными чудовищами. В то же время их братья и сестры отзывались о тех же самых родителях как о любящих, заботливых, добрых и преданных людях. При этом мне встречались матери и отцы, которые во всех отношениях плохо справлялись с родительскими обязанностями. И практически в каждом подобном случае у обследуемого мной преступника были брат или сестра, выросшие в аналогичной обстановке и не вставшие на преступный путь.
Невозможно предсказать, каким путем пойдут дети, опираясь только на знание их родителей. В своей книге, метко озаглавленной «Посторонний в родном доме», психолог Дэвид Коэн отмечает, что «мощный врожденный потенциал может пересиливать влияние родителей», в результате чего «ребенок может производить впечатление полного чужака». Он утверждает, что «родители оказывают значительно меньшее влияние на психологическое развитие ребенка, чем принято думать»[37].
Специалист по возрастной психологии Ричард Трембли проводит параллели между преступниками и детьми ползункового возраста[38]. И те и другие эгоистичны и бессовестны. И те и другие агрессивно добиваются своего. Однако ставить знак равенства между преступниками и маленькими детьми было бы неверно. В самом начале своего жизненного пути большинство малышей позитивно реагируют на родителей и окружающих, которые помогают им решать проблемы разумным образом, не прибегая к насилию. Напротив, преступники раз за разом отвергают все попытки социализировать их.
Воспитание детей это не улица с односторонним движением. Дети точно так же растят своих родителей, как и те их. Как известно всем читателям этой книги, у которых больше одного ребенка, дети отличаются друг от друга темпераментом с самого рождения. Они отличаются по уровню активности, по способам взаимодействия с окружающей средой, по боязливости и во многих других отношениях. В своей книге «Как понять темперамент вашего ребенка» психиатр Уильям Кэри указывает, что «родители неспособны изменить базовый темперамент своего ребенка», но могут контролировать его проявления[39].
Рассмотрим следующую ситуацию. Я был десятым по счету психологом, к которому миссис Паттерсон обратилась за консультацией по поводу кризиса в отношениях со своим сыном подросткового возраста Томом. Все началось с безобидной просьбы: миссис Паттерсон попросила Тома выключить фильм, который он начал смотреть, поскольку сочла его неподходящим для ее младших детей. Она не запретила ему смотреть этот фильм, а просто попросила посмотреть его попозже и одному. Том отказался и разразился потоком брани. Выйдя из себя, он вырвал провода из DVD-плеера, ринулся к матери, сбил ее с ног и начал таскать за волосы по полу. Под испуганный рев младших детей он выбросил ее из входной двери на крыльцо, и она покатилась вниз по бетонным ступенькам. Когда миссис Паттерсон попыталась вернуться в дом, он вытолкал ее прочь и запер дверь на замок. Миссис Паттерсон вошла через другую дверь, немедленно позвонила в полицию и выдвинула против Тома обвинения в нападении, побоях и порче имущества.
Рассказывая мне о Томе, она вспоминала, что, появившись на свет, он постоянно плакал. Миссис Паттерсон никак не удавалось успокоить сына, невзирая на то, что она кормила его грудью и не отходила от него в течение первого года жизни. Она вспомнила, как педиатр Тома говорил ей, что «ребенок обычный» и с ним все в порядке. «И этот обычный ребенок занимал пятьдесят пять минут каждого моего часа, днем и ночью», заметила она, сухо усмехнувшись. Дальше дела тоже складывались непросто. В детском саду Том постоянно конфликтовал с другими детьми. В первом классе учительница сажала его рядом с собой, потому что он слишком мешал другим ученикам. А педиатр продолжал уверять миссис Паттерсон в том, что ее сын «обычный ребенок». Том мог действовать исподтишка или вызывающе открыто. Паттерсоны не понимали, стоит ли им стать строже или, наоборот, смягчить свой подход. Что бы они ни делали, существенных изменений не происходило. Родителей Тома обескураживало то, что он отвлекает их внимание от других детей, проблем с поведением которых было немного. Он доставлял такие неприятности, что часто бывало проще капитулировать перед его требованиями или игнорировать его выходки, чем связываться с его яростью и агрессией.
Ближе к подростковому возрасту Том уже редко спрашивал разрешения на что-либо и отказывался сообщать, куда направляется, когда выходил из дома. Супруги Паттерсон чувствовали себя скорее полицейскими, чем родителями. На нашей первой встрече его мать сообщила: «Он заходит в мою комнату когда ему заблагорассудится, крадет из сумочки деньги и выбрасывает вещи, которые ему не принадлежат». Они с мужем стали запирать свою спальню, а свою сумочку она тщательно прятала. Том регулярно доводил до слез младшего брата и сестру, ссорясь с ними и ломая их игрушки. Он отказывался участвовать в семейных мероприятиях, а если его заставляли, обязательно все портил. Со своим вспыльчивым характером он воспринимал в штыки любые замечания. Однажды он рассвирепел настолько, что ударил мистера Паттерсона по пути в церковь.
С шестнадцати лет Том стал выклянчивать у родителей разрешение получить водительские права. Когда они наотрез отказались, он начал войну на измор, чтобы заставить их поменять решение. Паттерсоны были непреклонны: они не хотели нести ответственность и подвергать риску других. Отсутствие прав не останавливало Тома. По ночам он тайком брал ключи и разъезжал по окрестностям. Обнаружив, что ночами их машина ездит, Паттерсоны стали прятать ключи.
После ареста за нападение на мать Том получил испытательный срок. Его отправили на год к дедушке с бабушкой в сельскую местность на Среднем Западе. Живя в небольшой сельской общине, где все были знакомы между собой, Том был под пристальным присмотром, и у него было мало возможностей для безобразных выходок или криминальных занятий. Поведение Тома внешне улучшилось, хотя с дедушкой и бабушкой он вел себя по-прежнему вызывающе. Это было последним, что я слышал о Томе.
Супруги Паттерсон консультировались с множеством специалистов по психическому здоровью. В какой-то момент Тому прописали прием лития для лечения аффективного расстройства. Заметных изменений в его поведении не произошло. Паттерсоны потратили много денег и времени на психиатрические и психологические обследования Тома. Он же препятствовал любым попыткам лечения или обследования. Он вызывающе замыкался в себе и рассказывал очень немногое или же то, что врачи, по его мнению, хотели бы от него услышать. Один из консультантов настойчиво рекомендовал лечить Тома в психиатрическом стационаре. Однако страховка покрывала лишь очень краткий период пребывания, а родители не могли позволить себе потратить многие тысячи долларов. В дополнение к множеству психологических и психиатрических консультаций мать Тома посетила огромное количество лекций и курсов по теме трудных подростков. Разочаровавшись в возможностях специалистов по психическому здоровью, она заметила: «Наверное, нам нужно было делать что-то еще, а не ждать просвещенных ответов».
Когда я беседовал с Томом вскоре после получения им условного срока, он заявил, что это у матери «серьезные проблемы с взаимоотношениями», а у него самого «нет вообще никаких прав» в семье. Об инциденте, приведшем его к аресту, он сказал: «Я схватил ее и выволок за дверь. На мои права посягнули». Он с готовностью признал, что прогуливал не только отдельные уроки, но и целые учебные дни. Сообщив, что у него «отсутствует мотивация» к учебе, он пожаловался, что его оставили на второй год из-за плохих оценок. На вопрос о его опыте с психологами-консультантами Том сказал: «Проблема не во мне. Они меня никак не изменили». На вопрос, что, по его мнению, ему стоило изменить в себе самом, Том вызывающе ответил: «Типа, чего?» «Люди меня не понимают. Я думаю иначе, чем большинство из них», отрезал он.
Том ясно дал понять: проблема именно в других людях. Он не видел необходимости отчитываться за свои поступки. «Мать просто указывает мне, что делать, а я не делаю так, как она велит», настаивал он. В том, что касалось ареста за нападение на мать, Том выглядел безразличным, сказав, что реальная проблема была в том, что он «полицейскому не понравился». А относительно своей плохой успеваемости он заметил: «Я же знаю больше, чем этот учитель. Я ему не нравлюсь, вот и все». Том признался, что друзей у него было немного, он не относил это на счет каких-то своих недостатков.