Отворилась дверь вошла Ева. С двумя банками пива. Одну протянула мне.
Я открыл банку и вылил в себя за раз половину её содержимого. И только затем сказал: «Доброе утро».
Ева уселась в кресло. На ней был махровый халат. А на ногах мохнатые тапочки.
Отлично выглядишь.
Спасибо, кивнула она и отпила глоток из своей банки. Я опять проспала на работу.
Опять?
Да, вчера и сегодня. Всё идёт к тому, что меня уволят.
Но ведь вчера у тебя был день рождения.
Это не повод для прогула, сказала она.
А что ж тогда повод? День смерти?
О, это серьёзный повод.
Тебе нравится работать официанткой?
Зарплата маленькая. Спасают только чаевые. Но половину из них забирает бар. А вообще тяжело. Целый день на ногах.
Пиво слегка горчило. Зато в голове постепенно прояснялось.
Думаю, тебе нужно сменить профессию.
Легко сказать.
У меня есть кое-какие связи на телевидении
Ой, я тебя умоляю.
Я допил пиво. Скомкал банку.
А ещё есть?
В холодильнике три банки.
Прекрасно.
Когда допили всё пиво, я неожиданно предложил:
Давай съездим в «Нептун» и всё объясним.
Эту идею Ева поддержала с энтузиазмом.
Заодно и пообедаем, сказала она.
Мы вызвали такси и уже через полчаса были в ресторане.
Вместо официантки к нам подошёл импозантный мужчина с внешностью стареющего Джеймса Бонда. Он шагнул к нашему столику и склонил голову набок.
Ева, что происходит?
Я проспала, Эдуард Родионович.
А вчера, вклинился я, у Евы был день рождения.
Насколько я помню, сказал Эдуард Родионович Еве, вы родились в марте.
Ева вспыхнула:
Откуда вам знать?! Вы что, присутствовали при родах?
Допустим, вчера был день рождения а сегодня?
А сегодня день смерти, вдруг сообщила Ева.
Что?
Ничего, говорю. Что не ясно? Человек желает отметить день своей будущей смерти.
Эдуард Родионович улыбнулся одними губами, натянуто и фальшиво, и язвительно проговорил:
Поздравляю вас, Ева Вы уволены.
Спасибо, это мы тоже отметим, я приосанился. Меню, будьте любезны
Эдуард Родионович с подчёркнутым достоинством закинул голову вверх и, глядя куда-то в потолок, высокомерно бросил:
Я пришлю официантку.
И с запрокинутой головой Эдуард Родионович унёс себя прочь от нашего столика.
Какой самовлюблённый индюк, восхитился я, глядя ему вслед.
Скорее петух, возразила Ева. К тому же он светло-синий.
Что это значит?
Ну, голубой Гомосексуалист.
Да ну?
Ну да.
Я закурил и, сощурившись, посмотрел на Еву сквозь дым:
Ты вчера обманула меня.
Я тебя умоляю, отмахнулась она. Нужна была веская причина для приглашения. Но смерть мою мы отпразднуем по-настоящему. По-взрослому. Ты это отлично придумал.
Да, придумщик из меня что надо!
Ты не сердишься?
Сердиться на людей себе дороже. Я стараюсь принимать человека таким, каков он есть. Каким бы он ни был.
Это удобно.
Подошла бывшая в недавнем прошлом коллега Евы.
11
Мы быстро наелись и напились.
Денег я не жалел. Сделанный нами заказ намного превышал наши чревоугоднические возможности.
Мы были сыты и пьяны, но выпивку и еду всё подносили и подносили. К десерту мы даже не притронулись.
Тосты провозглашал я, и мы выпивали не чокаясь.
Я говорил:
Друзья, о покойниках либо хорошее, либо ничего. Я с лёгкостью следую этой неписаной традиции. Ибо я, как и многие из нас, любил покойную. Правда, я не знал её так близко, как вы, но я убеждён, встреча с ней была не случайна. Так было уготовано судьбой. Согласитесь.
Однозначно, заметила виновница нашего «торжества».
Я мог бы часами перечислять достоинства покойной
Давай, мы никуда не спешим!
Хорошо, я скорбно помолчал, собираясь с мыслями. Во-первых, покойная была красива. Она клёво целовалась и была неутомима в сексе. Она имела чувство юмора, а среди женщин это огромная редкость.
Точно! живо подтвердила покойная.
Она любила жизнь во всех её проявлениях, и я, если честно, не мог бы представить её постаревшей. Случись с ней это она бы сильно страдала от несовместимости весёлой бесшабашной натуры и возраста. Поэтому я рад, что Ева останется в наших сердцах и в нашей памяти вечно молодой. За Еву! Пусть земля ей будет пухом!
Ева и я поднялись и выпили стоя.
Земля пухом вряд ли, сказала Ева, когда мы снова уселись. Я хочу, чтоб после смерти меня сожгли.
Ладно, согласился я. Учту.
А прах мой пусть развеют над городом.
Постой, а куда же приходить людям, которые пожелают тебя помянуть?
В том-то вся и прелесть. Люди, которые захотят меня помянуть, смогут это сделать в любом месте города.
Славно придумано.
Ещё бы.
Слово покойной. Пока есть такая возможность.
С удовольствием скажу. Она протянула рюмку. Плесни-ка мне, живчик.
Я наполнил наши рюмки.
Буду краткой. Я ни о чём не жалею. До встречи в аду!
12
Зачем я так много пил?
Этот вопрос всегда задаётся в прошедшем времени. Что совершенно бессмысленно. А в настоящем времени А в настоящем времени зачем я так много пью? его никто себе не задаёт. Хотя в ту минуту его актуальность трудно переоценить.
После ресторана мы с Евой отправились к её подруге, которая пила за троих и материлась, как старые актрисы провинциального театра. Она тоже, как и Ева, была еврейкой, её звали Сима.
Помню, она смешно рассказывала о своих старших братьях-близнецах:
Их зовут Алик и Геночка. Все, от мала до велика, всегда их так называли Алик и Геночка. Только в такой последовательности. Как Зита и Гита, как Том и Джерри, как Лёлик и Болек, мать их так! Сначала именно Алик, потом Геночка никогда наоборот. До сих пор. Им сейчас уже восемьдесят на двоих, поседели, как снега Килиманджаро, а всё ещё Алик и Геночка, едрит-карбит.
Прошлой осенью Алик встретил на редкость приличную девушку Тину, и та Тина засосала его настолько, что спустя буквально месяц он предложил ей и руку, и сердце, и все остальные немаловажные органы своего организма. На свадьбе присутствовала вся родня, включая бабушку Иду, которая с юности всем кишки крутила так, что я не знаю, как с ней бедный дедушка не нажил рак и нервное расстройство себе на голову. Так вот, на той свадьбе у Алика и Тины бабушке дали слово, и она начала свой грёбаный тост привычным: «Дорогие Алик и Геночка». Господь не даст соврать. Я ржала так, что у меня лопнула резинка на трусах.
Мы пили всю ночь. Сима, казалось, не пьянела, но потом вдруг взяла и отрубилась. Сидела, пила и смеялась, а потом закрыла глаза и медленно завалилась набок.
Мы тоже пошли спать. В другую комнату.
Проснулись вечером и снова всю ночь фестивалили. Под утро уехали к Еве домой.
На следующий день, часам к трём, Ева снова позвонила своему лже-племяннику Лёве.
Наркотики сменяли алкоголь, алкоголь наркотики
В таком же духе прошло ещё три дня.
Жизнь то обретала новые краски, то совершенно теряла цвет. Сутки больше не делились на день и ночь. Время остановилось для нас Свет сменялся тьмой, а тьма светом, но они не оказывали никакого влияния на наше существование.
Пару раз мы ездили в ночной клуб, где я однажды устроил драку с розовощёким блондином из Германии. Мне показалось, будто он приставал к Еве. В результате нас троих выставили из ночного клуба. С немцем я тут же помирился, хотя он ни слова не понимал по-русски. Да и я с немецким не в ладах.
Я ему говорил:
Гитлер капут?
А он с воодушевлением подтверждал:
Я, я, капут.
Ну тогда, говорил я, хэнде хох и шнеля к нам в хаус, у нас есть шнапс.
Гуд! Гуд!
Когда приехали к Еве, я сказал:
Это наше волчье логово. Вольфшанце. Бите-дритте.
Звали его Адлер, что в переводе означало, как я понял, орёл.
Тост я говорил один и тот же:
За победу! И, словно герой советского блокбастера, добавлял многозначительно: «За нашу победу».
Я, я
Ага, поддакиваешь, хитро сделанный ты фриц, а сам, небось, думаешь: «Германия превыше всего».
Помню, я доказывал ему:
Гадом буду, Адлер, если б нас не разняли, я б тебе устроил Курскую дугу. Ты понял меня, внучатый племянник Гиммлера?
Короче, вёл себя, как наши солдаты в Германии. Но у них хоть какое-то право было на такое поведение. А вот чего раздухарился я непонятно. Говорят, наши пьяные туристы в присутствии немцев почти все себя так ведут. То ли им гордиться больше нечем, как только победой дедов, то ли это юмор такой
Впрочем, Адлер, очевидно, ни слова не понимал, ничуть не обижался и скоро уснул.
13
Меня разбудил солнечный свет, по которому я успел соскучиться. Осень в этом году выдалась особенно мрачной пасмурной, сырой и промозглой. Убеждён, что число самоубийств значительно превысит прошлогодние показатели. При такой погоде осень обычно даёт щедрый урожай по суициду.
Осознав ничтожность нашего существования, я прищурился на свет, льющийся из окна, и охрипшим голосом обратился к Еве:
Знаешь, киця
Её веки дрогнули, она открыла глаза.
Что случилось?
Киця, так жить нельзя
Она домашней кошкой прильнула ко мне:
Что ты предлагаешь?
Может, сходим в зоопарк?
Зачем?
Хочу прикоснуться к истокам.
Ничего не понимаю.
Да я тоже. У нас есть что-нибудь выпить?
Сейчас гляну. Но перед этим сгоняю в душ.
Не стыдясь своей роскошной наготы, она откинула одеяло в сторону, потянулась до хруста в позвоночнике и отправилась в ванную.
Я встал и подошёл к окну.
Ярко светило солнце, отражаясь в лужах, которые пешеходы по возможности старались обходить.
Кто они? Куда спешат? О чём они думают? И чего ждут от жизни?
К небесному светилу медленно подкрадывалась хмурая туча.
Я задёрнул штору.
Прошёл на кухню, заглянул в холодильник. Спиртного не было.
Я обрадовался и огорчился одновременно. Мне хотелось выпить, но я понимал пора чуток попридержать коней. Хватит бухать, хватит
Ещё не поздно остановиться. Я не в пике. Мой самолёт пока управляем.
Так думал я, уткнувшись взглядом в кухонный стол, на котором черствели хаотично рассыпанные хлебные крошки.
О чём задумался, Аль Капоне?
Я обернулся.
На пороге стояла Ева, завёрнутая в голубое полотенце. С кончиков волос капала вода.
Почему Аль Капоне?
Мне кажется, ты на него похож.
Аль Капоне был толстоват. С заплывшим лицом, как у свиньи.
Милый, ты тоже далеко не Аполлон.
Эти слова сопровождались всегда умилявшей меня гримасой обиженной девочки.
Я подошёл к ней и чмокнул её в родинку.
У нас не осталось горючего, киця.
Могу сходить купить пива. Вот только обсохну.
Я нашёл в себе силы сказать «нет».
Не надо никуда идти. Обойдёмся. Лучше сделай что-нибудь на завтрак.
Завтрак? Уже три часа дня.
Считай, что мы аристократы девятнадцатого века. Они просыпались не намного раньше.
Из комнаты донеслись звуки бодрой мелодии.
Тебе звонят.
Слышу, сказала она. Поставь воду, свари пельмени.
Не волнуйся, я справлюсь
Она отсутствовала минут десять. Закинутые пельмени уже всплыли.
Вернулась Ева несколько напряжённой. Так мне показалось. Она не произнесла ни слова, но я почувствовал что-то произошло.
Я как-то сразу связал её изменившееся настроение со звонком. Поэтому спросил как можно небрежней:
Кто звонил?
Да так почти столь же небрежно ответила Ева.
Но когда мы уселись за стол, она сообщила:
Мы больше не увидимся.
Я не донёс до рта наколотую на вилку пельменьку.
Кто это решил?
Видишь ли Мой парень освободился.
Я отложил вилку с нетронутой пельменькой. Неокрепший аппетит совершенно улетучился.
Этот как его? Ворон твой?
М-гу.
А что это меняет?
Давай без этого. Мы ведь взрослые люди.
Взрослые означает пофигисты?
Прости, что так получилось
Однако сказано это было, что называется, «на отцепись» (я подобрал эвфемизм). Мне захотелось её ударить, не для проформы, а сильно, с размаху
Я люблю его.
Моя агрессия по отношению к ней прошла. Ведь она ни в чём не виновата. Как говорится, сердцу не прикажешь. Она его любит, а меня нет. Всё крайне просто. Она была со мной, пока он находился в заключении. Наверное, было бы глупо сообщать заранее о том, что мы расстанемся, как только Витя освободится. Это бы омрачило наши отношения. Она мудра не по годам.
Я встал.
Ладно, Родинка, пока.
Ну, хоть поешь.
Я усмехнулся и сказал:
Давай без этого. Мы ведь взрослые люди.
14
Мне хотелось выпить. И я не осознавал истинной причины этого желания.
Похмелье было вполне терпимым. Что касается моральных мук, то их не было. Я не страдал. С чего бы? До сих пор меня никто не бросал. Это было обидно. Но обидней всего то, что меня оттолкнула та, которую я любил. Ну и что с того? Обидно да. Даже больно, не скрою. Но жить можно.
Я говорил себе: мы были вместе. Нам было хорошо, весело Она остроумный собеседник. У неё красивое тело, мягкие аппетитные губы Длинные пушистые ресницы Глаза, как у оленёнка Бэмби И, конечно, родинка А ещё она так забавно выпячивает нижнюю губу
Всё это волнительно. И трогательно до умиления. Но ведь я жил как-то до встречи с Евой. Значит, смогу жить без неё и дальше. Правильно? Да. Но выпить, тем не менее, хотелось.
Пить в одиночестве я не люблю. Поэтому позвонил старому товарищу Косте Танелюку по прозвищу Седой. Мы когда-то работали вместе в театре. Пока его не уволили за систематическое пьянство. В театре нам его не хватало. Не мне судить, каким Танелюк был актёром, но собутыльником он был что надо.
Костя не заставил себя долго ждать. Буквально через час после звонка я уже имел удовольствие лицезреть родную небритую седую рожу.
Инсульт-привет! громогласно воскликнул он с порога.
Ему было сорок с лишним, но, словно желая оправдать своё давнее прозвище, он был полностью седым. Седым, как лунь.
Не ори, сказал я. У меня сосед-сердечник. Проходи.
Он вошёл. Мы обменялись рукопожатием.
Как ты вовремя позвонил. Я и сам собирался тебя разыскать. Но дела-дела-дела
Седой, из тебя деловой человек, как из меня архиепископ.
Аминь, сказал Седой. Видишь ли, я наконец-то созрел стать писателем. Беллетристом.
Чего-чего?
Он нырнул рукой во внутренний карман потёртого пиджака и вытянул измятые листы бумаги, сложенные вчетверо.
Прочти мои рассказы, попросил он и протянул мне листки.
Может, сперва хлопнем по рюмочке?
Танелюк хитровато прищурился:
А есть повод?
Само собой, ответил я, усмехаясь. Без повода гудят лишь пароходы.
Нет, сначала прочти.
Окей, но пока я буду знакомиться с твоими опусами, ты сооруди какую-нибудь закуску. Всё необходимое в холодильнике.
Только читай вдумчиво.
А ты не переусердствуй с перцем.
Положись на меня, командор.
15
Мне известно, что некоторые доктора, попадая в новую компанию, предпочитают по возможности не распространяться о виде своей деятельности. Потому что каждый норовит тут же рассказать ему о собственной болячке и попросить его профессионального совета. И мало кого волнует, что у врача может быть узкая специализация, что, может, он стоматолог или гинеколог, главное врач, а значит, обязан выслушать и чего-нибудь посоветовать.
Вот так и со мной. Как только меня стали издавать, каждый второй мой знакомый и также малознакомый, а порой и вовсе незнакомый приносил или присылал мне по электронной почте свои рассказы, эссе, новеллы, повести и даже романы. Чтобы всё это читать и давать замечания по прочитанному, я должен был бы сам бросить писать, потому что времени ни на что другое уже б не оставалось. К тому же основная часть присылаемого была полной фигнёй. Но кто из начинающих литераторов способен принять неприятную правду?
Обычно я не читаю чужие работы. Вернее, читаю лишь страничку-полторы этого достаточно, чтобы составить мнение.
Для Танелюка я готов был сделать исключение. Я решил прочесть всё, что он принёс, от начала до конца.
Первый рассказ «Тёща» начинался превосходно:
«Николай не мог уснуть от стекавшихся к переносице мыслей и лёгкой пульсации в правом указательном пальце. Жена с дочкой на море. Тёща убирается по дому. Николай лежит и думает о том, что в заблуждениях он жил, а в искушённости существовал. Вечер был светел. Бурчала хмурая тёща».