Мужчины ушли туда, откуда только что вернулся дед. Лиза продолжала сидеть в той же позе. У неё разболелась голова, и навалилась дремота. Она легла бы, но побоялась простудиться, лежа на холодной сырой земле.
В это время дед командовал в лесочке. Он выбрал три сосны средней высоты и толщины, а Пётр стал рубить их под самый корень. Оказалось, что дело это не такое простое, и за пять минут он вспотел. Топорик был маловат для таких задач, и процесс шёл медленно. Видя, что Пётр устаёт, Александр настоял на том, чтобы и ему позволили порубить, и он рубил, как-то по-своему, мелкими ударами, но и у него дело двигалось. Как бы то ни было, сосны оказались на земле. Теперь их предстояло дотащить до реки, наполненные древесным соком стволы были тяжелыми, но мужчинам быстро удалось справиться и с этой задачей. Перекинули сосны на другой берег. Дед первым стал перелезать: о том, чтобы идти по качающимся скользким стволам, не могло быть и речи. Он стал на колени и медленно и осторожно, сантиметр за сантиметром, перецепляясь руками, двигался на другой берег. Преодолев преграду, дед скомандовал:
Александр, вперед! Сзади тебя страхует Пётр, а я уж тута перехвачу. Давай, не дрейфь. Потом Лиза.
Честно говоря, мне все равно, почему-то страха нет, сказал Александр, перебравшись на другой берег. Вот если бы мне неделю назад сказали, что придётся ползти над гибелью по скользким бревнам, я испугался бы. А так нет, не страшно.
Когда все оказались на другом берегу реки, Лиза сказала:
Очень удивительно. Вот час назад я чуть в обморок от усталости не падала, а сейчас как снова родилась. Могу хоть ещё столько же пройти.
Это потому, что в себя поверила, тихо сказал дед. Да к тому же идти далеко и не нужно, мы пришли. Вон и сосна.
Городские путешественники посмотрели в сторону, куда махнул дед, но ничего не разглядели сквозь заросли.
Идем скорее, сходите к сосне, так можно и обратно поворачивать, сказал Пётр.
Э, нет, робяты, прокомментировал дед, так не пойдет. Тут секрет один есть. Давайте дойдем до сосны, я вам там и скажу.
Они пробрались по еле заметной тропе до сосны. Она стояла одна-одинешенька на высоком речном берегу. Ближайшие её сородичи, сосны, толпились в некотором отдалении, как будто подчеркивая особое положение заветной родственницы. Своим толстым, в два обхвата, стволом дерево высоко взметнулось в небо, кудрявая, словно завитая зеленая крона мерно качала ветвями на ветру. Возможно, люди с высокоразвитым воображением могли бы принять её за гигантского лесного исполина, машущего своими огромными ручищами ещё чуть-чуть, и он сойдет с места, зашагает по окрестностям на сухих ногах-корнях, и все лесное сообщество падет перед ним ниц в знак уважения и страха.
Подойдя почти под крону сосны, путешественники остановились и уставшими глазами смотрели на, казалось бы, обычное дерево. Начинало смеркаться. Дед распорядился ставить палатку, разводить огонь в костре и готовить ужин. Пришлось повозиться: без особой сноровки палатка никак не желала стоять смирно, а пламя в костре тухло из-за сырых дровец результата проливных дождей. Пусть и с трудностями, но все-таки справились, поели и попробовали разместиться внутри палатки. Она была просторная, и будь в составе экспедиции четверо маленьких человек вроде деда и Лизы, они, несомненно, уместились бы. Но был ещё и Пётр, который один занимал места за двоих «малышей». Порешили забиться вплотную, памятуя о том, что в тесноте, да не в обиде.
Потом, выбравшись наружу после примерки, дед объявил:
Вот сейчас я вам скажу самое главное, о чем вам предстоит подумать. Вы же наверняка уже решили, что собираетесь попросить у сосны, так?
Лиза и Александр едва заметно кивнули: у каждого был заготовлен свой текст, можно сказать, выстраданный годами. Пётр же сказал:
А я вообще не пойду. Я в это не верю. Что толку что-то просить, если не веришь?
Знаешь что, мил человек, ответил ему дед, коли ты сюда несколько дней добирался, так это значит веришь. Можешь говорить что угодно, главное ты тут, и вера твоя крепка не словами, а нутром твоим. Крепка она, вот что я тебе скажу, крепче бетона. И вообще, продолжал дед, обращаясь уже ко всем, тут вера самое главное. И послушайте. Много лет как местные люди проверили, что сосна работает. Исполняет, значит, желания. Вот только не каждое. И ещё что приметили: исполняются только те желания, когда человек не для себя чего-то просит, а для другого. Понимаете? Для себя у нас у каждого по триста желаний будет, а вот они не исполнятся. Нужно желать что-то для другого. Это важно. И желания ваши вы должны держать в полнейшем секрете. Завтра каждый из вас к сосне пойдет. Стойте там, говорите с ней, как с живой и все понимающей, можете и желание произнести вслух. Тут никто не услышит. А потом высказанное желание в себе храните крепко-накрепко. Голова это самый надежный сейф для мыслей и слов. И вот если спросите, когда желание исполнится, я вам отвечу: не знаю. Никто не знает. Тут не железнодорожный вокзал, чтоб все по расписанию шло. Может, исполнится сию секунду, может, через год, может, и позднее. Одно наверно известно исполнится точно!
Городские путешественники призадумались: какое желание у них есть для других? Поворот оказался неожиданным. Требовалось поразмыслить, а времени оставалось только ночь впереди.
Утро встретило путешественников ясной сухой погодой. Средней силы ветер играл в синем небе кучевыми облаками. Проснувшиеся поделились своими ощущениями. Спавшие по краям дед и Петр, принявший перед сном из фляжки своего коньячного снотворного, спали хорошо. Лиза успокоилась к полуночи, а вот Александр почти не спал. Всю ночь в его голове роились разные мысли: все думал о том, какое желание загадать возле сосны. Он хотел крутиться из стороны в сторону, но не мог, будучи плотно прижатым телами. К тому же Александр к утру озяб, первым выбрался из палатки и ходил по траве, пытаясь согреться. Когда поднялись и остальные, развели огонь, Александр уселся возле него в полном отсутствии каких-либо желаний.
Сосна находилась метрах в тридцати от палатки. Дед сказал, что с такого расстояния никто не будет слышать слов, произнесенных под сосновой кроной, поэтому ничем себя не нужно сдерживать.
После короткого совещания решили позволить Лизе первой пойти к заветному дереву. Она расчесала волосы, почистила одежду и намеренно широким шагом направилась к сосне. По всему чувствовалось, что ритуал имеет для неё сакральное значение. По мере приближения к дереву шаги Лизы укорачивались, сама она как будто сжималась, на глазах выступили слезы. Подойдя наконец к сосне, Лиза обошла её вокруг несколько раз, потом села на выступающий из-под земли корень, прислонилась к стволу, обхватила его руками и залилась слезами. Она рыдала навзрыд до боли в горле, от этого почти обессилела. Так она просидела несколько минут, рыдания остановились, слезы были растерты по щекам, оставив глаза красными и распухшими. Она никуда не торопилась, просто сидела под деревом. Как-то стало ей спокойно, мечта загадать желание почти осуществилась вот она сидит тут, у той самой сосны, и осталось только произнести самые сокровенные слова. Только вот какие?
Милая моя сосна, стала тихо говорить Лиза, поглаживая кору на стволе, вот посмотри, какова я уродилась. Как же трудно жить с этим! тут слезы опять предательски навернулись на глаза. Мужчины меня боятся, избегают. Эх! Такая, видно, судьба моя всю жизнь одинешенькой промыкаться. Если бы попросила исполнить мое желание, то оно было такое, чтобы это проклятое пятно на лице исчезло. Но, говорят, такое нельзя загадывать не исполнится. И вот надумала я такое вот желание, оно для другого человека. Пусть хорошему мужчине я доставлю счастье. Счастье и радость, ребеночка ему рожу. Ах, это опять про меня. Тогда просто так: пусть ему будет со мной хорошо. Что мне ещё желать? Больше-то, пожалуй, и нечего.
Произнеся это, Лиза поднялась, зачем-то поклонилась сосне и пошла к палатке.
Там она без слов залезла внутрь, легла, свернувшись калачиком в уголке.
Мужчины сидели возле костра. Дед посмотрел на Александра теперь его очередь.
Александр поднялся и направился к сосне. Он шёл меланхолично, ровно, по его виду можно было подумать, что все его действия для него совершенно безразличны. Его голова болела, от бессонной ночи все эмоции притуплялись, и Александр ощущал себя словно ходячая кукла.
Дойдя до сосны, он почему-то стал подробно рассматривать ее, будто пытаясь найти что-то спрятанное.
Я пришёл, сосна, сказал он. Несколько дней назад мне было так плохо, что я хотел спрыгнуть с крыши. Хотел, но испугался. Вся жизнь моя никчемная, и желать мне нечего. Остается мне только вернуться домой. Разведусь с женой. Не могу с нею больше жить. Стану как-нибудь сам существовать. Но это не желание, это у меня план такой. Жить страшно, и с крыши прыгать тоже страшно. Не удалась жизнь, не удалась.
Тут Александр глубоко вздохнул и стоял молча несколько минут.
За всю жизнь не встречал я такого человека, как Мария, продолжил Александр. Вот за два дня рядом с нею надышался жизнью, как за все годы не дышал. Поэму о ней написал. Ей нравится. Жене ничего из моего творчества не нравится, а Марии нравится. Она меня поняла. Жалко мне с нею расставаться, а что поделаешь? Придется обратно двигать. И решил я, сосна, отблагодарить Марию. И желание у меня вот какое появилось только сейчас, пока стою тут. Пусть у Марии жизнь будет счастливая. А мне будет приятно, если так случится.
Вдруг Александр почувствовал какое-то внезапное вдохновение. Он понял, что это желание и есть то, чего бы он действительно хотел. Вмиг душевно переменившись, он очень бодро вернулся к палатке и сел возле огня.
В то время, пока Александр находился у сосны, у Петра с дедом состоялся такой разговор.
Ходил по деревне, смотрел дома, сказал Пётр. Заметил два дома, вроде как новых. Стоят друг напротив друга. Обратил внимание на то, какие у срубов замки в углах венцов, интересные, необычные. Чьи это дома, интересно?
Знаю, чьи, ответил дед. Внучков моих, сыновей Марии. Оба дома они под моим началом строили, мне самому уже тяжко такое строительство вести, а им подсказки нужны. Так вместе и поставили. У каждого свой дом имеется.
Хотелось бы мне глянуть, как дома сложены. Можно это организовать?
А чего нельзя, можно. Сделаем, когда возвернемся.
Хорошо. Меня как строителя интересуют всякие такие штучки. Значит, остались ещё люди с руками, которые сами дом могут поставить.
Руки-то у них мастеровитые, у внуков моих. Кое-где так лучше меня знают, как с деревом работать. У ребят вот другая проблема негде им свои умения в наших краях применять. Людей-то почти не осталось, многие разъехались. Есть, конечно, кое-какие, на лето приезжают, да и те в основном старики, а на зимовку опять в город.
А чем же ребята тут занимаются?
Лес их кормит: грибы, ягоды, рыба. Заготовят, сдадут так и год живут.
Когда Александр довольно уверенно вернулся и сел возле огня, Пётр, не говоря лишних слов и не ожидая подсказок деда, поднялся и тут же опустился обратно.
Нет, так не могу, сказал он. Нужно мне глотнуть чуть-чуть.
Он достал из своего рюкзака фляжку с коньяком и сделал несколько глотков.
Теперь могу, констатировал Пётр и зашагал в направлении сосны.
По пути он с каждым шагом ощущал, как тепло коньяка разливается по телу. Сделав несколько шагов, он остановился и оглянулся на палатку: возле костра сидел Александр, который подбрасывал веток в огонь, повалил дым, от которого Александр уворачивался.
«А, собственно, зачем я иду? задал себе вопрос Пётр. Экскурсия заканчивается. Скоро обратно, домой, думал он. Там опять вся эта рутина, дрязги. Надоело. Вот тут в лесу как хорошо дышится, спать хорошо. Ничего не тревожит, ни одной стройки вокруг», усмехнулся он.
Он подошёл к дереву, потрогал его руками.
«Хорошая древесина, подумал он. С таким деревом можно работать. Наверное, из такой крепкие дома можно строить».
Пётр попытался вычислить высоту и диаметр ствола. Нашёл на стволе смолу, взял кусочек и попробовал скатать его в мелкий комок. Смола прилипла к пальцам и никак не хотела очищаться.
Ладно, чего это я тут? к своему собственному удивлению, произнес Пётр вслух. А чего, в самом деле? Первый раз в жизни могу говорить вслух, не боясь, что меня кто-то услышит. Ну, тогда попробую и я желание сказать. А какое? Желания есть, только про меня, а дед сказал, про себя нельзя.
Тогда Пётр встал лицом к стволу, а потом уперся в него лбом. Так он простоял несколько минут. Неожиданно для самого себя начал ни с того ни с сего громко мычать. В эти минуты он походил на быка, упершегося в дерево, пытаясь, бодая его, победить, сдвинуть. Мычание становилось все громче, перемежалось с хрипом, даже в горле Петра запершило.
Ну чего я дома делать буду? Надоело! Все эти мелкие деляги, проныры, мошенники как они надоели! Строить хорошо, строить я люблю, одно к другому прилаживать вот удовольствие. А как же быть? Послать все куда подальше, жить спокойной жизнью и спиться. Да, если не остановлюсь, то точно сопьюсь. Нет, хорош! Строить нужно! Увлечься мне нужно, строить что-то новое, чтобы вот, понял! чтобы людям нравилось. Вот чего загадаю: чтобы людям нравилось мое строительство. Чтобы, значит, им нравилось, а не только мне.
Тут он схватил ствол обеими руками, пробуя раскачать, и громко сказал:
Эх, силища-то какая!
Тут же он резко отвернулся и зашагал к палатке.
Говорят, дорога домой всегда быстрее дороги из дома. Может, не всегда, но в этот раз было именно так. Весь путь обратно в деревню проходил почти молча, Александр шёл позевывая, но с ясным лицом и улыбаясь. Пётр шагал ровно, точно, словно военный лыжник во время марш-броска. На открытых местах тропы Лизе иногда приходилось подбегать, чтобы не отставать от мужчин. Дед замыкал группу, было заметно, что он устал, но сам не жаловался. Они почти переметнули через речку по самостройному мостику, других препятствий не встретили, даже погода стояла солнечная, теплая и способствовала движению. До деревни добрались ещё засветло.
Утром дед, несмотря на усталость, проводил Петра посмотреть дома внуков. Для Петра это оказалось до такой степени интересно, что он мог бы провести в изучении ещё день, но собрались ехать домой сразу после обеда. У молодых крепких близнецов Пётр выведывал такие тонкости строительства деревянных домов, что они учуяли в нем доку в строительстве. Оказалось, что не только снаружи дома представляли из себя нечто особенно интересное, но и внутри они были результатом изобретательности, практичности и хорошего вкуса хозяев. Словом, строитель увидел родственную строительную душу. Расстались они на дружеской ноте.
Настала пора уезжать. Вещи собраны, городские вышли во двор. Пётр отчего-то сиял, у Лизы был уставший вид, а вот Александр находился в подавленном состоянии. Вдруг он положил на землю сумку со своими вещами и вернулся на порог, где стояла Мария.
Мария, сказал ей Александр, ты самая лучшая женщина на свете. Ты меня поняла. Мне никогда этого не забыть.
Тут на глазах Александра выступили слезы. Мария, заметив это, стала его успокаивать. Она обняла его и по-матерински прижала к груди. Беспрекословно лег Александр своей головой на грудь Марии и разрыдался, начал всхлипывать. От этого и у Марии глаза покраснели, и она пуще прижала мужчину к себе. Сквозь слезы Александр шептал обрывки фраз:
Если бы только мог, если бы я бы тут и остался с тобою, Мария! Ничегошеньки мне больше не нужно Не хочу обратно, не хочу!
Тут и Мария уже не могла сдержаться и заплакала, проговорив: