Устроившись экскурсоводом в Московский областной краеведческий музей в Истре, он впоследствии получил ставку научного сотрудника и затем зам. директора, проработав там до конца 1964 года. В том же году он защитил в Институте истории АН СССР диссертацию «Корреспонденты вольной печати Герцена и Огарева в период назревания первой революционной ситуации в России» (на основе ее в 1966 году в издательстве «Мысль» вышла книга «Тайные корреспонденты Полярной звезды»); в конце 1966‐го стал членом редколлегии журнала «Знание сила»251, где работал до 1970 года, но сохранял связи с журналом до конца жизни.
Литературной работой Н. Я. Эйдельман начал заниматься в 1955 году (именно тогда было положено начало «Путешествию в страну летописей»), первые печатные тексты он подписывал псевдонимом «Н. Натанов»; в 1965‐м был принят в профком литераторов при Гослитиздате, а в начале 1967 года подал заявление в Союз писателей, что было обосновано несколькими книгами. После двух лет томительного ожидания, в начале 1969 года, получил заветный для каждого литератора членский билет. Рекомендации для вступления ему тогда дали писатели Д. С. Данин, А. М. Турков, В. В. Жданов и Ю. В. Давыдов. Особенно нужно отметить роль литературоведа С. А. Макашина, который сказал массу лестных слов в адрес Н. Я. Эйдельмана на заседаниях приемной комиссии, что оказалось едва ли не решающим; после этого, накануне итогового голосования на заседании секретариата Московского отделения СП РСФСР, отдельное заявление в пользу писателя подал драматург В. С. Розов, особо отметив книгу «Ищу предка» именно как «труд писателя»252.
Жанр своих литературных работ Н. Я. Эйдельман в 1969 году определил как «проза, документальная публицистика». Но более интересно, как он охарактеризовал их еще в 1967 году:
Мои занятия историей помогли мне обратиться к литературе. Я ощущал ограниченность чисто научных методов проникновения в прошедшее, все больше видел в ученых изысканиях не цель, а средство, исходный пункт для литературных занятий. <> Странствия по «пограничной области», разделяющей и соединяющей литературу с историей, привлекают меня и в тех случаях, когда выхожу за обычный круг своих тем Россия в XIX веке и пытаюсь писать историко-фантастические рассказы, а также очерки и книги о древнейшей человеческой истории253.
В 19701980‐е годы имя Натана Эйдельмана уже было известно очень широко: он прошел в своей творческой биографии путь от ординарного историка до неординарного исторического писателя и лектора. Такой эволюции отчасти способствовал и необыкновенный ораторский дар Эйдельмана, который помогал ему видеть моментальную реакцию слушателей на те мысли и положения, которые впоследствии становились главами его книг.
Бытует мнение, что Эйдельман «как ученый стоит в ряду многих замечательных русских историков XX века»254, однако эти слова стоит отнести к нему не как к ученому, а именно как к историческому беллетристу и просветителю. И именно в этой ипостаси он и замечателен, и исключителен.
Как крупный литератор он заявил о себе в 1970 году книгой «Лунин» в серии «Жизнь замечательных людей»; так и писал один его горячий сторонник: «В этой книге взрывоподобно явил себя писатель Натан Эйдельман»255. Интересен отзыв Б. А. Успенского в письме Ю. М. Лотману: «Вышла замечательная книга Эйдельмана о Лунине. Я не могу оценить ее критически, но это необыкновенно увлекательное чтение»256.
Приведем еще несколько откликов.
Натан Яковлевич не умел писать неувлекательно. Под его пером историческая наука органически перерастала в беллетристику: все оживало, делалось притягательным, загадочным, ярким. Мне случалось слышать, что увлекательность его работ частично навеяна вкусами издателей, но я всегда видел здесь другую причину. Натан Яковлевич был лектор и педагог божьей милостью. Несправедливая судьба навсегда отделила его от педагогической кафедры, но жажда педагога кипела в нем. В нем жила потребность видеть лицо своей аудитории. Популяризаторский жанр создавал ощущение непосредственного контакта с ней и утолял жажду лекторства257 (Ю. Лотман).
В одном ряду с вечерами стихов Евгения Евтушенко в Лужниках, концертами бардов, таких как Владимир Высоцкий или Булат Окуджава, во всевозможных закрытых НИИ, неожиданными показами фильмов Андрея Тарковского на окраинах Москвы, скандальными премьерами в Театре на Таганке Юрия Любимова, были и публичные выступления Натана Эйдельмана. Свидетельствую как очевидец об их неизменном успехе у публики и в Центральном Доме литераторов, и в Институте радиотехники и электроники АН СССР, и в музеях А. С. Пушкина или А. И. Герцена258 (К. Ляско).
Природный артистизм Натана имел отклик публичный, широкоформатный, с оттенком успеха еще и театрального битковые сборы, цветы, очереди за автографами, жажда собравшихся продлить очарованье, не отпуская его вопросами; мы принадлежали ему, а он нам, в самом лучшем смысле259 (В. Рецептер).
Слушая потрясающей красоты голос Натана Эйдельмана, его баритональные теплые тона, все всегда обращали внимание прежде всего на то, как подчас импровизационно рождалась, словно на глазах, мысль историка в сюжетах о России. Память у Эйдельмана была феноменальная, поэтому всегда казалось, что он стоит рядом с событиями, о которых рассказывает, независимо от временнóй удаленности, что он видит своих героев в лицо260 (И. Боярский).
Жажда лекторства, утоляемая, впрочем, сверх меры (отчасти, по-видимому, и по причине нужды в презренном металле261), явно разбазаривала творческие и физические силы. Как отметил в свое время А. А. Ильин-Томич,
будучи по призванию просветителем, Эйдельман выступал, кажется, всюду, куда его звали, и это было великим благом для слушателей. Но до какой степени шло это на пользу его дару историка и исторического писателя? Сколько книг и научных исследований он не успел написать оттого, что растрачивал себя на эту безусловно крайне важную просветительскую деятельность?262
Впрочем, Эйдельман этим в значительной степени компенсировал свою потребность общаться с внимающей каждому слову аудиторией, как когда-то гениальный исследователь русской литературы XVIII века Г. А. Гуковский словесно набрасывал с кафедры положения будущих книг.
Историческая проза Н. Я. Эйдельмана оказала влияние даже на его антагониста в глазах читающей публики В. С. Пикуля, чье творчество было и остается невероятно популярным. На Третьих Эйдельмановских чтениях в 1993 году историк литературы А. С. Немзер говорил
об эволюции творчества Пикуля от подражания историческому или нравоописательному роману второй половины XIX века до подражания не кому иному, как Эйдельману, чья популярность среди интеллигентных читателей вызывала у Пикуля соревновательный пыл и на чьей прозе Пикуль явно учился (другой вопрос, насколько уроки пошли впрок)263.
Тяга читающей публики к истории, и отсюда популярность не только таких титанов исторического романа, как В. С. Пикуль, но также и более «интеллигентских» писателей Натана Эйдельмана, упомянутого Юрия Давыдова или Якова Гордина, происходила еще и от духа эпохи позднего Брежнева стабильности, напоминающей вечность.
Не имея собственного содержания, мысля себя «концом истории» (ясно, что коммунизма не будет, но зато социализм уж такой развитой, что дальше некуда), время это отличалось своеобразной ностальгической всеядностью. Официоз по-своему, противостоящие ему духовные силы по-своему пребывали в грезах о былом, старательно выискивая в далеком или близком прошлом нечто привлекательное и в то же время схожее с днем сегодняшним. В «вечности по-советски» должно было найтись место всему: мистифицированной Древней Руси и мистифицированной эпохе революции, вымышленному XIX веку и вымышленным шестидесятым годам. Вкус к истории, очевидный в исканиях многих замечательных писателей, постоянно «испытывался на прочность» аудиторией, искавшей в прошлом не движения противоречий, но удобного антиквариата. Проблема заключалась не в том, что Пикуль вытеснял Эйдельмана, а в том, что публика была готова читать Эйдельмана (или Трифонова, или Юрия Давыдова), так сказать, «по-пикулевски»264.
Пикуль же был серьезной отдушиной после советской реалистической литературы с ее принципами идейности, борьбы хорошего с лучшим и т. д. Сочинения, в которых автор вел повествование так, «будто ему дано право кроить и перекраивать былую жизнь и все дозволено»265, были увлекательным чтением без подтекста:
Семидесятые годы были временем триумфа Валентина Пикуля. К политической оппозиции Пикуль, разумеется, никакого отношения не имел, его успех не в последней степени объяснялся тем, что его романы представляли неофициальный вариант отечественной истории. В них идеологию заменила физиология. Даже вполне достойные исторические романы советского периода были романами идеологическими, а лучшие из них как «Смерть Вазир-Мухтара» напряженно идеологическими. Средний читатель, уставший от идеологии вообще, предпочел деидеологизированные, растянутые до романных объемов квазиисторические анекдоты Пикуля. И это тоже была своя форма неприятия системы266.
Устоялось мнение, что во многом силами Н. Я. Эйдельмана был создан феномен «декабристского мифа», через призму которого многие историки и литераторы доносили до читателей свой морально-нравственный посыл, идею внутреннего противостояния:
Опыт декабристов, который он широко пропагандировал, был важен для него как опыт психологической несовместимости порядочного человека с деспотизмом, как опыт самопожертвования ради братьев меньших, как опыт неистребимого нравственного протеста267.
Для трудов Эйдельмана-писателя оставалось характерным привлечение массы разнообразных, подчас неизвестных широкой публике источников; его работа о Лунине в серии ЖЗЛ была оценена не только широким кругом читателей (мономанов этой серии было всегда немало), но и крупными историками268
1
Восьмой съезд писателей СССР: Стенографический отчет. М.: Советский писатель, 1988. С. 393.
2
Кобрин В. Кому ты опасен, историк? М.: Московский рабочий, 1992. С. 191.
3
Натан Эйдельман: [Некролог] // Пути в незнаемое: Писатели рассказывают о науке: Сб. 22‐й / Сост. Б. Г. Володин. М.: Советский писатель, 1990. С. 568.
4
Архив Исследовательского центра Восточной Европы при Бременском университете (Die Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen). Дневник, 1984, январь.
5
Городницкий А. М. И жить еще надежде М.: Вагриус, 2001. С. 581.
6
Рецептер В. Смерть Сенеки, или Пушкинский центр. Роман. [Начало] // Знамя. 2019. 8. С. 1314.
7
Полный текст письма см. с. 386.
8
Кардин В. По существу ли эти споры? М.: Современник, 1989. С. 227238; Гусейнов Ч. Этот живой феномен: Советская многонациональная литература вчера и сегодня. М.: Советский писатель, 1988. С. 169.
9
Эйдельман Н. Я. Большой Жанно: Повесть об Иване Пущине. М.: Вагриус, 2004.
10
Hamburg G. M. Writing History and the End of the Soviet Era: The Secret Lives of Natan Eidelman // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. [Washington,] 2006. Vol. 7, 1 (Winter 2006; New Series). P. 71109.
11
Jones P. Revolution Rekindled: The Writers and Readers of Late Soviet Biography. Oxford: Oxford University Press, 2019. P. 214228.
12
Рейфман П. С. Из истории русской, советской и постсоветской цензуры [Электронный ресурс]. Тарту, 20012011. Глава 9: Похороны генсеков. C. 945962. URL: http://reifman.ru/sovet-postsovet-tsenzura/glava-9/.
13
Лицензионный договор б/ от 8 декабря 2021.
14
Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (18981990): В 16 т. Изд. 9‐е, доп. и испр. М., 1987. Т. 14: 19811984. С. 355358.
15
Там же. С. 371376.
16
Медведев Р. А., Ермаков Д. А. «Серый кардинал». М. А. Суслов: политический портрет. М.: Республика, 1992. С. 191.
17
Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 19701985 гг. / Пер. с нем. М. Г. Ратгауза. М.: АИРО-ХХ, 1997. С. 146 (точной даты постановления ЦК автор не приводит).
18
Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. С. 146.
19
Аппарат ЦК КПСС и культура, 19791984: Документы / Культура и власть от Сталина до Горбачева. Документы. М.: Политическая энциклопедия. 2019. С. 666669, 141: «Записка Отдела культуры ЦК КПСС об откликах общественности на постановление ЦК КПСС», 18 августа 1982 г.
20
Горбачев М. Жизнь и реформы: В 2 кн. М.: Новости, 1995. Кн. 1. С. 216.
21
Кондратович А. В мире «систем» и «концепций» / Полемика // Литературная газета. 1982. 1, 1 января. С. 3.
22
Цит. по: Александров-Агентов А. М. От Коллонтай до Горбачева. М.: Международные отношения, 1994. С. 267.
23
Левицкий Л. А. Термос времени: Дневник, 19781997. СПб.: Изд‐во Сергея Ходова, 2006. С. 119120.
24
Самойлов Д. С. Поденные записи: В 2 т. М.: Время, 2002. Т. 2. С. 182 (26 ноября 1982).
25
Бовин А. Е. XX век как жизнь: Воспоминания. М.: Центрполиграф, 2017. С. 342.
26
Александров-Агентов А. М. От Коллонтай до Горбачева. С. 284.
27
Горбачев М. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 225226.
28
Логатов А. В партийном комитете Московской писательской организации // Московский литератор. 1983. 3, 21 января. С. 1.
29
Бовин А. Е. XX век как жизнь. С. 344345.
30
Черняев А. Проект: Советская политика 19721991 гг.: взгляд изнутри [Электронная публикация дневников А. С. Черняева]. URL: https://nsarchive.gwu.edu/sites/default/files/documents/r0gm1u-sbbsa/1983.pdf.
31
Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Доклад члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС товарища К. У. Черненко на Пленуме ЦК КПСС // Правда. 1983. 166, 15 июня. С. 13 (2). Текстуально полностью совпадает с сохранившейся стенограммой (РГАНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 45. Л. 3435; второй экз.: Там же. Ф. 2. Оп. 6. Д. 287. Л. 3435).
32
Речь Генерального секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Ю. В. Андропова на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Правда. М., 1983. 167, 16 июня. С. 2. Текстуально полностью совпадает с сохранившейся стенограммой (РГАНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 45. Л. 72; второй экз.: Там же. Ф. 2. Оп. 6. Д. 287. Л. 72); Андропов Ю. В. Речь на Пленуме ЦК КПСС 15 июня 1983 года // Андропов Ю. В. Избранные речи и статьи. Изд. 2‐е. М.: Политиздат, 1983. С. 294.
33
Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Постановление Пленума ЦК КПСС // Правда. 1983. 167, 16 июня. С. 2.
34
Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии: Постановление Пленума ЦК КПСС. С. 3.
35
Горбачев М. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 241243.
36
Прибытков В. В. Черненко. М.: Молодая гвардия, 2009. С. 190191.
37
«Волынское» дачное хозяйство Управления делами ЦК КПСС, известное как «ближняя дача» Сталина.
38
Черняев А. Проект: Советская политика 19721991 гг.: взгляд изнутри [Электронная публикация дневников А. С. Черняева]. URL: https://nsarchive.gwu.edu/sites/default/files/documents/r0gm1u-sbbsa/1983.pdf.
39
Черняев А. Проект: Советская политика 19721991 гг. Запись от 26 мая 1983.
40
Прибытков В. В. Черненко. С. 198.
41
Бовин А. Е. XX век как жизнь. С. 350351.
42
РГАНИ. Ф. 4. Оп. 44. Д. 31. Л. 247.
43
Пленум Центрального Комитета КПСС 1415 июня 1983 года: Стенографический отчет. М.: Политиздат, 1983. С. 9398.
44
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 30. Д. 2085. Л. 30.
45
ЦГА Москвы (ОХДОПИМ). Ф. П-534. Оп. 1. Д. 56. Л. 78.
46
ЦГА Москвы (ОХДОПИМ). Ф. П-8132. Оп. 1. Д. 105. Л. 3.
47
Медведев Р. Андропов. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 396.
48
Семанов С. Н. Председатель КГБ Юрий Андропов. М.: Алгоритм, 2008. С. 104.
49
Горышин Г. А. Что читать при инфаркте: Записи по вечерам, 19821986 // Наш современник. 1997. 8. С. 45.
50
Впоследствии, 14 февраля 1984 года, Г. М. Марков будет в числе ораторов, которые выступят с трибуны Мавзолея на траурном митинге по случаю похорон Ю. В. Андропова. Тогда он отметит, что «Юрий Владимирович был подлинным другом, заботливым наставником литераторов. Хорошо знал и любил литературу и искусство нашей многонациональной родины».
51
Стенограмма: РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 30. Д. 2057. Л. 1144.
52
Слово партии вдохновляет! / В секретариате правления СП СССР // Литературная газета. 1983. 27, 6 июля. С. 1. Также отчет о заседании был напечатан в газете российских писателей: Восприняли сердцем ответим делом!: Расширенное заседание секретариата правления Союза писателей СССР «Об итогах июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС и задачах писателей страны» // Литературная Россия. 1983. 28, 8 июля. С. 23.