Человек-машина потенциально может мыслить в системе рациональности Рене Декарта. Это система парадигмальной рациональности. Однако функционировать в системе иррациональности, диалектических противоречий и полифонического нарратива Фёдора Достоевского машины уже не в состоянии.
Герой Достоевского в «Записках из подполья» говорит о разрушении хрустального дворца из-за желания человека своей волей пожить. Он же размышляет о благостности страдания. Поступки героев Достоевского и их речи не будут просчитываться посредством компьютера.
Человек имеет возможность выбирать. В этом заключается высший смысл свободы человека в праве выбора. Этически человек выбирает между добром и злом. Аксиологически выбор его выстраивается между тремя позициями важное, неважное, неприемлемое.
Компьютерный мозг не выбирает. Он программируем исходно на принятие определённого решения. Даже в ситуации неопределённости им не делается выбора, а осуществляются действия в соответствии с программным кодом. У него нет альтернативы. И соответственно, у него не может быть ни этики, ни ценностей, предполагающих наличие альтернатив.
Свобода» и «ответственность» в системе воспитания
Для А.И. Герцена западника и богоборца, который, как и многие западники апологетизировал идею свободы, столкновение с европейской жизнью явилось культурным шоком. И вот, уже живя в Лондоне, он в отношении принципа «свободы» пишет следующее: «Что значат слова «человек родился свободным»? Я Вам их переведу, это значит: человек родится зверем» 78. А что, в свете рассуждений А.И. Герцена, означает выстраивание воспитания человека на принципе свободы? Не означает ли это потакание звериному началу? В практике современной педагогике именно так и происходит. Все чаще из разных стран мира идут информационные сводки то там, то здесь подросток в школе расстрелял своих сверстников и учителей. Президент России на один из таких прецедентов керченскую трагедию отреагировал в том смысле, что созданы лжеобразцы, лжегерои для подражания молодежи и корни этих трагедий надо опять-таки искать в воспитании. Вопрос о свободе ребенка в педагогической теории и практике оказывается, таким образом, не только вопросом педагогики, но и системы общественных отношений в целом.
В истории педагогики сталкивалось два оппонирующих подхода. Первый заявлял, что в педагогической деятельности следует исходить из потребностей ребенка. Педагог в этой модели только помогает раскрыть индивидуальные потенциалы ребенка. Индивидуализация становится стратегическим ориентиром всей системы образовательной деятельности. Для каждого учащегося в идеале предлагается своя, вытекающая из его индивидуальных потребностей, программа образования. Свобода учащегося в рамках этого подхода является парадигмальным основанием.
Такой подход критиковался за то, что индивидуальные потребности ребенка не обязательно выведут его на запрос нравственного просвещения, преодоления сложностей, возникающих на пути научения. Попущение в свободе, говорили критики, может оказаться запросто путем человеческой деградации.
Второй интегрированный подход в педагогике предлагает исходить в педагогической деятельности из существующих общественных идеалов. Под эти идеалы и происходит формирование человека в процессе воспитания и обучения. Главным стратегическим ориентиром в данном случае выступает уже не индивидуализация, а социализация. Парадигмальную основу такой модели составляет не свобода как в первом случае, а чувство ответственности.
В истории педагогики, были, как известно, яркие сторонники обоих позиций. Из четырех названных ЮНЕСКО величайших педагогов XX столетия, определивших своей деятельностью способ педагогического мышления двое Монтессори и Дьюи выступали сторонниками педагогики с опорой на свободу учащегося и двое Кершенштейнер и Макаренко сторонниками педагогики как формирования человека в соответствии с общественными идеалами. Американская национальная педагогическая школа, несмотря на известную внутреннюю плюралистичность, шла преимущественно в парадигме первого подхода, советская второго. Свои преимущества были и у того, и у другого 79.
В постсоветский период американский опыт стал преподноситься фактически как единственно правильный. На практике же гипертрофированность принципа свободы в воспитании привела к процессам, которые некоторые мыслители определяют как озверение человека, его биологизация. В свое время выдающийся российский педагог П.Ф. Лесгафт так описал принцип свободного обучения от потребностей ребенка. Вначале ребенку дается конфетка, потом конфетка с ромом, потом ром без конфетки. Общая деградация личности оказывается программируема. Но не это ли самое и происходит сегодня, как тренд происходящего в мировом образовании 80.
Вместе с тем, отказываться от принципа свободы в образовании было бы также принципиально неверно. Система человекомуравейника по образцу знаменитой оруэлловской утопии вряд ли сможет создать человека, способного к осмысленному восприятию ценностей, культурной трансляции и развитию. «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства», призывает апостол Павел в послании к галатам.
Как выйти из коллизии между свободой и ответственностью? Такой выход предлагается в рамках христианской педагогики. Само понятие «свобода» трактуется в теориях педагогики либерального спектра как антитеза несвободе. Чтобы обрести свободу, по логике этого подхода, необходимо преодолеть то, что ее ограничивает. Христианская педагогика, особенно педагогика православная, говорит о свободе в другом смысле, как свободе воли в выборе между добром и злом. Человек при любой системе в выборе между добром и злом внутренне свободен. И этот выбор осуществляется фактически каждый миг времени. Показать развилку выбора, объяснить, что есть добро и зло в этом и состоит основная задача христианской педагогики.
Могут возразить, что христианская педагогика может быть применима только в рамках специальных религиозных учреждений, ввиду светскости образования, действия принципа отделения Церкви от государства. Не покушаясь в данном докладе на сам этот принцип, что должно, вероятно стать предметом специального рассмотрения, выскажу ту точку зрения, что нет никаких препятствий в использовании методологии христианской педагогики. Ведь существует же, например, вальдорфская педагогика, выстроенная на религиозном фундаменте антропософии. Да и другие педагогические школы опираются на ту или иную мировоззренческую систему, отвечающую так или иначе и на ключевые вопросы религии. Почему в таком случае нельзя обратиться к педагогике христианской, достаточно хорошо разработанной и практически апробированной?
Педагог, сообразно с методологией христианской педагогики, выстраивает свою деятельность с опорой на четыре базовые принципа, раскрывающие четыре типа отношений принцип христоцентричности отношение к Богу; принцип экклезиологичности отношение к Церкви; принцип педоцентричности отношение к ребенку; принцип миссиоцентричности отношение к себе, как выражение миссии учителя. Для светской школы этот подход мог бы быть адаптирован через следующий перечень базовых отношений отношение к идеальному, отношение к обществу, отношение к учащемуся и отношение к педагогу. Модель образования при таком позиционировании фундаментальных отношений оказывается более интегральной, чем все другие педагогические модели.
Формирование ответственности предполагает ступенчатую систему восхождения ответственность за себя; ответственность за семью; ответственность за коллектив; ответственность за свой двор, город, регион; ответственность за страну; ответственность за человечество. И свобода, и ответственность должны быть соединены в единую логически выстраиваемую систему человекостроительства.
На базе императива свободы формируются такие желаемые качества человека будущего, как 1. инициативность; 2. Творческая индивидуальность; 3. человеческое достоинство. Императив ответственности задает основы формирования других качественных характеристик человека 1. патриотизм; 2. социальная ориентированность, чувство долга; 3. работа в команда. Не противопоставление свободы и ответственности, не ограничение одним другого, а синтез должен определять модели новой педагогики.
Угроза «цифрового концлагеря» как тотальной несвободы
Вызов лишения человека свободы особенно резко актуализировался в 2020 году в связи с принятием ведущими странами мира мер, названных профилактическими, суть которых, если говорить упрощенно, свелась к ограничению права перемещения и произвольного выхода из своего жилища. Был фактически на мировом уровне брошен вызов Всеобщей декларации прав человека, заявляющей статьей 13 невозможность ограничения права перемещения и статьей 30 невозможность купирования любым государством и под любым предлогом какой-либо новеллы этого, претендующего на всечеловеческую консенсусность документа 81. И мир относительно спокойно эти ограничения принял. Был создан прецедент, на основании которого и в другой, и в третий раз свободы под благовидным предлогом могут быть ограничены.
Об угрозах установления глобальной системы «цифрового тоталитаризма», «цифрового фашизма», «цифрового рабства» стали говорить еще до пандемии 82. Мировая событийная развертка 2020 г. обнаружила прямое соотнесение с описываемой ранее моделью.
Симптоматические проявления модели тотальность контроля за человечеством при помощи «умных систем»; сидящие по своей квартирам люди, с ограниченным правом передвижений; наличие специальных пропусков разных категорий для перемещения; пустые храмы, в которые вход либо запрещен, либо входить не рекомендуется, в том числе и самими священнослужителями; запрещение проведение групповых сходок, а соответственно, и блокирование возможности на осуществление акций протеста; угрозы криминализации на распространение информации в отношении коронавируса, противоречащей официальной позиции, запрет на сомнение в серьезности вызова; лица в масках как символы унификации и лояльности в совокупности и отдельно все это фактически воспроизводит канву знаменитых антиутопий. Изданный впервые в 1949 году роман Дж. Оруэлла «1984», направленный против Советского Союза, реальности не соответствовал и являлся продуктом «холодной войны». Однако в настоящее время оруэлловский роман приобретает актуализацию и соответствующие коннотации 83.
«Если бы каждый выходил из дома, когда ему заблагорассудится, то легко станут возникать преступления» гласила древнекитайская легистская максима. Но со времен Цинь Ши Хуана минули уже тысячелетия 84. Да и китайская система контроля, показанная в том числе при антикоронавирусных акциях, годится далеко не для всех сообществ. Вызов сохраняется в какой мере свободой можно пожертвовать во имя безопасности, или даже точнее представлений о безопасности.
Между тем, уже используется понятие «цифровой человек». Цифровой человек отличается от человека социального и представляет собой либеральный антропологических идеал. Во-первых, такой человек существует, прежде всего, в виртуальной реальности, тогда как реальные связи с социумом разрываются или минимизируются (по крайней мере создается иллюзия такого разрыва). Цифровая эмиграция оказывается реализацией либерального принципа автономности индивидуума. Во-вторых, такой человек самоконструируем, так как имеет цифровую природу. Он может себе сконструировать, как угодно, вне зависимости от императивов социума. Это и есть выражение либерального принципа абсолютной свободы (включая свободу от имени, от пола, даже свободу от «Я»).
И вот, то тут, то там создаются площадки криэйторов, где обсуждается инновационное будущее. В реальности это и есть закамуфлированные центры либерализма. Они формируют сеть. Результатом из деятельности является создание устойчивых негативных ассоциаций, особенно в глазах молодежи, мира архаики, в котором государство, религия, традиция и т.п.
***
Отказ от идеи свободы, отбрасывание ее ввиду того, что она использовалась либералами, было бы, таким образом, принципиальной ошибкой. Но ведь ошибкой, как было показано выше, было бы и построение общества, мира в целом с опорой на идеал свободы. Выстраиваемые таким образом общности либо хаотизируются и гибнуть, либо перерождаются в диктатуру свободных над несвободными.
Выход из этой коллизии видится в разграничении того, что есть главное и подчиненное. Во всех перечисленных случаях свобода оказывается подчинена какому-то более высокому принципу: духовному развитию; суверенитету страны; равенству людей в их достоинстве; спасению души. Свобода была во всех этих случаях подчиненной ценностью для достижения ценностных целей более высокого порядка. Там же где свобода ставилась во главу угла, заявлялась в качестве высшей ценности происходили те самые извращения, которые связываются с реализацией идеологии либерализма.
Уместно закончить главу словами апостола Павла «Где дух Господень, там свобода». Свобода начинается в соответствии с этими словами там, где есть ее духовное измерение. Поэтому она должна утверждаться ни как «свобода от», а как «свобода во имя», где она есть ни самоцель, а средство достижения высших духовных ценностей. Мы подтверждаем, таким образом, еще раз разрушительное значение для общества «свободы от» и возвышающее его «свободы для».
ГЛАВА 3. ХАОС И НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК
Хаос и страны СНГ В 2020 2022 гг.
В XXI в. на территории СНГ наблюдался настоящий парад «цветных революций», успешных и безуспешных для организаторов: в Азербайджане в 2003 г. (неудачная для оппозиции), в Грузии в 2003 г. («революция роз») 85 и 2007 г. (неудачная для оппозиции) 86, на Украине в 2004 2005 гг. («оранжевая») и 2013 2014 гг. , в Киргизии в 2005 г. («тюльпановая»), 2010 г. («дынная») 87 и 2020 г.
По поводу цветовой составляющей указанных событий профессор МГИМО Е.Г. Пономарева отметила: «В случае разработки цветового символа внешним субъектом его функция является дополнительной, поскольку он предназначен для решения кратковременных задач смены политического режима и не более того Тем не менее оранжевый цвет сыграл колоссальную роль. Притягательность украинской «революции» была обеспечена именно цветом. Дело в том, что оранжевый цвет особый. Например, великий немецкий поэт Гете, который делом своей жизнь считал разработку теории цвета, считал оранжевый цветом теплоты и блаженства, раскаленного жара, пекла, накала» 88.
По мнению экспертов, важными составляющими успешных «цветных революций» стали поддержка оппозиции «независимыми СМИ», институтами гражданского общества, непризнание результатов выборов сетью международных наблюдателей, внешняя поддержка 89. Так, в это время только Агентство США по международному развитию, согласно его официальному отчету, представило на поддержку демократии в Грузии 91 млн долларов, в Украине и Киргизии 213 млн долларов и 68 млн долларов соответственно 90.