«А ведь молодой, едва пятьдесят лет минуло. Совсем сдал после матушкиной гибели», с острой нежностью подумала Аня, снова заливаясь слезами, теперь уже от любви и нежности.
Анютка, дочушка, я ведь тебя не неволю, не хочешь замуж сиди дома, по-своему понял её плач отец, неуклюже пытаясь остановить бурный поток слёз.
Да, наплакалась она вчера вволюшку и заснула далеко за полночь, совсем обессиленная. Снился ей странный сон, будто идёт она вдоль реки мимо порога, где утонула матушка, и видит, как о каменный уступ бьёт лодку, а в лодке той человек сидит, руками за края держится, вот-вот сгинет в водопаде.
Одет незнакомец странно, не по-нашему: в оранжевую жилетку поверх синего балахона, волосы стриженые, косматые, как у пастушка с соседней улицы.
Отплывай в сторону! зовёт Анна что есть силы, стараясь перекричать шум воды.
А путник отвечает:
Нет! Не могу! Чтобы мы с тобой встретились, лодка должна здесь разбиться.
По голосу Аня понимает, что в лодке сидит не парень, а девушка. Она тянет руки, хочет помочь, но как? От бессилия Анна застонала и проснулась.
«Приснится же такое»
Взглянув на тщательно развешенное на стуле платье, она снова возвратилась мыслями ко вчерашнему приёму. Удачно, что почтмейстерова Наденька весь вечер беззастенчиво преследовала фон Гука. По крайней мере, не пришлось с ним слишком часто разговаривать. Перебросилась парой дежурных фраз, не более того, и то, подчиняясь обязанностям хозяйки.
Ленивым размышлениям помешал шум на улице. Голоса людей смешивались в неразличимый гул, перекрываемый резким звуком полицейского свистка. Что случилось? Поёживаясь от прохлады, Анна спустила ноги с кровати и подошла к окну, чуть влажному от дождевых капель.
Хотя сквозь размытое стекло было видно неважно, она смогла рассмотреть двух мужиков, ведущих под руки расхристанного господина, по виду разночинца. Серый потрёпанный сюртук незнакомца был залит чем-то тёмным, голова безвольно моталась из стороны в сторону, словно у тряпочной куклы.
Драка? Несчастный случай? Не похоже, да и человек выглядел явно чужаком. Неужели разбойники? Охнув, Аня поднесла руку к губам, вспомнив, что отец собирался спозаранок ехать на мануфактуру присмотреть, чтоб работники экономно раскроили новую партию жести.
«Не приключилось ли с ним беды. Надо побежать узнать, в чём дело».
Как на грех, куда-то запропастились тапки, пеньюар не застёгивался, и Аня, набросив на рубашку попавшийся под руку простой сарафанишко для домашних работ, босиком выбежала в сени, чуть не нос к носу столкнувшись с Алексеем Свешниковым. Серая косоворотка, заправленная под тонкий кожаный ремешок, была ему к лицу, хотя и делала молодого человека похожим на мастерового, а не на студента.
Алексей?! Вы? Откуда?
От неожиданности Аня не сразу вспомнила его отчество и теперь не знала, как обратиться к нему, думая только о том, что стоит перед молодым человеком босая, простоволосая и в полурасстёгнутом сарафане.
Он принял её появление как должное, открыто улыбнувшись и взяв её за руку чуть подрагивающими пальцами.
Зашёл засвидетельствовать своё почтение, Аннушка.
От откровенных слов молодого человека и блестящих глаз, не отрывающихся от её лица, Анна была готова провалиться сквозь землю, но, сделав над собой усилие, спокойным тоном предложила:
Алексей Ильич, будьте любезны подождать меня в гостиной, я спущусь через пару минут.
Не Алексей Ильич, а Алексей, поправил он её, делая шаг в указанном направлении. Для вас я просто Алексей.
Путаясь в подоле сарафана, Анна торопливо побежала наверх, попутно высматривая няню Анисью, горничную Машу или, на худой конец, швею Проклу. Надо же, наконец, узнать, что произошло. Но, похоже, в доме не было ни души. Досадуя на разбежавшихся неизвестно куда домашних, Аня скользнула в праздничное платье, надёванное вчера, дрожащими от спешки руками заколола волосы, мимолётно окинув себя взглядом в большом зеркале. Туфли нашлись под шкафом, чистые чулки в нижнем ящике комода.
«Стоп. Да что это я?! остановила она сама себя. Не на пожар. Спешить некуда».
Сдвинув брови, нарочито медленно Аня спустилась по лестнице и вошла в гостиную. При её появлении Алексей встал, церемонно поклонившись, словно появился только что.
Случайно оказавшись в Ельске, счёл своим долгом заглянуть к вам, поинтересоваться вашим самочувствием.
Благодарю вас.
Аня села на диванчик, жестом указав Алексею место напротив себя. Сухость Аниного тона придала их разговору официальность, притушив живость собеседника. Он неловко опустился на кончик стула, положив руки на колени, как провинившийся ученик.
Вы, вероятно, были на улице, начала разговор Анна, и можете рассказать мне, что случилось? Я наблюдала в окно, как по улице вели раненого.
Алексей встрепенулся, меняя позу, и выражение его лица стало озабоченным:
Боюсь, у меня скорбные вести. Я слышал разговоры, что на курьера с деньгами на дороге напали разбойники.
Хотя она и сама думала о разбойниках, тем не менее сообщение Алексея заставило её побледнеть от страха за батюшку.
Я так и знала! Аня в волнении вскочила с кресла, но тут же опустилась обратно, до боли сплетая пальцы.
Увидев на лице Алексея неподдельное сочувствие, решила не скрывать своей тревоги, дрогнувшим голосом пояснив:
Батюшка уехал на мануфактуру. Путь туда через лес, я безмерно волнуюсь.
Не стоит, твёрдо сказал Алексей, найдя её руку и поцеловав ладонь около запястья. Даю вам слово, что с головы вашего батюшки не упадёт ни волоса.
Вы даёте слово? безмерно удивилась его уверенности Аня.
Алексей дурашливо развёл руками:
Именно я. Видите ли, любезная Анна Ивановна, от бабушки мне достался дар предвидения.
Неизвестно почему, но Аня сразу поверила в правдивость его слов и успокоилась.
Дай Бог
В комнате повисло молчание, прерываемое громким тиканьем напольных часов в корпусе красного дерева. Поймав себя на мысли, что не знает, куда положить руки, Аня порозовела и поискала глазами корзиночку с вязанием, но, похоже, Анисья забрала её в свою комнату.
Когда Аня сообразила, что стоит предложить гостю чай или кофе, Алексей поднялся:
Мне пора распрощаться. Я, собственно, приехал навестить рабочих в сукноваляльной мастерской.
Зачем? глупо спросила Аня.
То есть как зачем? Чтобы учить их грамоте, терпеливо, как ребёнку, пояснил он ей. Мы, образованные люди, должны просвещать простой народ. Иначе Россия никогда не сбросит с себя оковы косности и невежества.
«Так вот вы какой, господин Свешников», подумала Аня, и в её душе поднялась волна благодарности к Алексею, занятому таким благородным делом. Учить рабочих что может быть важнее и нужнее этого?! Без всеобщей грамотности Россия никогда не станет великой державой. Она не раз сталкивалась с неграмотными крестьянами, не умеющими правильно расписаться и сосчитать заработанные копейки. Мало того, необразованные люди и детям своим не позволяли учиться. Особенно девочкам. Что далеко ходить, даже нянюшка Анисья порой ворчала на отца за то, что отправил Аню в пансион.
«Девку учить только портить. Умную бабу никто замуж не возьмёт», повторяла она то, что любили говаривать в народе.
Стыдясь за своё пустое времяпрепровождение и немного смущаясь, Аня попросила:
Позвольте мне как-нибудь пойти с вами?
По посветлевшему лицу Алексея, расплывшемуся в задорной улыбке, Аня угадала ответ раньше, чем были произнесены слова.
Он утвердительно кивнул:
Буду счастлив.
Этих слов Свешников ждал как манны небесной, надеясь, что Аня попросится пойти с ним. Он сразу угадал в её душе сострадание к людям. Так сильно и ярко, как Аня, Алексею, пожалуй, ещё не нравилась ни одна девушка. Правда, на первом курсе он считал себя влюблённым в телеграфистку Улечку с главного почтамта, а на втором нешуточно увлёкся выпускницей медицинских классов Женечкой Бардиной. Но ни та, ни другая ни в какое сравнение не шли с Анной. Городские барышни напоминали фарфоровых кукол, выставленных в витрине «Пассажа» завитых, с искусственным румянцем и бессмысленными глазами. А Аня была настоящая, живая, манящая внутренней чистотой.
Идя сюда, он с замиранием сердца сравнивал её с молодой берёзовой листвой, нежным облаком окутывающей стройные стволы, облитые солнцем. Именно берёзкой ему и виделась русская девушка: белокожая, длиннокосая, гибкая, но не ломающаяся под напором суровых ветров с севера.
Ему была нужна именно такая подруга и, направляясь в дом Веснина, Алексей твёрдо решил, что добьётся Аниной взаимности во что бы то ни стало.
* * *
С того дня, как на дороге к Ельску был ограблен нарочный с казной для настоятеля Успенского собора, недели без дурных вестей не проходило.
Сперва пошёл слух, что у порогов перехватили купца Ситникова с большой суммой денег барыши отобрали, а самого в реку кинули. Едва жив остался. После этого пощипали помещицу Окунёву, ехавшую в Олунец покупать дочери фисгармонию. Сто рублей взяли. Тут, слава Создателю, без рукоприкладства обошлось, но Окунёва так напугалась, что дара речи лишилась. Говорят, лежит нынче на кровати, глаза пучит, а ни слова произнести не может.
Только и молвит, что «тыр» да «пыр».
Третьим обокраденным оказался диакон Никольской церкви, что спешил на торги за свечами да ладаном. Ради церковного сана, отца диакона не пощадили: хватили дубиной по голове и с телеги выкинули.
И так хитро злодеи свои чёрные дела обделывали, что никто из пострадавших не мог сказать, сколько разбойников на них напало. Ситников говорил, что тать один был, Окунёва два пальца показывала, но с неё теперь какой спрос, а отец диакон и того сказать не мог, потому как десять дней пребывал в беспамятстве.
Ельск гудел словно улей, распотрошённый охочим до сот медведем. Мужики рядились на дороге посты выставлять, капитан-исправник отбивал в губернию депешу за депешей, вдоль леса рыскал сам полицейский пристав с урядниками, а бабы выставляли из сараев острые вилы, на случай если придётся без мужика в доме оборону держать.
Вся эта кутерьма пролетала мимо Аниного сознания, оставляя в нём лишь лёгкий след, наподобие того, какой оставляет на воде крупная рыба.
Она негодовала на свою беспечность, ругала себя за жестокосердие и чёрствость, но как только стихали пересуды о преступных событиях, мигом погружалась в неясные грёзы, разбуженные словами Алексея Свешникова. То Аня представляла себя учительницей в школе, то сестрой милосердия, помогающей раненым, то доброй самаритянкой, посещающей тюрьмы, где томятся невинно осуждённые. Её душа, истомившаяся за долгие годы в пансионе, а нынче запертая в четырёх стенах, настоятельно требовала действия.
«Как жаль, что я не могу каждую минуту беседовать с Алексеем, он наверняка подсказал бы мне, как поступить», озабоченно рассуждала она, ожидая обещанного Алексеем скорого визита.
Один раз Аня не на шутку встревожилась, когда сквозь закрытую дверь случайно услышала, как отец упоминает фамилию Свешникова, разговаривая с майором фон Гуком, зачастившим к ним в дом. Сперва Анна насторожилась визитами барона, опасаясь, как бы батюшка не стал склонять его к сватовству. Но Александр Карлович держался с ней отстранённо, знаков внимания не оказывал, и Аня совершенно успокоилась, стараясь лишь реже попадаться ему на глаза.
Зря ты от такого знатного барина личико воротишь, день и ночь пилила её нянюшка, разуй глаза да рассмотри получше, какой кавалер к тебе неравнодушен. Всё при нём: речи приветливые, мундир золотом шит, а уж с лица красавец хоть воду пей! Не чета этому Алексею Ильичу. И что ты в нём нашла?
А вот нашла отговаривалась на нянины слова Анна.
Удивительно, как быстро Алексей стал частью её жизни. Думая о нём как о близком друге, Аня радовалась, что с появлением Алексея из её монотонной провинциальной жизни исчезла скука и появился высший смысл. Смысл этот состоял в служении людям. Кому, как не ей, образованной девушке с дипломом домашней учительницы, надобно просвещать неграмотных? Она поняла своё призвание тогда, когда в первый раз пошла с Алексеем к рабочим сукноваляльной мастерской.
Шли порознь, таясь от людских глаз. Алексей шагал впереди, а Анна, боясь оговора сплетниц, побежала окольной дорогой, надвинув на глаза старую Анисьину шаль.
«Ох, и всыплет мне няня по первое число за отлучку, тревожилась Аня, чувствуя себя распоследней обманщицей. Ну да ладно. Поделом. Лишь бы батюшке не рассказала, а то он, чего доброго, может и в светлице затворить».
В её планы никак не входило сидение взаперти. Девичья жизнь и без того связывала по рукам и ногам, заставляя подчиняться древним законам. Аня задыхалась в четырёх стенах, словно сидящая в клетке канарейка. Вырваться бы на волю, полетать, подышать полной грудью, мир посмотреть, людей узнать вот она, волюшка. А ты, раз девица, сиди, вышивай, поджидай выгодного мужа, а сама и слова поперёк сказать не моги.
Старая мастерская, насквозь пропахшая кислым запахом мокрой шерсти, жалась к пологому берегу реки с искусственной запрудой.
Видите, Анна Ивановна, лопасти наподобие мельничных, объяснил Алексей, показывая на вращающийся под действием воды деревянный барабан, это часть сукноваляльной машины. Суконное ремесло дело тяжёлое, грязное, малооплачиваемое. Народ тут работает низкого пошиба, пришлый из дальних деревень, поэтому почти все неграмотные.
Он приветственно кивнул вышедшим навстречу пяти рабочим, на ходу стряхивающим капли с длинных кожаных фартуков, и по-хозяйски расположился на скамейке под старой сосной, предварительно усадив туда Анну.
Анна Ивановна, учительница, представил он её собравшимся, будет мне помогать.
Благодарствуйте, барышня, степенно поклонился старший из рабочих седой низкорослый мужик с благообразной бородкой, призывно махнув рукой товарищам в направлении расставленных вокруг скамейки сухих пней. Давай, парни, располагайтесь, не робейте, все свои. Алексей Ильич нам про жизнь рассказывать будет.
Взглянув на Свешникова, Аня увидела, как он враз посерьёзнел, подобрался, весёлая улыбка, преображавшая его лицо, бесследно исчезла, уступив место твёрдо сжатым губам.
Теперь перед ней стоял не рубаха-парень, песельник и весельчак, а вдумчивый наставник, умеющий подчинять себе людей верно сказанным словом.
Друзья, негромко начал Алексей, оглядев внимательных слушателей, сегодня на нашем кружке мы разберём с вами, почему рабочие живут хуже хозяев и как сделать так, чтобы жизнь трудового люда из серой и тягостной превратилась в свободную и счастливую. Послушайте письма рабочих, присланные в газету «Искра». Газета эта нелегальная и печатается за границей. Наши товарищи переправляют её через границу, рискуя своей свободой. А всё потому, что наше правительство смертельно боится разоблачения. Вот послушайте, какой произвол над пролетарским людом творится на заводах и фабриках, сунув руку в карман, Алексей достал туго сложенный листок папиросной бумаги и зачитал письмо рабочих Трёхгорной мануфактуры, рассказывающих о своей тяжёлой жизни.
Анна напряжённо вслушивалась в каждое слово оратора, во всём соглашаясь с ним. Ну как не признать, что мастеровые трудятся порой по двенадцать часов в день, а их жёны едва сводят концы с концами. Разве справедливо, что она, Анна Веснина, училась в закрытом пансионе, а дочка стряпухи Матрёны Люба с трудом окончила три класса церковно-приходской школы.
«К слову молвить, Любушка ни в какую не хотела учиться, и почти каждый вечер Матрёне приходилось таскать дочку за волосы, силой вколачивая науку», со скепсисом припомнила Анна, но тут же подумала, что баронесса фон Гук наверняка справилась бы с Любкиным обучением. Она умела заинтересовать даже самых тупых воспитанниц.