По нескольку раз за день Аня открывала амбарную книгу, куда батюшка приказал записывать все расходы и нужды, и сосредоточенно принималась перечитывать ровные строки, расположенные в столбцы:
«Деревянные парты 10 штук.
Керосиновые лампы 4 штуки.
Стол учителя один.
Стулья 25 штук.
Доска на стену.
Мел».
Аня всплёснула руками:
А аспидные доски для школяров?! Как можно про это забыть?!
Торопливо скрепя пером, она втиснула между строчек новую запись:
«Малые аспидные доски 25 штук.
Азбука 11 экземпляров.
История в рассказах госпожи Ишимовой 1 экземпляр.
Учебник арифметики 11 экземпляров.
Учебник Закона Божиего 1 экземпляр.
Ещё надо попросить у батюшки кружки для ребят. На большой перемене детей будут поить чаем. Купец Варфоломеев, владелец хлебопекарни, обещал каждый день присылать по корзине хлебного лома. Хорошо бы прикупить тетрадей для письма, и лучшим ученикам позволять писать не мелом на дощечке, а пером и чернилами»
Аня невероятно гордилась тем, что ей одной из первой в классе строгая госпожа учительница выдала тетрадку, перо и чернильницу.
У вас, Веснина, вырабатывается очень хороший почерк, заявила учительница на уроке чистописания, кладя перед Аней тоненькую тетрадку, украшенную тиснённым узором. Обратите внимание, девочки, как мадемуазель Веснина выводит хвостик у буквы «п»! Замечательный хвостик!
Аня вспомнила, как уловила на своей новенькой тетради завистливый взгляд соседки по парте, и стала ещё старательнее работать над хвостиками прописных букв, непослушно расползающихся во все стороны под её неловкой детской рукой. «Да, для новой школы непременно нужны тетради», бесповоротно решила Анна, приписывая их к длинному списку, перевалившему на третью страницу.
Никогда за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь она не чувствовала такой ответственности за порученное дело, как сейчас. Даже на выпускном спектакле в пансионе, где присутствовал сам великий князь Константин Константинович, она волновалась куда меньше, хотя исполняла одну из главных ролей роль музы Клио покровительницы истории.
Открывать новую школу оказалось так трудно, что Аня даже решилась отпроситься у батюшки в Олунец с визитом к своей наставнице, баронессе фон Гук. Наверняка она подскажет что-то дельное, ведь десять лет назад Матильда Карловна сама, будучи молодой дамой, открывала пансионат для девиц. Не остановила Аню даже мысль, что в гостиной баронессы она рискует столкнуться с бароном Александром Карловичем благородное дело превыше всего. В противовес общению с бароном фон Гуком, в глубине души вызрела надежда на встречу с Алексеем Свешниковым. Ей не хватало бесед с ним, тем более что со времени их последней встречи накопилось немало событий и новостей. Да и не выказать почтение любимому учителю Евгению Петровичу Свешникову казалось ей крайне невежливым.
Хоть при упоминании Олунца на лице батюшки появилось выражение тревоги, отпустить дочь к баронессе он согласился, оговорив, что с ней поедет Анисья и вооружённый провожатый.
Тятя, милый, ничего со мной не случится, даю слово, умоляюще сложила руки Анна, но отец был непреклонен: только так или никак.
Волей-неволей Ане пришлось смириться. Если бы месяц назад ей сказали, что по городу придётся передвигаться с вооружённой охраной, она подняла бы болтуна на смех. Но нынче, когда на дороге разбойничали злодеи, ездить поодиночке народ остерегался. Анина двуколка ехала за обозом купца Сальникова, состоявшим из трёх подвод. Сальниковские мужики выглядели сурово, за плечами у каждого торчал заряженный дробовик, и Аня подумала, что напасть на них отважится только умалишённый.
Разбойник, орудующий на их дорогах, на сумасшедшего не походил, и она, незаметно для себя, принялась мысленно представлять свою встречу с Алексеем. Она не видела его больше месяца с того самого дня, когда, не спросясь разрешения, сходила с ним к рабочим сукноваляльной мастерской. Один раз с утренней почтой ей принесли от Свешникова короткую записочку. Аня выучила её наизусть.
«Милая Анна Ивановна!
Спешу сообщить, что постоянно думаю о нашей с Вами встрече! К сожалению, обстоятельства вынуждают меня оставаться в Олунце, что не мешает мне мечтать вновь увидеть Ваши прекрасные глаза.
Алексей».
Увидеть ваши глаза, шевеля одними губами, чтоб не расслышала сидящая рядом нянюшка, повторила Анна.
Ей тоже хотелось бы увидеть весёлые серые глаза Свешникова и услышать его глубокий голос, умеющий быть и твёрдым, и нежным. Аня представила, как Алексей удивится и обрадуется, когда она сообщит ему о своих хлопотах по открытию школы. Она докажет ему, что тоже думает о нуждах простого народа. А ещё Аня объяснит Свешникову, что в Ельске у него много единомышленников, радеющих за народное просвещение. Она принялась перечислять в уме благотворителей:
в первую очередь, её батюшка, на свои деньги покупающий избу под школу, затем булочник Варфоломеев, без слова согласившийся присылать школярам завтраки, и лесничий господин Одувалов, пообещавший снабжать школу дровами, и ещё многие и многие, принимающие в открытии школы живейшее участие.
Хотя, нет. Она повременит хвастаться, а порадует Алексея, когда школа будет полностью готова. Тогда она пригласит его с дядюшкой на открытие и докажет, что если упорно трудиться, то можно изменить мир к лучшему и без кровавой борьбы классов, а миром и любовью
Копыта лошадей мягко постукивали по хорошо накатанной дороге, высекая монотонную мелодию, навевающую сон на няню, медленно клонившую голову на Анино плечо. Маячившие впереди спины обозников с ружьями тёмными силуэтами выделялись на фоне еловых ветвей, свисавших на дорогу. И люди в обозе, и сумрачный лес, и отдалённый гул речного порога сегодня казались Ане ненастоящими, выдуманными неведомым сказочником, уж больно чист и прозрачен был сегодняшний воздух, казавшийся неподвижным.
Пару раз Анне показалось, что далеко позади промелькнул всадник на коне. Она протёрла глаза, вглядываясь в густой ельник, но там никого не было.
Барышня, не растрясло? Олунец ещё через пять вёрст, повернулся к ней извозчик Степан, славящийся среди работников Веснина недюжинной силой.
Спасибо, Степан, всё хорошо.
Откинув назад шляпку и зажмурив глаза, Анна подставила лицо солнечным лучам, полосами пробивающимся сквозь лесную чащу. Через пару часов она вновь пройдёт по улицам Олунца и впервые на равных побеседует с баронессой фон Гук. Хотя Аня уже перестала быть пансионеркой, одно лишь упоминание имени госпожи директорши вызвало священный трепет. Матильда Карловна всегда казалась девочкам существом изысканным и недосягаемым, а уж о чашке чая в её гостиной и мечтать не приходилось.
«Вдруг она меня не примет? в который раз забеспокоилась Аня. Кто я ей? Бывшая ученица».
Но Анины опасения оказались напрасными. Баронесса фон Гук, жившая в просторной квартире при пансионате, находилась дома и приказала привратнику немедленно пригласить Аню в гостиную. Высокая, сухопарая, Матильда Карловна была поразительно похожа на своего брата. Но если черты барона носили печать несравненной красоты, то те же линии на женском лице выглядели всего лишь миловидно, и не более того.
Увидев Аню в дверях, Матильда Карловна поднялась навстречу, гостеприимно распахнув руки:
Мадемуазель Веснина, безмерно рада вашему визиту!
Скромное домашнее платье кофейного цвета с многочисленными пуговками по лифу подчёркивало благородство осанки баронессы и нежную теплоту её лица, обрамлённого двумя прядями волос, выпущенных из причёски.
Матильда Карловна указала Ане на кресло и позвонила в серебряный колокольчик, стоявший на подносе. Аня знала наверняка, что на звук колокольчика из двери появится горничная Марфуша огромная неуклюжая девица с двумя тощими косицами и побитым оспой лицом. Девочки шутили между собой, что на самом деле Марфуша не девка, а переодетый солдат-гренадёр. Одна пансионерка даже взялась это доказать и тайком бегала подглядывать за Марфушей в людскую: будет горничная брить бороду или нет. Девушек ждало жестокое разочарование Марфуша бороду не брила, и, когда бы пронырливая наблюдательница ни взглянула на горничную, всегда дула чай из литровой кружки.
Аня не ошиблась. В приоткрывшейся двери показалась Марфушина голова:
Что изволите, барыня?
Марфушенька, принеси нам чай с печеньем. Тем, что привёз Александр Карлович из Петербурга.
Александр Карлович мой брат, майор, пояснила баронесса, кладя на подлокотник кресла изящную руку с тонким резным кольцом красного золота. Он приехал в отпуск по ранению. Жаль, что ты уехала, не дождавшись выпускного бала. Александр перетанцевал на нём со всеми выпускницами.
Аня вспыхнула:
Я знакома с господином бароном.
Знакомы? Но, впрочем, чему я удивляюсь? Александр Карлович очарован здешними местами и успел перезнакомиться со многими местными жителями. Сегодня он в отъезде.
Матильда Карловна дождалась, когда Марфуша сервирует чай, серебряными щипчиками положила в Анину чашку два кусочка пилёного сахара, кивком испросив разрешения, подлила густых сливок и только тогда поинтересовалась, что за дело привело к ней дорогую гостью.
Обрадованная, что далее разговор не коснётся барона, а пойдёт по нужному руслу, Аня заторопилась с рассказом:
Матильда Карловна, я к вам за советом.
После слов баронессы об отъезде брата она чувствовала себя легко и уверенно, словно пришла к своей лучшей подруге.
Ей захотелось немедленно поведать госпоже фон Гук о своих начинаниях.
Видимо, Матильда Карловна уловила её настроение, потому что отставила в сторону официальный тон, ласково коснулась пальцами Аниной руки и задушевно произнесла:
Внимательно слушаю тебя, Анечка.
Ане показалось, что баронесса видит её всю, до донышка. Она всегда предполагала, что школьники, как ни стараются, никогда не могут укрыть от преподавателей свои мысли. Ей зримо представилось классное помещение и певучий голос учительницы, обращённый к ней:
Веснина, я знаю всё, о чём ты думаешь
Но сейчас вместо строгой наставницы перед ней сидела доброжелательная слушательница, изящно отхлёбывающая маленькими глотками чай из тонкостенной фарфоровой чашки. Её глаза, так похожие на глаза брата, заинтересованно глядели в Анино лицо, как бы говоря: «Доверься мне, не стесняйся»
Сначала сбивчиво, но затем всё увереннее и увереннее, Аня принялась рассказывать о задуманной новой школе, о детях, которых родители не пускают учиться, и о рабочих, которые, напротив, очень хотят учиться, но не имеют такой возможности.
Особенно меня волнует образование девочек, горячо заключила Аня. Пока мальчики учатся, девочки остаются совершенно неграмотными и не могут прочесть даже своё имя.
Матильда Карловна слушала, не перебивая, изредка покачивая головой в знак согласия.
Я всегда знала, что ты замечательная девушка, сказала она, когда Аня, окончила свой рассказ. Ты задумала необыкновенно нужное и полезное дело. Можешь всегда рассчитывать на нас с братом. Будем рады помочь и делом, и финансами. Кстати, о тебе справлялся господин Свешников. Навести его.
Алексей? сорвалось с языка у Ани.
Почему Алексей? удивилась баронесса. Твой учитель истории, Евгений Петрович.
Так оплошать! Если бы Аня могла провалиться сквозь землю, то она бы с удовольствием это сделала. Опустив голову, Анна украдкой глянула на Матильду Карловну, но та безмятежно улыбалась и, казалось, не обратила внимания на её реплику. Но Аня знала, что от проницательной наставницы никогда не ускользала ни одна мелочь, а её поведение лишь результат безупречного воспитания. Не зная, как скрыть свой конфуз, Аня неловко начала прощаться.
Ты, не пропадай, Аннушка, расцеловала её Матильда Карловна, заглядывай ко мне попросту. Мы ведь теперь с тобой коллеги.
Проводила её горничная Марфуша. Бесстрастно глядя на Аню малюсенькими глазками с монгольским разрезом, она шевельнула толстыми рыбьими губами и ткнула пальцем в голубой дом на углу улицы:
Свешниковы теперя там обретаются. На днях переехали.
* * *
Слова Марфуши о Свешниковых стыдно ожгли крапивой.
«Да она подслушивала! вдруг поняла Аня, наблюдая, как лицо горничной медленно расплывается в улыбке, становясь похожим на плохо испечённый скомканный блин. Теперь в ближайшее время вся Олунецкая губерния будет извещена о моём отношении к Алексею. Ну и пусть! На каждый роток не накинешь платок».
Анна независимо повела плечом, словно скидывая с себя липкий Марфушин взгляд, и неторопливо перешла улицу, одновременно увидев, как следом за ней двинулась двуколка с похрапываюшей на сиденье Анисьей.
Нянюшка, я быстро. Только навещу господина учителя, пообещала ей Аня, от души надеясь, что спросонья Анисья не разглядит предательского румянца на её щеках.
Иди, иди, милая, зевнула няня, а я, пожалуй, пока в лавку заверну, наберу ситцев девкам на платки. То-то им радости будет.
По сравнению с пансионом, добротно выстроенным из кирпича, дом господина Свешникова выглядел скромным, если не сказать бедным. Аня припомнила, что прежде здесь жила семья отставного полковника Весёлкина забавного седого старичка, любившего умильно помахать сухой ручкой мелькавшим в окнах пансионеркам. Каждое утро похожий на сушёного таракана Весёлкин облачался в парадный мундир и важно прогуливался по улице, заложив руки за спину, словно принимая важное решение о штурме неприятельской крепости. Иногда, в хорошую погоду, он выводил на прогулку дородную жену, страдающую одышкой, и тогда уж в сторону пансионерок даже головы не поворачивал.
«Умерли, наверно, старички Весёлкины», грустно предположила Аня, с замиранием сердца взглянув в чисто вымытые окна, украшенные розовыми геранями.
Сердце колотилось быстрыми толчками, отдаваясь в горле.
«Я только поздороваюсь с господином учителем и сразу уйду. Про Алексея и спрашивать не буду. Не к лицу девушкам гоняться за молодыми людьми».
Перед тем как взяться за кольцо на входной двери, Анна еле заметным движением пригладила выбившуюся прядь волос и перевела дух:
Только поздороваюсь
Дверь распахнулась сразу, едва кольцо издало первый звук.
Добрый день, Евгений Петрович начала говорить Анна и осеклась, увидев прямо перед своими глазами насмешливые глаза Алексея.
Вы? Милости прошу!
Он поднёс к губам дрогнувшие Анины пальчики и посторонился, приглашая войти.
Гостиная Свешниковых на первый взгляд поражала отсутствием мебели, но осмотревшись, Аня признала, что скромная обстановка говорила о хорошем вкусе хозяина.
Комод красного дерева украшала ваза гранёного хрусталя с одной чайной розой, голубая обивка дивана и трёх кресел органично гармонировала с лёгкими льняными гардинами и большим акварельным рисунком на стене.
Присмотревшись к картине, Аня удивилась, с каким искусством художник изобразил порог Керста, где погибла её матушка: бьющая о камень волна ошеломляла необузданной силой, контрастируя с мрачной скалой на другом берегу. Иллюзия реальности была настолько полной, что акварель казалась забрызганной каплями воды.