О! Как я мог не узнать вас, воскликнул Буратино и для убедительности хлопнул себя по лбу ладошкой, разрешите представиться, синьор Фарелли, меня зовут Пиноккио Джеппетто, и я прошу у вас чести поговорить с вами о серьёзной научно-технической проблеме.
Любопытно, любопытно, а какова суть вопроса?
Я хочу узнать о способах выделения спирта из спиртосодержащих растворов и устройствах, способных производить такие операции.
Фу, разочарованно сказал синьор Фарелли, тоже мне проблема. Эту проблему может решить даже небезызвестная тётка Джульетта. Впрочем, меня радует, что в нашем городе есть ещё пытливые умы. Ах, глупая моя голова, что же я держу вас на пороге, Дуремар закрыл форточку и вскоре открыл дверь, входите и объясните мне свою проблему подробно, может, и помогу вам её решить.
Буратино вошёл и прямо с порога понял, что находится он в храме науки уездного масштаба. Вокруг, везде высились утёсы из книг. Колбы, реторты и пробирки составляли удивительные ансамбли. Самодельные трансформаторы и переменные резисторы в сочетании с банками для пиявок и прочими удивительными вещами создавали странную и даже таинственную атмосферу.
Ой, какие! только и смог произнести мальчик, рассматривая в банке крупных пиявок. Какие крупные!
А вы глазастый, обрадовался Дуремар, это редкий экземпляр, альбиум декаранотум. Водится исключительно в верховьях Нила, и я считаю, что это самый крупный из кровососущих водных червей.
Да уж, сказал Буратино уважительно, здоровенная.
Этот дилетант Шредер утверждает, что в мангровых лесах Латинской Америки водятся ещё более крупные черви. А я ему говорю: «Покажите, вы же там были». А он говорит: «Не могу, подохла, мол». А я говорю: «Покажите труп». А он не может. Да-да, не-мо-жет! А почему? Да потому, что все его латиноамериканские гиганты высосаны из пальца. И не столько из пальца, сколько из записок монаха Юлиуса, который сопровождал конкистадора Писарро. Я, знаете ли, не поленился съездить в Мадрид, чтобы прочесть описание червя, рукопись Юлиуса до сих пор хранится в королевской библиотеке. И что же я в ней читаю? А читаю я какой-то бред, этот самый Юлиус был, скорее всего, бухгалтер, он скрупулёзно подсчитывает, сколько они индейцев убили в бою, сколько повесил, а сколько обратили в христианство. Сколько собрали золота, он тоже подсчитал, а вот как начинает писать про природу, так начинается бред. Этот бухгалтер пытается описать птичку, так, чёрт его дери, он её даже классифицировать не может. Смешно читать, то синенькая птичка с жёлтым клювом, то жёлтенькая с синим, а третья, вообще, красивая и орёт, как резаная. Это, по-вашему, классификация?
Нет, по-моему, это не классификация, умудрился вставить Буратино.
И я так думаю. А описание червя! Разве так описывают водных кровососущих червей! синьор Дуремар так разнервничался, что забегал по дому, размахивая руками и задевая то и дело книжные утёсы, руша их. Какая-то галиматья: то есть у неё глаза, то это и не глаза вовсе. Я даже не смог разобрать, кого он описывает: то ли пиявку, то ли измельчавшую анаконду. И я вам, друг мой любезный, заявляю со всей ответственностью, что так наука не делается, есть чёткие правила, придуманные не нами, и не нам их отменять. Есть серьёзная методика классификации водных червей, и никакой Шредер её отменить не в силах! Я этого не допущу. Я обязательно напишу в журналы «Водный мир», «Новости биологии» и даже в такой лженаучный журнальчик, как «Исследователь».
Учёный так распалился, что Буратино необыкновенно радовался тому, что он никакой не Шредер, а всего лишь Джеппетто. И чтобы как-то перевести разговор в другое русло, мальчик спросил:
А вы что, записки Юлиуса на испанском читали?
На староиспанском, коротко бросил синьор Фарелли, а этому негодяю Шредеру надо по его физиономии врезать его собственным описанием червя, чтобы он не пудрил порядочным людям мозги. Вот в следующем году на конгрессе обязательно врежу по его очкастой морде.
А откуда вы этот самый староиспанский знаете? продолжал Пиноккио свои попытки отвлечь учёного от горячей темы.
Да он не особо от испанского и отличается. Я в молодости от скуки занимался мёртвыми языками
И древнегреческим? уточнил Буратино.
Да, и древнеарамейским, и шумерским, и древнееврейским.
И что, всё выучили?
Ну, не все, конечно, но на мои работы до сих пор ссылаются, сам Шлиман ко мне дважды приезжал. Об этом газета писала. Читали?
Признаться, нет.
Ну, как же, в прошлом году приезжал. Мы с ним обсуждали кое-что из истории и письменности древнего Средиземноморья. Умнейший, скажу вам, человек. Неужели не читали?
Меня здесь не было в прошлом году, объяснил Буратино.
Но да Бог с ним, раз не было.
А какой язык самый сложный?
Из невосточных самые сложные венгерский и русский. Я их так и не смог постичь.
Неужели?
Да, не смог, чёрт бы побрал этих русских, их окончания при спряжениях не поддаются никакому человеческому осмыслению. А падежи! Разве это падежи! Одно слово, азиаты.
А венгерский? спросил Буратино.
Попробуй его выучи, эти венгеры пришли с Аттилой из каспийских степей. Тоже азиаты. Кстати, присаживайтесь, мой юный друг.
Буратино огляделся, куда бы ему сесть, но сесть было явно некуда. Конечно, в доме было предостаточно стульев и кресел, и даже диван, но везде громоздились разные нужные для науки штуки. А на диване возвышалась конструкция из проводов и банок с какой-то жидкостью.
Ах, да, вам некуда сесть, догадался синьор учёный и одним взмахом руки сбросил все колбы и пробирки, что были на кресле, на пол, вот, прошу вас.
Жидкость из одной колбы пролилась на паркет. Паркет в этом месте потемнел, и от него тонкими струйками потянулся дымок. Буратино со страхом посмотрел на это явление, но учёный, увидев беспокойство мальчика, успокоил его:
Не обращайте внимания, это , растворчик дрянь слабенький, синьор Фарелли залил дымящийся паркет водой из графина, и только после этого Буратино с опаской забрался в кресло, мой друг, о пиявках так мало известно, они так мало изучены, что пытливый ум всегда найдёт куда приложить свои силы. А ведь ещё римляне знали о лечебных свойствах водных червей. А, при всём моём уважении к римлянам, они были великими плагиаторами, и это знание о пиявках, скорее всего они заимствовали у более древней культуры. Кстати, пиявки это великолепное блюдо. Не хотите ли попробовать?
Кхе-кхе, закашлялся Буратино, да нет, я что-то не голоден.
А зря, очень вкусно. Франки, готы да и вандалы тоже почитали их за великий деликатес. Да и египтяне упоминают о них в гастрономическом смысле.
А вы, я вижу, любите этих существ всей душой, произнёс Пиноккио и покосился на банку с огромными серыми пиявками из верховьев Нила.
Признаться, да. Понимаете ли, о птицах поёт птицелов, слышали арию птицелова Моцарта?
Нет, не слышал.
Ну, да ладно, а вот о рыбах поёт рыболов. Я иногда встаю рано утром, когда рыбаки уходят в море, и слушаю эти песни. В них есть что-то трогательное. А вот я пиявках могу сложить песню, ибо мне неизвестно более существа, которое при своей плотоядности не убивает, а приносит организму пользу. Вы хоть ещё одно такое существо знаете?
Нет, не знаю, признался Буратино.
Вот именно! Нету больше таких. Остальные если и не убивают, то приносят вред. Ох, какой же я старый осёл! Я вам даже кофе не предложил. Радушный хозяин, называется. Ничего, сейчас я вас угощу. Моей кухарки сегодня не будет, но я и сам могу варить прекрасный кофе с перцем и корицей. Хотите?
Я как-то не голоден, ответил Пиноккио, боязливо оглядываясь вокруг и везде замечая реактивы, кислоты, химикаты и прочие вредные для пищеварения штуки.
Вы меня обидите, пригрозил синьор учёный.
Хорошо, выпью чашечку, только мне перца поменьше.
Договорились, пообещал учёный, и, скинув какую-то колбу со спиртовки, водрузил на неё кофейник, предварительно выплеснул из него прямо на пол яркую салатовую жидкость.
«Живым бы уйти», подумал Буратино, глядя, как учёный готовит кофе, как он бросает туда разные странные ингредиенты и при этом поясняет:
Я научился делать этот кофе в Нигерии, в племени змееедов. Представляете, этих людей не берёт никакой змеиный яд, они его даже в пищу как приправу используют. И едят скорпионов.
Буратино только сглотнул слюну. И вскоре напиток был готов. И разливая его по каким-то плошечкам из толстого фаянса, учёный спросил:
Может, вы предпочитаете с молоком?
Да, пожалуй, ответил Пиноккио, так как где-то слышал, что молоко нейтрализует некоторые органические яды.
Но вместо обычного молочника в руке учёного появилась коробочка, из которой он насыпал в плошку Буратино белого порошка. И вот напиток был готов. Не спеша насладиться этим творением учёного, Буратино долго рассматривал свой кофе и не видел в нём ничего необычного. На вид это был простой кофе с молоком и запахом корицы.
Господи, спаси и сохрани, прошептал Буратино и нерешительно сделал первый глоток.
Ну, как? спросил его учёный, ожидая его реакции.
Никогда в жизни ничего подобного не пробовал, признался мальчик.
В следующий раз я угощу вас настоящим монгольским чаем с прогорклым маслом, а может, даже и сладким бульоном из бананов с сушёным суматрским тараканом-прыгуном, произнёс синьор Фарелли, которому явно польстили слова мальчишки.
Спасибо большое, вежливо, но сухо ответил Пиноккио.
А какое же дело привело вас ко мне, юноша?
Мне не даёт покоя здоровье нации, заявил Пиноккио.
Да-да, система здравоохранения у нас не на высоте, но, тем не менее, должен констатировать тот факт, что пятнадцать лет назад у нас вообще не было никакой системы здравоохранения, кроме земских врачей, уездных больниц да богоделен. А сейчас наши больницы оборудованы операционными не хуже, чем на Западе. И каждый человек может получить квалифицированную помощь, если у него есть деньги.
Безусловно, согласился Буратино, но посмотрите, что пьют наши люди, я имею в виду простой народ.
И что же пьют? поинтересовался Дуремар, Я, признаться, не знаю, что они пьют. Вижу, конечно, частенько: валяется мужик в канаве, а чем он напился для меня неизвестно.
Пьют всякую дрянь, дешёвый ром, неочищенную водку и даже средства бытовой химии.
Неужели? всплеснул руками учёный.
Да, да, не удивляйтесь, пьют и денатураты, и стеклоочиститель, и дихлофос, и даже лосьоны для бритья.
Позвольте усомниться в ваших словах, не поверил синьор Фарелли, мне почему-то кажется, что человек не может выпить стеклоочиститель. Вернее, выпить-то может, а вот жить потом, увы, вряд ли. Вы проводили эксперименты? У вас есть какие-нибудь данные?
К сожалению, я не вел записей, сказал Буратино, но смею вас уверить, профессор, вы недооцениваете силу духа нашего народа.
А мне кажется, коллега, вы недооцениваете силу соединений бензолов и хлоридов в стеклоочистителях. Тем не менее, я готов признать, что люди зачастую пьют всякую гадость. Вот возьмём эликсир жизни пресловутой тётки Джульетты и несложным путём выделим из напитка гидрооксид меди, от которого подопытная крыса сдохла через минуту, а многолетнее растение кактус погибло через два часа. Это факт, чистоту эксперимента я гарантирую.
Вот видите, и это не самый страшный продукт, который употребляют люди.
А почему вас, мой юный друг, волнует эта проблема? В вашем возрасте вас должны волновать иные вопросы.
Меня, конечно, интересуют другие вопросы. Например, как весной оттаивают лягушки, которые зимой похожи на куски льда?
Любопытный вопрос, согласился учёный и тут же вскочил со стула и забегал по комнате, наилюбопытнейший вопрос, интереснейший.
И можно ли так заморозить и разморозить крысу?
А человека? подхватил учёный. Это же надо, что за вопрос! Это не вопрос даже, а целая проблема. А эти идиоты-биологи годами занимаются какой-то дурацкой нервной системой дождевого червя и пишут об этих червях целые библиотеки. А как размораживаются лягушки весной?! Ай да умница, молодой человек! Вы знаете, мой юный друг, а ведь умение поставить перед собой вопрос это уже половина решения проблемы. Вы меня радуете. У вас острый ум, а острый ум первый признак таланта.
«Какой же ты нудный, дядя, подумал Буратино и отставил от себя подальше плошку с кофе, чёрт меня дёрнул ляпнуть про этих лягушек».
Вы знаете, продолжал учёный, любопытство и лень есть две слагаемые прогресса. Дарвин утверждает, что человек произошёл от приматов. И я, глядя на некоторых людей, вынужден с ним соглашаться Это я к чему? Ах, да. Так вот, тот самый пресловутый Дарвин говорит, что труд сделал из обезьяны человека. А я заявляю, что если человек и произошёл от обезьяны, в чём лично я не уверен, то человеком его сделал не труд, а лень. Да-да, банальная, заурядная лень с большой долей примеси любопытства.
Вот и мне очень любопытно, как устроен аппарат по выделению спирта? опять умудрился вставить Буратино.
Ну, это элементарно, сказал учёный без энтузиазма.
Он готов был уже опять вспомнить Дарвина и обезьяну, но на сей раз Пиноккио был настроен решительно:
А как элементарно он устроен?
Ну, вы ведь, наверное, знаете, что испражнения бактерий, то есть спирт лёгок и летуч. А значит, при малейшем повышении температуры спиртсодержащего раствора он будет выделяться в виде спиртового пара. Дальше элементарная конденсация, и вот он, спирт, готов. Всё просто. А зачем вам это нужно?
Видите ли, грустно сказал Пиноккио, у меня папа пьющий.
Ох, простите мою нетактичность, мой юный пытливый ум. Наверное, это для вас целая трагедия.
Да, но я уже начинаю к этому привыкать. Мой папа действительно сильно пьёт, и каждое утро он неважно себя чувствует.
Ах, какое горе, всплеснул руками синьор учёный, как я вас понимаю, наш дворник тоже пьющий. Такой он, когда пьяный, дуролом, простите меня за выражение, недавно забор сломал.
К тому же мы не очень-то богатые люди, поэтому папа пьёт всякую гадость.
Это вы о нём говорили, имея в виду стеклоочиститель?
О нём, сказал Буратино и тяжело вздохнул, о нём и о его дружках.
О, как это прискорбно! продолжал соболезновать Фарелли.
К тому же он у меня ещё и инвалид. И здоровье у него очень хлипкое. Поэтому я решил сделать аппарат и производить продукт для домашнего пользования. Это даст мне возможность следить за качеством продукта и сэкономить немного денег на учёбу.
Какой вы заботливый сын и какой вы дальновидный юноша, восхитился Дуремар.
Поэтому я прошу вас, профессор, если у вас, конечно, будет для этого время, начертите мне, пожалуйста, конструкцию аппарата и, по возможности, распишите технологию.
Конечно, о чём разговор. Только, знаете, я ведь не прикладник, я теоретик.
Простите, не понял Буратино, вы не кто?
Не прикладник, то есть я не занимаюсь прикладной наукой и практическими вопросами, пояснил учёный, аппарат я вам нарисую уже завтра, здесь ничего сложного. А вот с технологиями придётся повозиться недельку.
Недельку? спросил Пиноккио, обрадованный таким коротким сроком.
И не меньше, дружище, не меньше. Вы ведь хотите серьёзное исследование и качественный продукт, а не пойло тётки Джульетты.
Неделя меня устроит.
Вот и отлично, сегодня же займусь вашим вопросом.
Кстати, профессор, если у вас возникнут какие-нибудь затраты, будьте любезны сообщить мне о них.
Это вы о чём? не понял Дуремар.
Я имею ввиду затраты, пояснил Буратино, денежные, естественно.
Вы хотите меня обидеть?