5. Неожиданная находка.
1.
Тем не менее, так, на «полусогнутых», от хаты к хате, от хаты к хате почти всю станицу и прошли.
Вымерла станица. Ни вездесущих кур не видно, ни петухи не поют, пора бы.
Напрасно «разведчики» напрягали уши, та очередь, похоже, была последней. Даже Вилюя пришлось сдерживать. Даже .
С этого края станицы трупы тоже попадались, но реже, хотя край станицы понятие чисто условное: там, где всегда были шинок и рынок там и центр, а управа станичная сбоку-припеку.
Это Алексию объяснять не надо, да Константин не слишком и пытался. Однако, одно пояснение Алексий, все же, выслушал.
Вот здесь они технику, получается, и скучили. Ну, и, так получается, тут их и «окучили». Отсюда дорога к русским идет.
Через мост? Алексий в станице бывал, и не раз, но дальше рынка и магазина, если и хаживал, то с целевым назначением, хотя спрашивал он не о том мосте, что пролегает вровень с крышами домов. Или здесь и другой есть? Догадался-таки.
Есть еще один, но и тот мост, и этот обветшали уже. Тяжелую технику по ним давно не решаются пускать, а тут еще старая дорога идет. Трубы в воду закопали, землей-гравием засыпали, любая техника проходит. По весне, конечно, приходится подсыпать промоины. А до большака, где только комбайны да легкогруженые машины пускают, приходится крюк большой делать, но перебираться на ту сторону редко нужда выпадает, все: и поля, и техника вся тут обретаются.
Не все понял Алексий: на ту, на эту, теперь и вовсе все перепутается.
А местные где? Неужели все погибли?
На небо-то давно смотрел? Рано еще. Время петухов только-только наступает, да и не выпустят сегодня скотину даже те, кто уберечь сумел. Эхма! И сюда тоже ударили. Ни одного домика целого.
Это уж точно. «Половинчатых» и то не осталось. Дальше, думаю, не пойдем, по головам считать не будем, много по кустам валяется.
Ага, можно, если что, к Коню заглянуть, его хата, на удивление, целехонькая стоит. Горилки-то у нас маловато припасено . Константин умоляюще поглядел на Алексия.
2.
Нет его дома. И я сейчас тоже уйду. Сейчас, думаю, здесь такое светопреставление начнется, что не упаси Боже. Я и то уж вечером всех святых перечислила, думала, до утра не доживем. Дородная женщина внимательно посмотрела на визитеров. Это ты что ли, Константин? Для тебя оставлено, но пока только две бутылки, выгребли все подчистую ироды, а грошей пожалели. Если надо, Петро еще принесет, к вечеру, сказал, если все утихнет. А вы вдоль ручья спуститесь, кустиками к своей тропе и выйдете. Мокро, но вы, все равно, вымокли уже.
Выходит, и заводик уцелел? Догадался Константин.
Уцелел. Обрадовалась словоохотливая хозяйка. По центру только и шарахнули, а хутора не зацепило. Петро ходил, смотрел, все там разнесли: и хаты, и танки ихние, все до едного, чтоб у них повылазило. Это надо же до чего додумались: Петра и в ВСУ. И смеются еще, говорят, это хорошо, что одной ноги нет, значит, в плен сдаваться не побежишь, и, чтобы выжить, стрелять хорошо будешь. Завтра за тобой приедут, если бутылью горилки не откупишься. И пугливо зажала рот. А вы идите, идите. Могилке Анисима поклонитесь от нас обоих. Если сможем, вечером придем.
Не успели до мостика дойти, как снова впереди что-то сильно рвануло давненько, однако, не было, и это дало нужное решение. Днем еще раз сходим, ружьишко какое присмотрим. Если, конечно, тут сабантуй не начнется.
А вот и мостик, о котором упоминала разговорчивая хозяйка, только к воде спуститься.
Вилюй?!
Но пес уже минут пять, кажется, метался вдоль балки и брехал без остановки.
Вилюй. Алексий еще и свистнул для надежности. На кого это он?
Пес прям-таки вьюном крутился над глубокой балкой, и беспрестанно лаял.
Домой, Вилюй. До-мой!
Бесполезно.
Ты что там нашел? Константин переместился к псу и посветил вниз грозящим угаснуть фонариком. Погляди-ка. Человек, кажется.
Алексий тоже туда же пробрался, наклонился, и настороженно всмотрелся в черноту балки. Точно, человек. И живой. А, когда Константин, дав фонарику «отдохнуть», направил на темное пятно быстро угасающий луч, подтвердил. Точно, живой.
Почти живой. Но живой.
ВСУшник?
А кто еще? В камуфляже. Других здесь не было. Все равно, как-никак человек. Алексий уже начал высматривать пути подхода.
Ну да, человек. Тихо заворчал Константин. Сегодня его спасешь, а завтра он тебя из пулемета. Но на всякий случай поправился. А может, и нет.
3.
Битый час они добирались до почти трупа, метров семь-восемь всего по склону, но ноги так и норовят проелозить по хляби, и прокатить по ней любопытствующих. Но солнце уже многообещающе выглядывает сквозь тучи, а станичники не превратили эту балку в свалку, и то хорошо. Несколько стволиков сухостоя не в счет, но именно из-за них дверь от туалета все еще держится «наплаву». Да и неистребимый тальник не прочь помочь в этом деле. Как без него? Но он же такое препятствие им организовал, что руки опускались.
Ты как? Еще из сил не выбился? Спросил Константин, а и спросил-то лишь для того, чтобы вздохнуть пяток секунд.
Что-то, припекать стало, а так, силы еще есть. И Алексий тоже воспользовался передышкой, чтобы спину поправить. Ну, и оглядеться вокруг.
Внизу журчит вода, даже наверху слышно, и дверь угрожающе покачивается. И впечатление такое, что, чем ближе спускались к двери, тем непроходимее тальник становится, и подлезть не подлезешь, и одно неосторожное движение, и дверь, и сами окажутся в воде.
Подцепить бы дверцу каким-нибудь крюком, а потом вытащить. У Алексия силы немерено, у Константина и того больше, только, как ни ступи, ноги по середину голенища проваливаются в никогда не высыхающие берега.
Это пойдет? Константин усмотрел в зарослях метровый железный пруток. Подойдет? Подожди, сейчас согну.
Крючок был несколько коротковат, но Алексий кое-как вытянулся, зацепился за «сердечко», и одним рывком вытянул дверь к себе.
Не урони его, а то, больно не охота в воду лезть. И в корне прав ведь Константин оказался: стоило Алексию сграбастать парня в охапку, как дверь шумным веером скользнула вниз, и снизу тут донесся громкий плеск.
Погоди, сейчас к тебе спущусь.
Там стой. Нас вытягивать будешь.
Входило ли это карабканье вверх в «битый час»? может быть, и за края перелилось? Особливо на время-то не смотрели, да и часы давненько не подводили, теперь, поди-ка и они подводят.
Если бы кто видел, как они поднимались, смеху бы было, однако, если бы не крюк, не поднялись бы, крюк, получается, две службы сослужил.
Константин сначала, продираясь по вытоптанному ими же следу сквозь тут же соединяющиеся заросли тальника, и заодно пошире вытаптывая тропку Алексию, выбирался выше сам, основательно утверждал ноги, а потом вытягивал к себе Алексия с ношей, и так до верха челночным ходом.
Выбрались-таки.
Отдохнем? Или сразу пойдем? Глубоко, однако. Высмотрел Константин, оставленный ими, след.
По себе меряй, теперь тебе его тащить, хотя бы, полдороги.
Это не мера. Сам-то можешь идти?
Значит, пойдем без передыха.
Пошли, однако. С дороги моторы, кажись, прослушиваются. Никак не хотелось ему встречаться с ВСУшниками, особливо, сегодня. Оба так и не овладели украинской речью сполна. В тот год, когда Константин к скиту пристал, его едва не зацапали из-за русской речи, пришлось отпор давать. Тех двоих он сумел придавить, но кто-то увидел, и донес. С той поры и приходится скрываться.
У Алексия нисколько не легче вышло, хотя по-украински он и сносно может говорить, когда требуется. Вот только, когда он под раздачу попал, знание украинского языка потребовалось, только большинство говорили по-русски. Да вот внешность у него слишком уж русской оказалась. Предусмотрительной. С этой-то предусмотрительной внешностью он и ушел. А чего не уйти, если голову сложить Ох как просто стало. Хотел, было, сдаться, неделю по лесам кружил, а кому? Чуть снова не попался, когда хотел «сепарам» сдаться.
Кое-как ушел. А тут, на счастье, встретился Анисим, которому, кровь из носу, помощник нужен. Так и «заякорились». А чего не «заякориться», если харчи и крыша над головой есть, а военкоматы здесь не появляются.
6. Новые хлопоты
1.
А парень легким оказался, да, и Константин ростом и силой не обижен, так с думами до Обители и дошли.
Эй, хозяева, гостей ждете? Видимо, ждали, да и Митрия нос от второго моста хорошо просматривался. Ольга, принимай подарок. Цветочка аленького, извини, не нашли, но и этот в хозяйстве сгодится.
Мокрый-то какой. По-женски всплеснула руками Ольга. Живой ли?
Нет, мертвяка на себе принес. Хоть и легок парень, а Константин запыхался-таки. Потому и грубым ответ получился.
Зачем? Отшатнулась Ольга, но Константин умудрился еще ее и за бочок, по своему обычаю, ущипнуть.
Тебе показать. Давно, поди-ка, мертвяков не видывала? Но он сделал неосторожное движение, и парень застонал.
Живой. Облегченно выдохнула Ольга. Молодой-то какой.
Подойдет? А не то, смотри, отдышусь, и замену подыщу. Почему-то взыграла кровь Константина. Сухую одежду какую-нибудь ему подобрать бы, как бы не заболел. А то получится, зря старался.
Поищу сейчас. Ольга метнулась в кладовую, но до сухой одежды, похоже, дело не скоро дойдет. Пока Константин неуклюже «проскальзывал» в дверь, парня начало полоскать изо всех дыр, да так, что Константина удивление взяло. И откуда в таком теле столько желчи набралось?
Оттуда. Меня вон тоже шатает из стороны в сторону. Сходил бы ты, Константин, за свежей водой. Почти простонал Алексий, когда рвота у парня передых взяла. А то я и сам схожу, передохну только чуток.
Сиди, ходильщик. Сейчас парня на лежанку уложу, и схожу. Ольга, нашла что-нибудь?
Камуфляжей нет, церковное только.
Пока сойдет и такое. А ты заполощи его камуфляж пока, солнце уже показалось, так что одежда быстро высохнет.
Я и постирать могу, если взрываться не будет больше. Сейчас?
Постирай. Коротко кивнул головой Алексий. Только это. Он вспомнил, как, когда Константин привел ее в скит, она в первый же день предложила постирать им белье. О, какими были ее глаза, когда она увидела, вытащенную из «загашника» гору белья. И ведь со слезами, но всю ее перестирала. Да, и потом, нет-нет, да и займется стиркой. Готовить-то начала? Ах, да, Серафиму ждем.
Тогда, пойду, постираю.
Погоди, надо карманы проверить.
Вот тебе, и проверил. Ничего такого не нашел. Ничего, кроме того, что это, оказывается, его племянник. Племянник это хорошо. БЫ. Не похож он на племянника. И фотография на племянника, как помнится, не совсем похожа. Да, и в плену сейчас племянник, как бы, любимый.
Сестра на днях наведывалась, она и принесла эту новость.
«Может, простое совпадение? Да, нет, все одно к одному. А фото? Если и переклеили, то профессионально».
Чего там? Константин, наконец, закончил обыскивать карманы.
А у тебя?
Кроме военного билета и ножа, ничего.
Когда очнется, .
Не скоро, боюсь, очнется, Сильно долбануло его, думаю. Укрыть бы его потеплее, кажется, потряхивать начало.
Может, и надо, до костей, поди-ка, промерз. А вот можно ли? не знаю. Придет Серафима, она и решит. Как бы хуже не сделать. Честно говоря, Алексий уже не испытывал к спасенному никакого доверия, хоть человеческая жалость все еще перебарывала.
Ему же холодно. Ну, вот и бабьи нежности подоспели.
Конечно, холодно. Всю ночь, наверно, над водой грелся. Там, в кладовке у меня теплушка есть. Алексий кивнул головой на грубо сколоченный шкаф. А я пока за свежачком схожу.
Сиди уж. Я же сказал, что схожу. Оттеснил его от ведер Константин. На тебя самого тошно смотреть. Мутит?
Есть немного. Надышался лишнего, никак?
Посиди-ка, лучше, на лавке перед воротами, благо, и солнце еще не жжет, но землю греет. За работу не хватайся почем зря. Нам пока и одного вот так, и выразительный жест у горла, хватит.
Могилку бы надо подправить .
А то, без тебя не сделаем? Сиди, Ольга за тобой и за парнем проследит.
Что за мной следить? За парнем уход нужен.
2.
Не успели, однако, ни Алексий могилку подправить, ни Константин за свежачком сходить. Да, и как тут успеть, если парень-то пластом и скатился с Анисимова летнего лежака, теперь к Алексию перешедшего, а полоскать уже нечем, все за воротами оставил. Какая-то неведомая сила принялась так изводить его тело, что диву даваться и то страшно, и неприлично, даже, Алексий начал, было, уже подходящие молитвы вспоминать. А парень, похоже, свои молитвы то шепчет, то кричит. Страхота лютая, в общем.
Чего это он? Хоть разумом Константин не обижен, как бы, но тут не разум нужен. Молится, никак?
Разве так молятся? Ха, молодо-зелено, а как еще молятся, когда душа на небо просится? Так и молятся, но, все равно, еще раз прислушался Константин.
Какого-то полковника поминает, а еще малыша. Константин растерянно оглядел братию. Огонь на себя вызывает, кажется, точно, огонь на себя. Получается, это русские все-таки влупили им под то самое, не могу.
3.
Он не понимал своего состояния. Не ранен, ни голова, ни руки-ноги не болят, а, все одно, предательская слабость превращает его в нечто, напоминающее растение. А это самое последнее дело ощущать ее, и не понимать, что с тобой происходит?
Кто-то сказал: «Я мыслю значит, я существую». Ну, правильно. Я СУЩЕСТВУЮ. Вопрос: где, и кто я? И где моя память? Она всегда выкидывает коленца. «Оказывается, вот что я помню, значит, не все потеряно?».
Последнее спорно. С памятью и раньше часто бывали проблемы. Бывали, но когда? Да и бывали ли? Памяти-то никакой нет.
Бывали проблемы, но бывали и просветления. Когда?
Он напряг ее, свою память, и боль грозовыми раскатами поднялась откуда-то снизу и заполнила всю голову.
«Когда не болит голова». Это понятно. Сейчас она болит это факт. Сильно болит, хотя терпеть еще можно.
«А зачем? Ты же умер».
«А это еще что такое? Почему этот противный голос доносится, как бы, изнутри? Я умер?
«Непременно умер», и под нос подсунули непонятное пугающее видение.
«Так вот оно что? Этого еще не хватало? Но сам же себе и возразил: «А ты чего ожидал? Тебя же предупреждали. Или и это забыл?».
Если предупреждали, то такое забыть не возможно.
Его извлекают из земли, могилы, стало быть, подсказывает услужливая память, , ну, допустим, из могилы два монаха. «А почему, только из могилы? Из гроба, наверное? Зачем?».
«Обмыть, и завернуть в саван. Так делалось всегда».
Тогда, понятно. Монахи это яснее ясного. Это смерть. Но я же мыслю?
«Мысли, кто же тебе мешает. Мысли, сколько угодно, только не мешай им выполнять их скорбную работу».
Подождите. Меня же закопают.
«Конечно, закопают. Наверху не оставят».
Но я же живой.
«А это спорно. Вот придет судья, он и решит.
Понтий Пилат? Почему-то, на ум приходит только это имя.
«Ну, конечно, как только, так сразу, и Понтий Пилат. Думаешь, иных нет?».
Мысли немного путаются, и из памяти вырисовываются все те же монахи.
Зачем они меня сюда принесли?
«Излишне сердобольные, вот и принесли».
И часто они так?
«Тебя-то это не должно волновать. Принесли и принесли. Не твоего ума это дело».
А если моего? Но ответа не последовало, а без ответа какой разговор?
Но, все равно, от проблем с памятью никуда не деться. И все же, почему он помнит только то, что его, настолько же бессильного, куда-то тащили. Нет, несли, конечно же, несли на спине два монаха. Даже один, а второй шел следом. Память этим, разумеется, не заканчивалась, и не с этого начиналась. Или это и не память, вовсе. И монахи это не моего ума дело.
Наверное, монахи не из памяти? Он уверен, что там были монахи, он уверен, что его кто-то нес на спине по шатким мосткам, и не по одним, а по веренице мостков, это как пить дать. Ага! Память расширяется! Ура!
Наверное, он потратил много сил на свою память, поскольку ломота в теле не появилась, зато по все конечностям разлилась еще большая слабость. Надо расслабиться, отдохнуть, и . А это находка, «Спросить у девчонки, уж ей-то нет повода меня обманывать».