За новые идеи в семье всегда отвечал отец, и в их реализации часто участвовала вся семья (от папы эта черта определенно передалась мне!). Когда мы переехали с Бангор-стрит на Оксфорд-террас, папа сразу принял решение превратить большой дом в пансион.
Среди наших первых пансионеров были Билл и Морис, медбратья из государственной больницы Крайстчерча. Морис впоследствии стал завхозом больницы Сильверстрима в городе Аппер-Хатте. Билл для нас стал дядей Биллом. Мама управляла пансионом, когда папа уезжал на лето добывать золото на прииске в Матакануи, в центре Отаго.
Когда папа закончил перестраивать дом на Оксфорд-террас, сделал в нем ремонт и покрасил, мы продали его и переехали на Конференс-стрит в 1953 году.
В начале 1940-х дедушка Бенн, отец моей мамы, купил маленький двухкомнатный домик в Пайл-Бэй, на крошечном уединенном пляже, приютившемся в тени высоких кочковатых холмов на полуострове Бэнкс, куда можно за несколько минут приплыть на лодке с острова Рипапа. А еще он приобрел шлюпку с обшивкой край на край и огромными веслами: в ней мы учились грести. Все свои летние каникулы мы проводили в Пайл-Бэй вместе с нашими кузенами, Кеном и Дэвидом. Мы носились босиком, как одичалые, по холмам и скалистым берегам, учились ловить рыбу, добывать раковины моллюсков. Мы катались на травяных санях по холмам, подскакивая на кочках, а по ночам сидели на вершине и наблюдали, как межостровной паром отчаливал от Литтелтон-Харбор в сторону Веллингтона.
Когда папа приезжал с дядей Айвеном на выходные, мы, дети, спали все вместе на одной койке, чтобы освободить четыре других для родителей. Дядя Айвен был женат на сестре мамы, Филлис (она же тетя Фэн). По ночам керосиновые лампы отбрасывали свои мягкие тени по комнате, издавая легкий непрерывный шум. Как же я любила запах мускуса с ноткой соли и теплого керосина, которым было пропитано спальное место! Под матрасом у меня лежали стопки книг, и я добросовестно читала на выходных, часто при свечах.
Мы играли в карты, собирали пазлы, мылись на улице в большом эмалированном тазу, чистили зубы в море и день ото дня носили одну и ту же одежду. Дедушка мастерил рыболовные сети из бечевки: когда он заканчивал делать сеть, то окунал ее в холодный чай, чтобы она не гнила.
Остров Рипапа, также известный как форт Джервойс, был идеальной детской площадкой и источником прекрасных воспоминаний, которые я до сих пор храню. У острова богатая история: на нем построили фортификационное сооружение племени нгаи-таху па; в конце 1880-х годов здесь действовала карантинная станция для новых иммигрантов и тюрьма для 150 сторонников Те Уити [3]; после этого он служил базой береговой обороны в ходе обеих мировых войн.
Форт архитектурно и эстетически значимый объект, которому на сегодняшний день присвоена I категория регистра исторических мест Новой Зеландии как редкому образцу подземного укрепления. Он оснащен четырьмя укрытиями для орудий, соединенными между собой туннелями с подземными складами и жилыми помещениями. Главный вход выглядел как вход в замок: каменная стена с амбразурами и ложными бойницами в виде креста.
Небольшой остров окружен скалами, а вокруг форта построили каменную дамбу. Единственный способ попасть на остров подняться по разводному мосту или пройти вверх по лодочной станции. Из главного двора мы обычно входили в подземную часть форта, таинственный лабиринт из небольших туннелей, в основном закрытых железными воротами. Это пугало, но в то же время чертовски захватывало дух. В прохладной темноте мы исследовали набережные, где стояли огромные пушки, а двери комнат еще открывались и закрывались.
У нашей семьи все еще есть домик в Пайл-Бэй. Сейчас он оснащен солнечными панелями, в нем есть биотуалет, две спальни и душ. Старый керосиновый холодильник заменили на холодильник, работающий на солнечной энергии, а замечательная старая желто-зеленая угольная плита уступила место газовой. Тогда мы были внуками, а теперь мы сами бабушки и дедушки, хранители историй.
____
Папа снова задумал переезд: жилье на Конференс-стрит выставили на продажу. Мы перебрались на Фицджеральд-авеню, в большой двухэтажный дом. Большую часть первого этажа занимал продуктовый магазин. В восемь лет у меня появилась первая оплачиваемая работа: я помогала родителям с торговлей. Джилл было уже десять лет, и она зарабатывала два фунта в неделю, подписывая газеты, упаковывая заказы и задерживаясь раз в неделю в магазине допоздна, чтобы помочь маме запереть его.
Папа объяснил мне, что минимальная зарплата для женщин составляла немногим более трех шиллингов в час. А раз мне исполнилось лишь восемь, то он платил мне шесть пенсов в час[4]. После школы я отвечала за взвешивание и упаковку риса, муки и сахара, которые приходили в огромных мешках, и листового чая из больших деревянных ящиков. Папа настоятельно советовал мне узнать больше о прибыли и убытках, о том, как составлять бюджет и насколько важны сбережения. Я прятала банку со своими заработками на дно одежного шкафа. И я, подобно отцу, уже строила планы по увеличению своего еженедельного дохода.
Моим первым самостоятельным бизнесом стало разведение и продажа домашних мышей. Папа его полностью поддержал. Он сделал мне двух- и трехэтажные домики для мышей из деревянных ящиков из-под магазинных фруктов, а мама научила меня ухаживать за ними. Я была полна решимости добиться успеха в мышином бизнесе, провал даже не рассматривался. Как только крошечные мышки подрастали, я складывала их в коробку, которая прикреплялась к велосипеду, и везла в школу, на продажу. Я продавала их в бумажных пакетах, выложенных соломой, по шесть пенсов за штуку, при этом четко разделяя самцов и самок.
Дела шли хорошо, пока монахини не решили, что школа не то место, где стоит торговать мышами. Несмотря на то что все оставшиеся мыши были распроданы по очень низким ценам, я заработала немного денег и купила родителям попугайчика, которого папа назвал Флойдом. Позже мы узнали, что Флойд это самка, когда она отложила яйцо на папином плече. Отец любил ее, а мама терпела.
____
Вся история центра Отаго связана с добычей золота и внутренняя территория Данидина до Палмерстона, и знаменитое шоссе «Свиная тропа», ведущее к равнине Маниотото, а затем вниз к поселению Омакау и городкам Клайду и Александре. Я слышала, как предки обсуждали золотую лихорадку, но никогда особо о ней не задумывалась, пока не стала свидетелем безумия, которое обуяло моего отца, когда он начал в одиночку работать в Матакануи, ранее известном как Тинкерс.
Когда старшие партнеры отца скончались, он стал единственным акционером прииска. Чтобы соблюдать закон, необходимо было разведывать запасы и работать на прииске каждый год, а иначе землю могли передать кому угодно и отобрать права на нее. Проблема заключалась в том, что главная золотая жила находилась под небольшим озером, поэтому работать на прииске можно было только после того, как зимние льды таяли и уровень воды в озере опускался. Россыпное золото в основном извлекалось через промывочный шлюз.
На летние каникулы родители наняли в магазин управляющего, а мы все отправились к прииску у подножия хребта Данстан. Лето выдалось чрезвычайно жарким, что подходило для меня, смуглянки, но мама и Джилл, очень светлокожие, страдали, сгорая на солнце. Мама была невысокой, чуть выше метра пятидесяти, но очень многое делала на прииске. Отец работал на шлюзе с утра до ночи, мама сгребала золотоносный грунт лопатой, Джилл трясла лоток с песком, а я занималась промывкой золота в небольшом ковше, который мне купил папа. Он то и дело ободрял нас: «Давайте-давайте! Пошевеливайтесь! День только начался, и он будет долгим».
В самом конце рабочего дня папа собирал грунт, сушил его у огня, затем выкладывал на газету в виде буквы V и аккуратно встряхивал, тихонько выдувая сухую руду. Благодаря своему опыту и терпению он мог видеть золотоносный песок, золотую пыль на поверхности бумаги, отделенную от руды.
В конце каждой недели мы приходили в хижину старого Сэнди Андертона, отважного золотоискателя, который готовил собранный золотоносный песок для продажи в банке Омакау. Он вырезал глубокую дырку в крупной картофелине, высыпал в нее песок, после чего закрывал отверстие извлеченной картофельной «пробкой». Затем картофель клали на ночь на раскаленные угли. На следующее утро внутри приготовленной картофелины оказывался маленький золотой самородок. Унция золота (31,1 г), стоившая 12 фунтов.
Байки из магазинов
Рассказывайте свои истории
Меня попросили выступить перед местным женским сообществом. Его лидер, Дайан Макдональд, услышала мое выступление на субботнем утреннем радиошоу Ким Хилл на RNZ и сделала мне такое предложение:
Просто расскажите о своих книжных магазинах и ну конечно, побольше о своей жизни.
Дайан встретила меня, когда я подъехала к парковке у Центра Армии спасения.
Ужасное утро, сказала она. Простите, ради бога, все произошло так внезапно. Одна из наших дорогих женщин неожиданно умерла прошлой ночью, и мне еще только предстоит всем рассказать.
Мой разум заработал с удвоенной силой: как обратиться к группе женщин, которым скоро скажут о смерти их подруги? Я планировала рассказать истории, способные их рассмешить, но как можно было это сделать в такой прискорбный момент?
Стоя у кафедры, Дайан сообщила ужасную новость. Затем она добавила, что мы должны двигаться дальше и насладиться этим утром вместе. Потом она представила меня.
Я выразила свои соболезнования и поделилась мыслями о том, как часто нас застают врасплох вести о чьем-то уходе из жизни. Я всегда верила, что каждому из нас есть что рассказать, поэтому подчеркнула, насколько важно, чтобы их семьи услышали эти истории и даже записали их.
Необязательно жить захватывающей или полной драматизма жизнью, чтобы рассказать свою историю. Настолько же важно напоминать своим детям и внукам о том, как они росли на ферме, ходили в школу в любую погоду, а иногда и босиком; и какие домашние средства использовала ваша мама, чтобы вылечить кашель, головные боли и помочь при укусах насекомых. А кто сшил ваше первое платье для танцев? Моя бабушка мастерила нам штаны из мешков из-под муки! А помните лепешки и пирожные из сала или жира? А общую телефонную линию, когда вы знали, что местные сплетники обязательно будут подслушивать разговор? Помните, как важно и волнительно было получить письмо?
К этому времени я уже почти плакала, рассказывая о моих бабушках.
Записывайте свои истории, сказала я им. Пожалуйста, записывайте свои истории.
К счастью, мне удалось преодолеть печаль и развлечь этих удивительных женщин. В конце мы все смеялись, ведь утро было прекрасным и запоминающимся.
После моего выступления, пока я объедалась чудесными угощениями, Дайан спросила, может ли она организовать в моих магазинах встречу книжного клуба «Уинтон» в Манапоури. Я ответила, что это прекрасная идея.
Несколько месяцев спустя они приехали на трех машинах, полных запасов для невероятного фуршета с едой, которую мы могли брать руками. Это был потрясающий день: мы все сидели на солнышке в шляпах, болтали, смеялись и ели не стесняясь. Когда они обсуждали последнюю прочитанную книгу, все видели, что одним она понравилась, а другим нет, поэтому следовали оживленные споры.
Поскольку я к тому моменту уже наполовину написала эту книгу, то слушала очень внимательно и думала, как бы могли спорить читатели после ее завершения. И я пришла к выводу, что секс, ненормативная лексика, пара арестов и многочисленные браки вечные поводы для дискуссий!
Глава 3
Знай, когда продолжать
Шел 1953 год, мне было семь лет. Мы только что переехали в двухэтажный дом с пафосным названием «Брикстон-хаус» на Конференс-стрит в Крайстчерч третий дом, в котором мы жили за последние шесть лет, не считая дома бабушки и дедушки, где я и появилась на свет. Покупка старых домов, их ремонт и последующая продажа вот лишь малая часть многочисленных занятий, которым мой отец посвятил свою жизнь.
Это был дом более старого стиля, без палисадника, так как входная дверь находилась лишь в паре метров от тротуара. Огромное ореховое дерево затеняло задний двор, а в дальнем углу располагался огород.
Напротив двери в кухню в задней части дома находилась небольшая спальня, где спала бабушка, мама моей мамы. Ее звали Эллен Марта Дэйзи, и она жила с нами с тех пор, как ушла от дедушки, Этельберта Понсонби Бенна (мне всегда нравилось его имя). Он переехал к нашей тете.
У бабушки постоянно было много гостей, но нас пускали в ее комнату только по приглашению. Я помню ее высокой, суровой, с поджатыми губами и темными, почти черными, глазами, настороженными и зачастую грустными. Ее голову покрывали короткие, завитые темные волосы с сединой, очки в светлой оправе сидели на самой переносице, и она всегда носила платья на пуговицах. Самая красивая ее черта, которую я помню, это руки. Длинные изящные пальцы, аккуратные светлые ногти с тонюсенькими лунками. Она любила играть в карты и делала это достаточно часто, проигрывая все фамильное состояние.
Лишь годы спустя, когда мы с Джилл вспоминали бабушку, я осознала, какой она была умной и проницательной. С Джилл она была нежна, читала ей сказки перед сном и никогда не говорила ей ни одного дурного слова. У Джилл были длинные светлые косы, голубые глаза, и она всегда вела себя хорошо. Я же росла неопрятным сорванцом с короткими черными волосами, всегда задавала вопросы и попадала в передряги. Нежности от бабушки я никогда не знала, даже благодарности в свой адрес не слышала, а я с девяти лет меняла повязки на ее изъязвленных ногах.
Я не любила эту бабушку так, как любила маму папы, но она обучила меня некоторым навыкам, которые пригодились мне в моей хаотичной жизни. В раннем возрасте я научилась у нее играть в криббедж, понтун и покер и узнала основы карточных фокусов, а еще бабушка показала мне, как правильно держать карты в моих маленьких руках, как тасовать их, никому не показывая карту, лежащую внизу колоды, и как быстро и уверенно разыграть карты с безучастным выражением лица, ничего не выдавая. Несмотря на то что мои руки были намного меньше, чем у нее, я держала карты так же элегантно, как и бабушка, близко, «чтобы никто не смог меня обмануть».
В конечном итоге эти навыки стали уроками на всю жизнь. Когда мне не хватало денег, я играла в карты на победу. Важнейшими оказались ключевые приемы блефа и манипуляции. Бабушка говорила мне: «Если у тебя на руках плохие карты, бесполезно выглядеть так, будто у тебя на руках плохие карты». Она научила меня выглядеть убедительно и сохранять зрительный контакт даже со слабыми картами на руках.
Этот навык пригодился мне не только за карточным столом: бабушкины уроки раз за разом приходили мне на помощь на протяжении всей жизни. Если я оказывалась в ситуации, в которой мне не хотелось оказаться, мне нужна была уверенность, с которой я могла бы показать миру, что у меня на руках выигрышные карты.
Когда мне было лет десять, я ходила в паб с папой и дядей Айвеном, и мы играли в юкер и в 500. Я была единственной девочкой в компании. В команде с папой мы играли очень хорошо. Помню, как он много лет спустя, когда я собиралась на службу на флоте, сказал мне, что жизнь похожа на игру в карты. Тебе раздают карты, и от того, как ты их разыграешь, может определиться, как пройдет остаток месяца, года, всей твоей жизни. Но времени на планирование нет, потому что, если при игре в карты начать колебаться, соперники могут предугадать, как ты сыграешь дальше. Он неизменно советовал мне: «Всякий раз, когда ты попадаешь в переплет, представь, что твоя жизнь это колода карт, и представь, как бы ты разыграла эту раздачу. Проигрышную комбинацию ты можешь превратить в выигрышную с помощью карты, которую ты разыграешь следующей».