Я всю жизнь любила играть в карты. К счастью, жертвой азартных игр я так и не пала, но два раза в жизни игра в карты приводила к очень интересным ситуациям, и эти два случая были совершенно разными. Один представился во Французской Полинезии, в Папеэте, когда я плыла по Тихому океану на «Катти Сарк», а второй в Папуа Новой Гвинее, в Рабауле, где я проработала всего четыре года.
Байки из магазинов
Невероятный паломник
К дверям книжного магазина подошел крупный человек в поношенной походной одежде. По запаху от него я сразу поняла, что он вернулся с гор. Он сел на ступеньку, снял свои мокрые, грязные ботинки и положил их на придверный коврик.
Только вернулись? спросила я, хотя ответ был очевиден.
Десять дней, немного бездорожья и зарослей. Надеюсь, вы не против.
Я засмеялась:
Похоже, вам не повредит чашка крепкого кофе. С молоком и с сахаром?
Было бы здорово, спасибо! Побольше сахара.
Когда я вернулась в магазин с двумя чашками кофе, он сидел на полу и рассматривал раскрытую карту Фьордленда.
Это невероятное место, правда? Можно каждый день гоняться за солнцем, но всегда будут горы, за которыми оно может спрятаться.
Стало быть, планируете вернуться? спросила я.
Он кивнул.
Бежите от чего-то или к чему-то? решила рискнуть я.
Он посмотрел на меня, продолжая сидеть на полу и пить кофе:
Да просто гуляю. Впитываю все это, отстраиваю свою душу.
Красивые слова он умел подобрать.
Он рассказал мне, что «потерялся в своем настоящем» и ему нравилось оставаться наедине с собой, чтобы разобраться с этим.
Я останусь в лагере на несколько дней, затем снова выдвинусь. Вы не против, если я буду забегать? Я люблю книги, но у меня не такой большой рюкзак, чтобы их переносить.
Приходите в любое время, ответила я. А если будет закрыто, постучите в парадную дверь, и я дам вам ключ.
В следующие три дня Хэмиш забегал. Он побрился, уже успел постирать одежду, но ботинки еще носил старые.
Вскоре я узнала о нем достаточно, чтобы подарить ему книгу, и была уверена, что она ему действительно понравится. Такую книгу он сам бы никогда не подумал взять и прочитать.
Хэмиш, я сейчас дам вам книгу, и вы должны положить ее в свой рюкзак.
Он взял книгу и улыбнулся, увидев ее название: «Невероятное паломничество Гарольда Фрая» (The Unlikely Pilgrimage of Harold Fry) Рейчел Джойс.
Думаю, что туфли Гарольда немного похожи на ваши ботинки, сказала я. Когда дочитаете книгу до конца, оставьте ее в хижине, чтобы ее прочитал кто-то еще.
Нет, Рут, я этого не сделаю, ответил он. Это моя книга, вы выбрали ее для меня. Я ее никому не оставлю.
Он протянул мне руку для рукопожатия. Я вместо этого обняла его:
Берегите себя, Хэмиш.
Глава 4
Нейсби
В 1957 году мы переехали в городок Нейсби в центре Отаго. Он считается одним из самых маленьких и старых населенных пунктов Новой Зеландии: там живет немногим более ста человек. Тем не менее у него были мэр и городской совет. К большому удовольствию папы, мы оказались в самом сердце золотоносной страны.
В мае 1863 года в овраге неподалеку от Маунт-Иды (рядом с современной территорией Нейсби) впервые обнаружили золото. Затем в течение следующих нескольких месяцев палаточный город разрастался, ведь старатели покидали прииски Данстана, чтобы по зимнему снегу пробраться к новой находке на высоте чуть более 600 метров над уровнем моря. Очень скоро население города удвоилось, когда в проходящем через Нейсби ручье Хогберн нашли золотоносный грунт. Город официально назвали Нейсби в 1873 году.
Наш дом был разделен на две половины: в одной находились мясная лавка с котельной, в другой жилая площадь. Для мамы переезд означал, что ее сестра и семья остались в Крайстчерче, поэтому она чувствовала себя одинокой. Моя сестра Джилл ненавидела Нейсби, ведь она хорошо училась в ультраконсервативном католическом колледже для девочек, у сестер милосердия, а теперь ей пришлось продолжить обучение в маленькой смешанной школе Рэнферли. Но мне нравился новый дом. Думаю, что папа, Бесвик (наш персидский кот) и я расцвели в Нейсби, а Джилл и мама извлекли из переезда все что могли.
В начальной школе Нейсби, в которую я пошла, было всего две комнаты, и в обеих стояли буржуйки, чтобы мы не замерзали зимой. Мы не начинали каждый день на коленях с чтения молитв с четками, нам не приходилось учить латынь, петь бесконечные церковные гимны, многократно посещать мессу каждую неделю и читать катехизис. После занятий я не работала, только на каникулах, поэтому у меня было время на игры и исследования, и спорт стал важной частью моей жизни.
Маленький читальный зал библиотеки «Атенеум» находился всего в двух дверях от нашего дома. Внутри было темно: единственная лампа пробуждала ощущения тайны, приключений и интриги. Многие книги были очень старыми, в кожаном или тканевом переплете. Их позолоченные названия выцвели, а тонкие страницы при переворачивании мялись. Для меня это были прекрасные моменты: помню, как сидела за маленьким деревянным столом и попросту обнимала толстую книгу, потому что она мне очень нравилась.
Папа стал городским клерком, параллельно подрабатывая местным мясником. Он держал книгу расценок под прилавком мясной лавки, и люди приходили туда, чтобы рассчитаться. А еще он был мастером керлинга, ответственным за подготовку льда для проведения местных турниров. И конечно же, он также успевал добывать золото.
Уильям Стронг, или Билли, работал в Нейсби часовщиком; он жил в крошечном глинобитном домике на Дервент-стрит, через дорогу от почтового отделения. Его отец в 1868 году открыл на Левен-стрит небольшую часовую мастерскую, в которой всегда царил беспорядок. Тогда ее еще не снесли, а ее стены были увешаны всеми мыслимыми и немыслимыми типами часов, и все они показывали неправильное время.
Время от времени Билли открывал магазин для широкой публики, чтобы люди могли полюбоваться красивыми карманными, наручными и стенными часами. За деревянным прилавком стояли коробки с часами, над которыми он работал в своем неторопливом темпе, выискивая практически забытые детали по темным уголкам. Именно Билли рассказал мне все о карманных часах, объяснив важность длины и веса цепочки, пружин, шестеренок и крошечных колесиков. Он продолжал заниматься мастерской до 1967 года.
Когда наступала осень, на улицах появлялись пожелтевшие иголки лиственниц, а холмы покрывал первый снег. Именно в это время года могильщик заранее начинал рыть ямы для могил, поскольку после наступления суровой зимы земля промерзала.
Блестящий Купол таким было прозвище могильщика, высокого, хорошо сложенного лысого мужчины за сорок. Проходя мимо собиравшихся на улице стариков, он всегда приветствовал их с вечной улыбкой. «Как у ребят сегодня дела?» спрашивал он практически каждое утро. Он официально сообщил моему папе, городскому клерку, что ему нужно вырыть четыре новые ямы, чтобы спокойно пережить зиму.
Рад, что вы все так хорошо выглядите перед зимой, сказал он старикам, возможно, думая о своих зимних показателях, и зашагал прочь с лопатой через плечо.
Зачастую, когда выкапывали новую яму, обнаруживали старую могилу, ведь ранние записи не были особенно точными. Основанное в 1860 году кладбище Нейсби одно из старейших в Новой Зеландии. Могилы китайских золотодобытчиков скрывались под огромными деревьями у границы периметра кладбища, а имена погибших были выгравированы на плоских плитах на китайском языке. Многие старые могилы оказывались общими.
Зима в центр Отаго пришла рано. Первый тонкий слой снега покрывал вершины безмятежных гор и стремился заполнить долины. Облака неторопливо скользили по небу, постепенно накрывая низкие холмы и поглощая все, что встречалось на их пути. Воздух быстро стал пронизывающе холодным. Нейсби готовился к спячке.
В ту первую зиму безмятежность была настолько полной, что я сидела, свернувшись калачиком, с широко раскрытыми от удивления глазами, наблюдая, как пылают собранные осенью сосновые шишки, как они равномерно горят, посылая вверх кружащиеся столбы дыма и распространяя свой аромат по воздуху.
В окно спальни я как завороженная наблюдала за своим первым снегопадом. Первая снежинка упала, будто комок ваты, безумно дрейфуя, словно показывала танец с парашютом в миниатюре. Казалось, эта маленькая пушинка была послана объявить о торжественной премьере самого грандиозного балета, что бывает только раз в году, но идет несколько месяцев. А теперь крошечные балерины спускались на землю сотнями, тысячами, миллионами, все в белом, и танцевали все быстрее и быстрее.
Вскоре я уже не могла разглядеть каменный мост за грунтовой дорогой. Я быстро оделась и побежала на игровую площадку. Ботинки хрустели по глубокому снегу. Я укуталась в зимнюю одежду, и только глаза выглядывали из-за нескольких шарфов, обмотавших мое лицо. Изгороди тоже как будто бы натянули зимние шапки, хрустящие снежные «тэм-о-шентеры» [5], некоторые из них были даже украшены сосновыми иголками, игриво воткнутыми под углом. Телеграфные провода начали провисать под тяжестью снега.
____
Именно здесь, в самом сердце Маниотото, действительно начинается моя история.
Достаточно холодно, чтобы морщины на заднице отморозить, сказал мой отец, когда мы подошли к двигающемуся иноходью загадочному часовщику, Билли Стронгу. Лучше зажги трубку и сделай несколько затяжек, чтобы согреть нос, а то оттуда, кажется, уже сосулька растет.
Билли, все еще державший спину прямо, но уже стареющий, приблизился к нам на расстояние слышимости.
Мне лучше зажечь трубку. Я знал, что пойдет снег. Каково теперь деревьям. Каково птицам.
Огромным, неопрятным носовым платком он вытер свой настолько же огромный, крючковатый нос, достал карманные часы, проверил время и кивнул.
Как я уже говорил, я прожил здесь так много лет, что не могу не знать, когда пойдет снег. А сегодня его много выпало, даже на равнинах тонким слоем осел.
Да, пожалуй, ответил папа.
Он стоял, расставив ноги и положив руки в карманы; его кисет для табака торчал из кармана куртки-джерси, а мясницкий фартук был надежно завязан вокруг слегка округлившегося живота. Его голубые глаза окружали морщинки, его светлые волосы с небольшими залысинами прикрывало кепи. Он говорил, что в нем «уши не мерзнут», что необъяснимо, ведь кепи уши вовсе не закрывало. И вот под его величественным фамильным носом появилась зажженная трубка, почерневшая со временем, но прекрасно обкуренная.
Значит, к парням собираешься присоединиться? спросил он у Билли, кивнув в сторону продуктового магазина и видавшей виды длинной скамьи рядом с ним, которая, похоже, была частью витрины. Именно там, через дорогу от папиной мясной лавки, каждое утро собиралась группа пожилых мужчин, к которой принадлежал и Билли. Они все приехали в Нейсби молодыми, горя желанием работать, добывать золото, жениться, завести детей. Теперь, в преклонные годы, они проводили почти каждое свое утро, сидя на солнце, покуривая трубку, погружались в воспоминания и время от времени дремали.
Скамейка уже была наполовину занята одряхлевшими «парнями», которые просто сидели, хлюпали носом и весело курили трубки. Когда к ним кто-то подсаживался, они разгибались, снимали перед ним шляпу, бормотали что-то о погоде, а затем снова сгибались. Бесконечные кивки, невнятная речь, клубы дыма К середине утра всю скамейку уже занимали, и старые хрипящие двигатели времен золотой лихорадки продолжали свою ежедневную работу.
____
Из начальной школы Нейсби я перешла в школу Рэнферли и стала ездить вместе с Джилл в школьном автобусе. Наша учительница английской литературы, мисс Александра, говорила, что у меня отличные писательские способности и поддерживала меня в стремлении читать и писать. С другой стороны, учитель математики, мистер Хилл, однажды просто перестал задавать мне вопросы, а я продолжала витать в облаках (и писать).
На географии я познакомилась с картами. Я обстоятельно изучала долготу, широту, топографию и с головой уходила в размышления об океанах и экваторе. Я исследовала разные страны, изучала их население и фауну, а еще активно выступала против концепции Содружества наций.
В школьной библиотеке появлялись книги о Второй мировой войне, в том числе и «Дневник Анны Франк», который я прочитала в тринадцать лет. Анна написала свой дневник в том же возрасте, а двумя годами спустя умерла: это произвело на меня огромное впечатление.
Я не намеревалась задерживаться в школе дольше, чем необходимо: школьный кабинет не место для поиска смысла жизни.
В первую неделю 1963 года Нейсби праздновал свой столетний юбилей: весь город нарядился в старинные костюмы. На главной улице прошел парад, на игровой площадке проводили соревнования по легкой атлетике и отращиванию бороды, а еще раздавали сосиски на хлебе; ближе к ночи все демонстрировали намытое золото и танцевали. В администрации города даже фильм показали. Росс Макмиллан, позже обретший известность как поэт под псевдонимом Blue Jeans (Синие Джинсы), промчался по городу на своей лошади, а на радость нам еще и через машину перепрыгнул. Местный житель лег в старый катафалк, который по главной улице тащили две лошади, и убедительно притворился мертвым.
Парад закончился в отеле «Ройял», там собрались все. Когда уже не было места, остальные празднующие заполнили отель «Эншент-Бритон». Все начали пить, петь и есть и забыли о бедняге в катафалке, а он к тому моменту уже отчаянно стучал по стеклу и жаждал выбраться. В конце концов кто-то его заметил, но потребовалось некоторое время, чтобы вызволить шутника, поскольку дверь заклинило, а разбивать стекло катафалка не хотелось.
Я помню 1963 год по двум причинам. Одна столетие Нейсби, другая именно тогда меня изнасиловали.
Глава 5
1963
Когда я была подростком, в одном из общественных центров Маниотото раз в месяц проводились танцы. Обычно на мероприятие приходило много людей, от подростков до их бабушек и дедушек. Мы танцевали традиционные шотландские танцы, а также фокстрот и вальс всему этому нас учили в школе. Когда мы впервые разучивали вальс, нас ставили в пару с другой девочкой, и мы отсчитывали эти «раз, два, три, раз, два, три», стараясь не хихикать. И только когда мы научились танцевать вальс и фокстрот в школьном актовом зале с прямой спиной, высоко поднятой головой и правильно поставленными руками, нам разрешили танцевать с мальчиками. Внезапно мы почувствовали себя повзрослевшими, будто нас повысили в статусе и дали билет во взрослую жизнь, хотя нам было всего пятнадцать-шестнадцать лет.
К тому моменту я уже успела попробовать сигареты, без поддавков играла в хоккей с девушками старше меня на целых шесть лет, могла неплохо сыграть в гольф с отцом (что позволило мне поучаствовать в непринужденной болтовне после игры на 19-й лунке), и мне почти не было равных в покере. Но именно танцы с одним из мальчиков выдернули меня из мира детства в юность.
Я никогда не была хорошей танцовщицей, но мне нравились повторяющиеся движения кадрили покачивания, вращения, притопы, прихлопы. Мальчики меня однозначно привлекали, я предпочитала их компанию, поскольку с ними можно было заняться более интересными вещами, чем с девочками. С мальчишками мы отлично проводили время, пекли картошку с сосисками на костре в старых приисках, гоняли на велосипедах по крутым овечьим тропам на опасных скоростях, рыли пещеры, рыбачили на плотинах и строили хижины из мусора.