Анаис Лисай
Волчий отрок. Поцелованный тьмой
Пролог
Ружа, что ты копошишься! недовольно воскликнул Василе, держа младенца на руках. Может, его в люльку положить?
Нельзя, крикнула женщина из другой комнаты.
Или платок в цуйке смочить и дать пососать? Взгляд у него недобрый. Он уставился в скрюченное и напряжённое лицо младенца и провёл перед ним двумя пальцами. Тот покраснел и истошно завопил, Василе тяжело вздохнул. Ишь горластый какой Всё тебе не нравится. Лишь бы у мамки титьку сосать Ружа!
Да иду я, прикрикнула она. Ничего нельзя поручить тебе, Василе.
Он тяжело вздохнул, покачивая ребёнка, который всё никак не успокаивался. За что Босора послала это сущее наказание? Вот его старшие братья такими не были Лучиан и Георге всегда были послушными, смышлёными, тихими и взрослыми.
Василе присмотрелся, ища черты, которые бы напоминали его. Хмурится младенец прямо вылитый он. Или он просто хочет верить в это?.. Невыносимо
Лучиан! закричал Василе, пытаясь перекричать вопль младенца.
В проёме показался мальчишка семи лет его карие глаза с опаской и долей тщательно скрываемого любопытства уставились на отца.
Что стоишь как истукан? Подойди, рявкнул Василе.
Лучиан робко приблизился.
На, протянул Василе свёрток с крикуном, держи крепко, чтоб не упал. А то окаянная тебя утащит. Он пригрозил пальцем сыну.
Лучиан прижал свёрток к груди, будто не держал ничего ценнее в своей жизни.
Чтобы не было, как с Георге, зачем-то добавил Василе, выпрямляясь и расправляя спину.
Лучиан побледнел, слившись с белыми стенами, его пальцы крепкой хваткой впились в свёрток. Его младший брат пискнул, в звуке смешались негодование и возмущение от такого обращения, и, на удивление, успокоился. «Слава Босоре!» подумал Василе и вскинул руки к небу. Он отошёл от сыновей и уселся на скамью, стоящую вдоль стены под маленьким квадратным окном, из которого даже в погожий день не дождёшься хоть мало-мальского света. Василе облокотился на стену и осмотрелся: его взгляд упал на стол, застеленный льняной скатертью. Кант был вышит красными шерстяными нитями, повторяя знаменитый залесский мотив угловатый рисунок, изображающий маки с листьями. Почему к макам добавили листья, Василе никогда не понимал. На столе стояли стакан воды и рюмка цуйки, в миске лежал свежеиспечённый хлеб дары для урситоареле, которые могли бы умаслить высшие силы. Василе вздохнул и взял край скатерти, провёл по нему рукой, пытаясь разобрать узор. Увидеть что-то в полутьме комнаты, освещённой тремя свечами, было невозможно. Он нахмурился, прощупав изнанку, нити были убраны без должного усердия и торчали безобразно, обличая свою нерадивую хозяйку. Ружа могла бы и лучше постараться, готовя парадную скатерть, как-никак у неё было почти девять месяцев, чтобы вышить её. Василе запнулся о мысль, вспомнив, как проходила беременность а ещё важнее, что ей предшествовало. Рука непроизвольно потянулась к рюмке с цуйкой.
Да как ты можешь, изверг этакий, сказала Ружа, ударив его по рукам. Это дары для урситоареле. Хочешь, чтобы сыну нашему беду накликали? Не желаешь для него лучшей участи?
Лучшей? Василе усмехнулся. А может ли она у него вообще быть после Он запнулся и отвёл взгляд, рука упала рядом с рюмкой. Ружа
Ружа замерла, но это оказалось мнимым затишьем, которое тут же разразилось бурей.
Что, Ружа? Ему пришлось поднять взгляд на неё, в ярко-голубых глазах горел гнев. Не первый год Ружа, но научить тебя порядкам всё не могу. За что мне, Босора, это наказание! Она ловко заставила стол плошками с угощениями: от запечённой свинины валил пар, красный лук поблёскивал от уксуса, а солёные огурцы так и просились в рот.
Василе сглотнул, ощущая отвращение. Кусок явно не лез ему в горло, но это и хорошо. Негоже зариться на дары для урситоареле. Беду накличешь. Он бросил взгляд на мясо и усмехнулся. Семья ела его последний раз несколько недель назад, но Ружа для даров всё-таки припасла свинину. Она явно пытается замолить свои грехи перед высшими силами.
Не слишком ли ты стараешься? прищурившись, спросил Василе. Оставила бы мясо для Лучиана и Георге, а то парни исхудали.
Ой ли. Раньше я не замечала особой заботы о них с твоей стороны. Ружа бросила быстрый взгляд на стол. Убедившись, что всё именно так, как планировала, она подбоченилась и вздёрнула острый подбородок.
Побойся Босоры, женщина! Василе ударил кулаком по столу, так сильно, что посуда задрожала и разразилась протяжным звоном. Я всегда за своих, он выделил слово голосом, детей горой.
Раз так, то Михей должен получить такую же церемонию, как и у старших братьев. Ты же горой за своих детей.
Василе хмыкнул, отмечая, как она изменилась в лице натуральная преступница, которая пытается скрыться за напускной заботой о детях.
Вот именно. За своих, прошептал он под нос.
Ты опять? Ружа схватила полотенце, лежащее на столе, и стала теребить его в руках. Я покаялась перед тобой и Босорой. Что ещё мне делать прикажешь?
Принеси жертву Талту.
Может, ещё и окаянной, чтобы меня в ведьмы записали? Такой судьбы ты мне желаешь?
Талта у нас почитали наравне с Босорой, как и в Империи. Да и я слышал, что в соседних жудецах его стали вновь почитать.
Когда их захватил Девлет. Ружа раскраснелась. Талт бросил Босору на произвол судьбы и сбежал к окаянной. Это всем известно
Так деды наши ещё Талту и Босоре поклонялись. А вот пришли эти бабы из Тори, и понеслась. Василе хмыкнул. Лет шестьдесят, как забыли Господина, а госпожа Эржебет только усилила это разделение. Не думала, что ей это выгодно, чтобы власть удержать? Василе вновь хмыкнул. Марежуд Седмиградья без семи жудецов. Лучше бы нами правил жуд Залесский, чем эта ведьма бессмертная. Он хотя бы настоящий правитель Залесья
Госпожа Эржебет пожертвовала своим мужем, чтобы спасти Залесье от султана и императора. Не думал, чего ей это стоило?
А Седмиградье не уберегла! Добром это не кончится. Вот увидишь! Василе скрестил руки на груди. Продала свою душу, стала одержима. Такого правителя ты бы нам хотела?
Мне вообще всё равно. Лишь бы не трогали! Ружа вскинула к небу руки. Не ты сидел и ждал, пока супруг с войны вернётся. Я сама старших без тебя растила. И что? Дальше бы воевал, пока не убили? Уж лучше такое спасение.
Хочешь сказать, что это спасение? Василе скрестил руки на груди. Каждый год мы платим оброк госпоже, жуду и султану и еле-еле сводим концы с концами. Вот лучше бы ты со мной ушла в Подгорье. Жили бы, как все в Седмиградье.
Под властью наместника султана? Ты этого хотел бы? Ружа схватила полотенце с двух концов и вытянула его. И чтобы мы делали? Бродили бы по Седмиградью и побирались в поисках работы? Ружа в голос засмеялась.
Да если и так, хоть платили бы только султану, пробурчал Василе себе под нос. И ведьму бы не почитали. Доброе ли дело, что госпожа Эржебет бессмертной стала. Беда Залесью от этого будет!
Не думала, что ты такой поборник благополучия Залесья
В Седмиградье хотя бы на сыновей жудов есть управа, не как у нас.
Ружа застыла и побледнела. Страх быстро появился на её лице. Его слова дошли до неё.
Где Михей? выпалила она.
Василе нахмурился не этого он ожидал от виновной жены. При чём здесь младший отпрыск?
Он здесь, маменька, выпалил Лучиан, вскакивая со скамьи.
Он сделал это так резко, что младший брат проснулся и заплакал. Снова.
Ты что в углу таишься словно мышь? грозно спросил Василе. Подслушивал, значит. Он уставился на сына, тот нервно сглотнул. Вон брат из-за тебя опять ревёт
Из-за него? Ружа покраснела, ноздри раздулись. Натуральная бестия. А не ты ли, Василе, должен был сына нянчить, пока я готовила дары?
Лучиан без дела слонялся, буркнул он.
Да что Лучиан, что Георге всегда без дела. Она подбежала к сыну, подхватила младенца и начала укачивать, мягко улыбаясь. Год как вернулся, а слова ни разу им ласкового не сказал.
Ты слишком нянчишься с ними. Вырастишь сопляков от юбки не оторвать будет. А если война?
Ну, поглядим, Ружа усмехнулась. Уж душевней тебя будут и то славно. Она быстро оглядела комнату, её глаза округлились. Лучиан, где твой брат? выпалила она на одном дыхании.
У тебя в руках, маменька, смотря в пол, ответил он.
Не Михей, а Георге! Где он? Василе, она уставилась на мужа, глаза горели огнём, где твой средний сын?
Ну, он Наверное, Василе почесал затылок, вспоминая, когда видел Георге. Да он с Лучианом был. Бьюсь об заклад. Он ударил себя по лбу.
Лучиан! строго сказала Ружа. Где Георге?
В саду. Лучиан продолжал рассматривать носки лаптей из кожи.
Подними глаза, когда с матерью разговариваешь. Ружа ловко схватила его за подбородок. Не отводи взгляда. В сливовом саду? Лучиан закивал. И что он там делает?
Играет в прятки, выдохнул он, а я вожу. Маменька, он за мной везде хвостом ходит. Я устал от него. Теперь ещё и с Михеем нянчиться надо
И поэтому его надо было перед закатом в саду оставлять? Окаянная вас дери.
Ружа отпустила подбородок сына. Он стал растирать покрасневшую кожу, в глазах стояли слёзы. «Да и поделом ему будет. Нечего мать так изводить», подумал Василе. Жена повернулась к нему. «Не к добру это», пронеслось в его голове.
Что сидишь, Василе? Хватай Лучиана и иди искать Георге. Мне два раза повторять?
Да понял, я понял, сказал Василе, вставая со скамьи. Пошли, дурень. Вечно от тебя одни проблемы.
Он подошёл к сыну и влепил ему подзатыльник. Лучиан подавил всхлип и потёр место удара, скрывая боль. Василе обернулся Ружа положила Михея в люльку, закреплённую к балке, и, напевая под нос, продолжила накрывать стол для урситоареле. А он, значит, должен его был всё это время держать. Мерзавка! Думала, что так он к нему проникнется? Его так просто не проведёшь.
Василе вышел из белого глинобитного дома, который он вместе с отцом Ружи построил, когда они поженились, и глубоко вздохнул. Сладкий запах цветущей сливы ударил в нос, навевая воспоминания о том, как он с Ружей миловался под деревьями, валяясь на белом покрывале из лепестков, путающихся в её тёмно-каштановых косах. Тогда она была и ласковее, и мягче, и заботливее. Тогда она была только его Не то что теперь
Лучиан почти бегом вёл его по тропинке в сторону сада. Движения были дёргаными, а плечи напряжёнными. Василе даже пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать от сына.
Георге, нараспев кричал Лучиан, подзывая брата. Георге, где ты? Я сдаюсь, ты победил.
Георге, вторил ему Василе, а по спине бежал холодок.
Когда они добрались до сливового сада, сумерки легли на деревню. Василе выругался про себя, понимая, что лампу второпях не прихватили они. Главное, чтобы Ружа не узнала, а то на смех его поднимет. Ей бы только повод дать. Неужели это случилось после Он покачал головой это сейчас дело десятое. Нужно найти мелкого Георге, притаившегося среди деревьев. Но как?
Где ты оставил его, бестолочь этакая? спросил Василе, оглядывая сад; запах цветов пьянил не хуже цуйки. Вспоминай.
Он занёс руку, чтобы отвесить ещё один подзатыльник, но Лучиан отпрыгнул. Василе махнул и подался вперёд, теряя равновесие. Окаянная! Ловкий какой.
Зараза! Где твой брат?
Лучиан резко заморгал и нахмурился, на лбу залегли морщины. Василе видел, что он хотел возмутиться, как обычно делала его мать, но не стал. Вместо этого он развернулся и побежал вдоль деревьев с криками в поисках Георге.
Куда ты, дурень? крикнул ему вслед Василе, Лучиан быстро удалялся от него. Куда мне теперь идти?
Василе почесал затылок и осмотрелся: сливы цвели буйно, вот бы и плодоносили они так же. Урожай обещал быть большим: они смогут и оброк заплатить, и насушить слив, и повидла наварить, и цуйки нагнать, и даже продать. Год обещал быть хорошим, только бы Георге с Лучианом не напортачили. Да и сын жуда бы держался от них подальше Тогда к ним вернутся мир и спокойствие.
Василе увидел ящик, стоящий под деревом. Его лицо преобразила довольная улыбка. А он и забыл, что припрятал здесь бутылку выдержанной цуйки по особому рецепту прапрадеда, который передавался из поколения в поколение. Василе подошёл к ящику, стянул крышку внутри стояла вожделенная бутылка с янтарной жидкостью. Он облизнулся, схватил бутылку и тут же откупорил её.
Голос Лучиана уже звучал где-то далеко, а он мог думать только о жидкости, наполняющей его лёгкостью и радостью, которых ему так не хватало уже несколько лет. С каждым глотком печали уходили цуйка с лёгкостью уносила тревоги и обиды. Ведь если подумать, то Ружа и не виновата вовсе. Она всё ещё его Ружа. Трепетная и нежная, но в то же время сильная. Василе мечтательно улыбнулся, представляя её. Воображение подкидывало образ молодой Ружи, настоящей, той, какой она была восемь лет назад: мягкая кожа без изъянов, лёгкий и весёлый нрав, прекрасные вьющиеся волосы. Той, которая всецело была только его. Он увидел руки, что ласкали её, но они были не его.
Василе с горя отхлебнул ещё цуйки. Жидкость больше не радовала, а больно обжигала. На глаза навернулись слёзы. Он быстро стёр их и поперхнулся перед ним стояла великолепная женщина в окружении его сыновей и вооружённых слуг. Свет от факелов освещал её, демонстрируя красоту. У неё была бледная кожа, которая будто светилась изнутри. Чёрные волосы собраны в высокую причёску. Голубые глаза наполнены обещаниями, от которых Василе громко сглотнул. На женщине было алое бархатное платье, подчёркивающее грудь и талию, показывающее слишком многое для зевак, похожих на него. Вот бы уткнуться в ложбинку между грудей и никогда её не покидать. Так бы он мог отомстить Руже за её
К женщине подошёл Влад Залесский сын жуда Залесья, первого советника госпожи Эржебет и хозяина Драгоста с Клушарадом. Ненавистный Влад. Мелкий щенок, которому только стукнуло двадцать лет. Василе не смел поднять на него взгляд, но знал, что увидел бы довольное лицо с издевательской ухмылкой, что так сводила с ума всех местных женщин. Интересно, знал ли Влад, кто он такой? А помнил ли он Ружу? Зачем ему вообще была нужна замужняя женщина? Ещё и старше него? Василе крепко сжал кулаки и поднял взгляд: женщина видимо, госпожа Эржебет, изучающе смотрела на него. Что они оба забыли в Драгосте?
Эти мальчики сказали, что ты их отец, сказала госпожа Эржебет, её голос лился как мелодия флейты. Это правда?
Да, госпожа. Василе закивал и раскрыл объятия детям.
Георге с опаской поглядел на него, Лучиан толкнул его в спину, показывая, что нужно идти к отцу.
Он толкается, папенька, хныча и потирая глаза, сказал Георге.
Средний сын весь измазался и выглядел паршиво Руже это не понравится.
Спасибо, госпожа, что нашли моих сорванцов. Василе обнял сыновей. Я их уже обыскался.
Так сбился в поисках, что решил отдохнуть с цуйкой? Госпожа Эржебет скрестила руки на груди.
Его можно понять, тётушка, заметил господин, рассматривая внимательно ногти. Цуйка в Драгосте лучшая во всём Залесье.
Поэтому можно детей без присмотра оставлять? Я тебя правильно поняла, Влад?
Он поднял на неё взгляд и, самодовольно улыбаясь, сказал:
Нет, нельзя. Босора не потерпит, чтобы дети и женщины оставались без защиты. Но цуйка у нас лучшая. С этим грех спорить.
Это речи не Босоры, а окаянной. Госпожа Эржебет усмехнулась, обнажая оскал. Но раз так, то угости меня моей лучшей цуйкой, обратилась она к Василе.
Василе непонимающе переводил взгляд с Влада на госпожу Эржебет, не зная, что делать. Дети крепко вжались в него, не давая пошевелиться. Он неуверенно протянул руку. Влад, явно раздражённый, схватил бутылку и передал госпоже Эржебет. Она взяла её и сделала большой глоток. Василе с жадностью смотрел, как губы прикасаются к горлышку, которое только что было у него во рту. Он сглотнул.