Итак, садитесь сюда, поставил перед ней второй стул. Свет, пожалуйста.
Со стороны Севира послышался смешок, а после тот щёлкнул пальцами, и в комнате в один миг стало темно. Ещё щелчок, и вспыхнули свечи.
Положите руки на стол, ладонями вверх. По сторонам не смотрите, на меня тоже. Смотрите только на воду и своё отражение в ней.
Элина опустила глаза. Было душно. В горле пересохло, рубашка прилипла к спине. Она боялась сделать что-то не так, испортить, как только ей одной дано.
Водная гладь в противовес оставалась спокойной и удивительно чётко отражала испуганное лицо. Всё внимание к себе притягивал воспалённый порез. Интересно, останется ли шрам? Или можно как Севиру залечить магией? А надо ли? Ведь это ещё одно напоминание о слабости и беспомощности. О том, как в очередной раз думала только о себе.
Элина всё смотрела и смотрела, но ничего не менялось. А что вообще должно произойти? Только мысли стали громче. Она устала от них и, позабыв, прикрыла глаза.
А когда открыла, то увидела не себя: не свои карие глаза и круглые щёки. Кто-то чужой.
Из отражения озадачено выглядывал парень, голубоглазый и златокудрый. У него был такой же шрам! Только вот других тоже было предостаточно, хоть и белые, почти незаметные, они украшали щеки в веснушках, переносицу, губы. Красный воротник упёрся в подбородок, не давая разглядеть дальше.
«Как? Нельзя этому быть»
Вторя голосу в голове, парень в отражении открывал рот. Кажется, теперь она поняла.
«Это ты?»
«Лучше бы нет! Если они увидят!..»
«Да почему ты так трясёшься? Что случиться? Почему им нельзя знать?»
«Верь мне. Коли узнают, быть беде»
«Всё равно не понимаю»
Теперь обратитесь к Богам и попросите о силе. На меня не отвлекайтесь, для обряда дальше потребуется прядь ваших волос.
Элина чуть не ослушалась. Она же только сделала причёску! Знала бы, не остригала всю длину, а оставила специально для них. Резали бы, сколько хотели.
Чёрт, надо же думать о богах. Не волосах.
«Кхм, здешние боги одолжите мне, пожалуйста, этой вашей силы. Самую капельку хотя бы. Иначе меня оставят лысой! Или что хуже отправят обратно!»
Щелчок ножниц раздался у самого уха. Элина на периферии зрения увидела, как Артемий Трофимович отнял руку от затылка. Ужас! Её же засмеют!
«Ха-ха, услышали бы эти боги, как ты к ним взываешь!» в отражении осталась видна одна лишь трясущаяся макушка, «Ох, разозлились бы! Златодан боле всего! Любо какой Бог!»
«Не смейся! Мне откуда знать, как обращаться надо»
Артемий Трофимович поджог вьющуюся прядь и быстро стряхнул в воду. Тогда же отражение и вовсе пропало: не осталось ни её, ни чужого лика. Только мутная непрозрачная жидкость, приобрётшая вмиг красный, почти рубиновый оттенок, словно влили красителя. Или смыли кровь.
Созидательница. Однозначно. Никогда ещё не наблюдал столь насыщенного оттенка.
Элина очнулась, когда со стола уже всё убрали. Артемий Трофимович смотрел заинтересовано, внимательно. Казалось, вот-вот достанет лупу или микроскоп.
Всё бывает впервые, ответ Севира, напротив, звучал почему-то глухо, безразлично даже. Элина, не сдержавшись, обернулась. Тот, скрестив руки, опёрся о стену и смотрел в потолок. Взгляда её так и не заметил. Продолжим? Время позднее. Девочке завтра рано вставать. Вам и мне, впрочем, тоже.
Простите, удивительно, как резко стушевался Артемий Трофимович, возьмёмся за документы.
Он заново стал копаться в ящиках стола и, в конце концов, достал коричневую папку. Чёрными буквами прямо на лицевой стороне написал «Дело ученика 433» и чуть поменьше, уточнив у неё, «Левицкая Элина Дмитриевна». А после начался допрос. Как иначе это назвать? Ей пришлось отвечать на самые разные вопросы: от возраста до количества друзей. Было неловко. Ужасно неловко. Одно дело отвечать на стандартные, безличные, ничего не значащие, другое, когда пытаются залезть в сокровенное и болезненное, ещё и с таким лицом. Прямо как у её отца, стоило заговорить о музыке. Как у мамы, если Элина вдруг решалась поделиться тем, как прошёл день. Равнодушным.
А ещё здесь оставался Севир, который тоже мог всё это слышать. И пусть ему, откровенно, было плевать больше всех, перед ним хотелось казаться лучшей версией себя.
Того ли они ждали? Можно ли взять и так просто начать рассказывать незнакомцу: «А вот знаете, друзей у меня никогда не было. Даже знаменитые родители не спасали. Потому что пока остальные общались, гуляли и жили, я зубрила домашку, ходила на секции, прослушивания, олимпиады и мечтала больше никогда не просыпаться. Пыталась заслужить любовь, думала, что если стану идеальной во всём что-то изменится. А потом так привыкла к одиночеству, что совсем разучилась разговаривать. Но в один момент это изменилось, у меня появился первый друг. Только вот я всё испортила, не уберегла. Как иначе? Я проклята одиночеством, и если это спасёт моих близких, значит, так тому и быть». Не лучшее откровение даже для костра и гитары. Поэтому все ответы оставались лаконичными и сухими, лишь бы не показать ненужных эмоций, не сболтнуть лишнего. Но даже так Артемий Трофимович к концу стал неодобрительно покачивать головой.
На вопросе о родителях Элина споткнулась и обернулась за помощью к Севиру, не зная, как правильно рассказать о случившемся. Но тот, будто намеренно избегая скользкой темы, пробормотал лишь: «Кое-что случилось. Подозреваю, их забросило на полунощные земли. Но Хранители Пути уже поставлены в известность и разберутся сами». Элина впервые слышала об этом! Почему не сказал сразу? Почему если и договорился обо всём, не поделился и не успокоил? Неужели хотел, чтобы мучилась подольше?
Подводя к концу, Артемий Трофимович пообещал, что подаст документы в Канцелярию и в ближайшие месяцы для неё будет сделано удостоверение личности и другие бумажки, нужные, чтобы спокойно существовать в их мире, а также заикнулся о неком пособии для таких как она, потерянных. Что бы это могло значить? Тех, кто не знал о магии? Не жил здесь?
Полагаю, придётся направить кого-то за вещами. Времени на сборы Вам не дали, он укоризненно глянул в сторону Севира. Что до прочегоПропуск и учебники возьмёте в библиотеке, расписание узнаете у старосты. Та будет сопровождать Вас на занятия и, пока не освоитесь, помогать. Так что не стесняйтесь.
Элина приподнялась на затёкших ногах, готовая уходить.
Ах да, и ещё одно, чуть не забыл, послушно остановилась, внимательно слушая. Как же его? Устройство ВашеТелефон, точно. При Вас?
Да? похлопав по карманам, Элина вытащила тот, весь поцарапанный. Как выключился в буране, так больше она и не вспоминала.
Очень хорошо. Тогда позвольте его изъять. Не переживайте, это временно. Механик поработает над ограничителями и всем прочим. Спросите у него самого, если станет интересно. Я в этом несильно разбираюсь.
Не без труда Элина передала телефон. Пусть не работал, пусть не включался. Там столько всего. Целая жизнь.
Дорогая директриса ещё у себя? уточнил Севир.
Последнее время задерживается даже дольше нашего. Не удивлюсь, если совсем не спит, благо, что бессмертная, но и на её состоянии это может сказаться. Вам ли не знать, Севир Илларионович. Вы бы, может, поговорили с ней, голос мужчины отчётливо поменялся, сделавшись мягче.
Вам ли не знать, насколько упряма эта женщина. Боюсь, ей моё «неуместное сование носа не в своё дело» совершенно не понравится.
Так, распрощавшись с Артемием Трофимовичем, они вдвоём покинули кабинет и молча вышли на улицу, где истуканом продолжал стоять и ждать Смотритель.
Как думаете, на сегодня хватит приключений? обратился к ней Севир, и то прозвучало даже ласково.
Точно хватит, не сдержала усталый смешок. На всю жизнь хватит.
Всё ещё впереди. Но сейчас Вам пора отдохнуть. Смотритель отведёт до общежития, комендантша установит комнату. Не о чем волноваться.
Спасибо, она кивнула. Пусть и ужасно, но он старался и на самом деле многое сделал для неё.
Смотритель повернул в сторону дороги и покачал лампой, как бы подзывая и намекая, что надо выдвигаться. Элина в последний раз улыбнулась Севиру и поспешила к тропинке. Ещё долго она чувствовала на себе чужой взгляд.
Прошли они совсем немного минут пять, хотя для усталого разума эти блуждания в темноте показались вечностью. Смотритель остановился напротив коробочного здания её будущего пристанища. Вход оплело плющом, сквозь окошки в дверях был виден холл. В остальном место казалось совершенно безлюдным и тихим. Смотритель вновь качнул лампой, буквально подначивая: «иди».
Спасибо, вышло по привычке, хоть Севир и твердил, что так не надо.
В ответ тот, конечно, ничего не ответил и быстро скрылся в темноте одним большим светлячком.
Не давая себе испугаться и надумать чего, Элина последовала наставлению и отворила тяжёлую дверь. Её сразу обдало теплом. Холл весь был сделан словно из стекла, лестниц и растений. Стены увешены зеркалами, большими и маленькими, а где нет их, там есть лозы и листья папоротников. По бокам две каменные лестницы, а меж ними мини-оранжерея, стеклянная и набитая горшками с гортензиями и кактусами. Через квадратное окошко в двери она различила пожилую женщину, которая сидела, сгорбившись, и читала какую-то книгу. Элина и не поняла сначала, что там живой человек. Старушка ужасно походила на нахохлившуюся сову: толстые стёкла очков увеличивали глаза раза в два, а нагромождение платков, шалей и бусин легко было принять за оперенье. К тому же стоило двери хлопнуть, как та резко повернула голову. Элина побоялась, что сейчас убегать придётся ещё от какой нечисти. Но потом вспомнила: «Наверно, эта та самая комендантша»
Милочка, ты на время смотрела? Отбой пробил уже третий час как.
Простите, Элина замешкалась. Но я новенькая, меня только отпустили. И сказали, что Вы выделите комнату.
Ещё одна, проскрипела она, перебирая бусы. Думаешь, на меня подействует такая ложь? Придумали бы уже чего поубедительней, всю неделю только это и слышу.
Но, едва нашлась, что возразить, но это правда. Я не вру.
Кажется, пропускать её никто не собирался. Старушка подбоченилась, приняла позу мегеры, собираясь доказывать свою власть и защищать вотчину. И что теперь делать? От усталости и волнения уже ноги подкашивались.
Внезапно на весь холл раздалась противная ушам трель: маленькие молоточки остервенело крутились и били о колокольчик на столе. Элина сморщилась ещё немного и её душа точно уйдёт в астрал. С глухим хлопком что-то упало прямо старушке в руки, сбив очки с носа. Приподнявшись на носках, Элина незаметно заглянула за прилавок. Там оказался красный бархатный конверт с сургучной печатью. Может предупреждение о ней? Пожалуйста! Было бы очень кстати. Что вообще отправляют поздней ночью?
И, кажется, надежды оправдались. Пухлые пальцы разорвали конверт и заскользили по строчкам. Сложив бумагу вдвое, лицо старушки скривилось. Нахохлившись, та ещё больше стала похожа на сову осталось ухнуть и повернуть голову на все триста шестьдесят градусов.
Видимо, ты не соврала, всё, чем наградили. Никаких тебе «извините», это ведь выше нашего достоинства.
Убрав с колен книжонку с подозрительным названием «Рабыня страсти», комендантша, наконец, покинула свой пост. Сначала повела Элину к каморке на подвальном этаже. Там выдала комплект постельного белья, гигиенический набор и бумажный сверток с, как сказала, обязательной формой. После они поднялись на три этажа выше. Стояла гробовая тишина. Удивительно, но похоже все и правда спали. Пройдя половину коридора, старушка остановилась у одной из белоснежных дверей с закруглённой верхушкой. Золотистая табличка гласила: «212» и «Аделина Княжнина, класс 2Б». Её соседка? Ужас, а Элина-то думала, надеялась, что будет жить одна. Комендантша достала из неоткуда длинный, выше себя, посох, напоминающий сухую ветку, и невесомо провела им по табличке. Произнесла имя, и тут же оно появилось рядом с другим. Передав ключ, сразу наставила:
Подъём в семь тридцать, завтрак в восемь, уроки начинаются в девять. Мои правила просты: не нарушать отбой в десять вечера, не шастать по ночам, не шуметь, не использовать силу вне тренировочного зала, не проносить запрещёнку и животных, соблюдать правила общего житья. Туалет и душ в конце коридора, общая гостиная на первом этаже. Об остальном узнаешь от старосты.
И посчитав свой долг выполненным, шаркая ногами, поспешно удалилась.
Спасибо, крикнула вдогонку. Чёртова врождённая правильность.
Элина огляделась в нерешительности. До чего же символичный момент: запертая дверь, ключ в её руках, но она всё равно медлит, боится, не решается открыть путь к переменам. Глупая, да, но в этом её суть «избегай проблем, и они решаться сами собой». Жаль только в этот раз не сработает. Сейчас проблема не касается привычных вещей: оценок за четверть или сплетней одноклассниц, завидующих её знакомствам с людьми из телевизора. А ведь ещё утром Элина предвкушала их реакцию, гадала, какими будут новые прозвища, сколько синяков получит. Теперь же это казалось таким далёким. Ничто не сравнится с волшебным миром, прячущимся прямо под носом, и магией, её силой.
Бряц!
Замочная скважина сделала оборот, и дверь открылась.
Комната была крохотной, рассчитанной ровно на двоих. По углам стояли кровати, между ними стол и створчатое окно с деревянной рамой, сейчас приоткрытое и выпускающее последние остатки тепла наружу. У противоположной стены впритык упёрся разворошённый платяной шкаф, на его дверце покачивалось красное платье. Под потолком в плетёнках висели цветы, на подоконнике тоже стояло несколько горшков. Книги, пледы, пара туфлей, палетка теней и плюшевый кролик всё это валялось на полу. Сразу понятно, никто её не ждал.
Соседка нашлась крепко спавшей, укутанной парой одеял по самую макушку. Видно замерзла. Элина на цыпочках подкралась к окну и закрыла на щеколду. Как тихо. Положив выданные вещи на стол, она хотела ненадолго присесть, отдохнуть, но осознала, что если поступит так, уже не сможет подняться. Поэтому пришлось буквально заставлять себя расстелить постель, раздеться, оставив лишь рубашку, и только после спокойно лечь. Ни о каких умываниях и мысли не было. Тело покалывало от усталости, как после двух уроков физкультуры. Дыхание вскоре выровнялось, сердце застучало размеренно.
Элина закрыла глаза.
И вновь открыла.
Мысли, мысли, мысли. Тысячи мыслей, сдерживаемых весь день. Все её страхи, беспомощность, шок и боль. Ненависть к себе. Почему это ты здесь избранная, нежишься в тёплой постели, собираешься в школу магии и совсем не чувствуешь вины? Ведь это всё твоя вина. Ты и правда позор семьи, лучше бы замёрзла насмерть, лучше бы никогда не просыпалась! Всем было бы легче, никто бы не плакал, ведь им плевать на тебя, пустое место, ты!..
Слёзы покатились по щекам.
Одна, две, три.
Они не прекращались, как бы она ни старалась, капали и капали без остановки, заставляли задыхаться и беззвучно хватать ртом воздух. Краешек одеяла, о который она вытирала их, промок насквозь и тоже уже не выдерживал.
Вот, теперь лицо опухнет, и завтра все будут смеяться над уродиной, возомнившей, что она может учиться в такой крутой академии. Никто не захочет иметь с ней дело и «белая ворона» вновь будет одна. Ведь так было всегда, о каких друзьях можно мечтать?