Какой-томужикв шляпе с обвисшимиполями деловитопереливал воду из
высокойпузатой кадки изплотно подогнанных досочек в деревянную же лохань. Из
нее бок о бок пили парателят и четыре упитанные хавроньи. Другой мужик ковырял
что-то долотом в колесе с желтыми деревянными спицами, третий — опаливал факелом
растянутуюврамкешкуру.Паратеток,сидя другпротивдруга,ощипывали
здоровенныхгусей.Рядом с ними возвышались две кучки — птица голая иптица в
перьях. Малышка летпяти с прутикомв руках сиделапрямо на станине одного из
камнеметов,следя за роющимися в пыли курами.Курычастью крутились у ее ног,
частьюзабреливближнюю«пещеру»ивыклевываличто-то межсваленных там
огромной кучей камней — видимо, снарядов для «тяжелого оружия».
Впрочем,большая часть хозяйственныххлопот наверняка оставаласьскрыта от
глаз:справа,начинаясь от дома,кдальней стенетянулись жердяные сараи, в
которых кто-то мычал, ржал,хрюкал, стучал и позвякивал, слевастояли стенак
стене несколько амбаров, срубленных из бревнышек всего в голову толщиной, причем
каждыйимелпрочную дверьс наружнойжелезнойпластиной поперек створки. За
амбарамивиднелсястог сена высотой с трехэтажный дом. Малотого —каждая из
хозяйственных построек имела чердак, ииз каждого чердака тоже выпиралоплотно
набитое сено.
Впрочем, Андрея большевсего заинтересовало, естественно, оружие. Онсбежал
по лестнице, двинулся через двор к дальней стене и...
— Вика? —Оностановился, глядянадевицувдлинном платье, подвязанном
красным пояском под самойгрудью, и вплаточке,из-под которогосвисала чуть
нижелопаток косас атласным бантиком. Розовыещеки сямочками, те же тонкие
губы, те же глаза и вздернутый остренький нос. Он повысил голос: — Вика?
Наэтот раз величаво ступающая с коромысломна плечахдевушка повернулак
нему голову, смущенно улыбнулась:
— Меня кличешь, Андрей Васильевич?
— Ты кто?
— Варвара я,Андрей Васильевич, — остановиласьта. — Старого Трощенка дочь,
нетто не признали?
— Считай,что признал... — Зверев перевел взгляд надеревянные ведра, и его
осенила мудрая мысль: — Ну-ка, поставь!
— Зачемтебе,АндрейВасильич? Никак,напитьсяжелаешь? Так вода—она
колодезная. А ты, сказывали, недужил изрядно...
Тем не менее,коромысло Варвара опустила, положивповерх ведер, исмущенно
потупилаглаза.Андрейубралкоромысловсторону,подождал,покавода
успокоится, и наклонилсянадодной из бадеек.Незеркало, конечно—ноуж
получше узенького клинка.
Из темнойводы нанего глянулопочтизнакомоелицо.Разветолькочуть
попухлее, иволосы длинноваты.Отросли,что ли, завремя наркоза? Телотоже
показалось не совсем знакомым. Вроде и не жирное — живота он у себя нынешнего не
отметил, — а все равно крупноватое.
Зверев решительно расстегнул ферязь, сунул ее девушке, содрал ссебя рубаху,
снова склонился над водой.
Зрелищеоткрылосьвесьма неплохое.Чертовскинеплохое.НеШварценеггер,
конечно, но мышцы вырисовывалисьвесьма рельефные. Витя Стеблов с параллельного
класса уже год культуризмом занимался — такондаже близко к такой картинке не
подошел, хотя илюбил выпендриться,в однойфутболочкепосле физкультурыно
этажам пройтись — как бы жаркоему,вот ине одевается.Да, такоеи вправду
только во сне привидеться может.
И тут Андрея посетила ещеодна мысль,на этотразшальная. Онрешительно
поднял бадью и опрокинул себе на голову.
— Ой-ё-о... —От неожиданного ледяногохолода намиг перехватилодыхание.
Кожа мгновенно покрылась мелкими мурашками, плечи свело. Мерзкий холодный ручеек
заструился со спины в штаны.
— Даты что же, барчук?!! —с крыльца с дробным топотом слетел Пахом Белый,
накинулемуна плечиопашень. —Чтоже тытворишь?! В горячкееще вчерась
метался,аныне уж, не помолясь,без парилки, под воду холодную лезешь! А ты,
дура,чего смотришь?!Плетей наконюшне давно не пробовала?От, боярыня тебя
вдосталь накормит!
— А я? — растерялась Варя. — Я чё? Я...
— Порты сухие тащи, дура! Белье за домом сохнет. Неси, пока не заметил никто.
.
Дядька, обняв Андрея поверх овчинногоопашня, потянул его вверх по ступеням,
в дом, идальше — в комнату, вкоторой Зверев очнулся. Здесьторопливо растер
юношу внутренним мехом одежды, сбросил ее на пол, откинулс постели покрывало с
кружевным краем, приподнял одеяло и чуть не насильно уложил Андрея туда:
— Что жеты, барчук?! Нудаладно. Ябыстро одежкуотнесу дабанювелю
стопить. А как Варька порты принесет, в сухое переоденешься.
Молодой человек не ответил, переваривая неожиданные результаты эксперимента.
Он чуть не задохнулсяот холода! Восне такого не бывает. Во сне может быть
простохолодно.Но уж ведроколодезнойводынаголову восне —от такого
просыпаются, порой даже с криком. Если наяву спящего облить—вскочит. Да чего
там сон!Сознаниечеловек потеряет —ито его ведром воды в чувство привести
можно! А тут... Как наяву!
Вдверь бесшумно просочилась девушка. Втянув голову вплечи, онакинула на
сундукнеглаженые портки и черныешаровары,тут же выскочиланаружу.Андрей
поднялся, переодел нижнее белье, опоясал Рубаху и снова лег в постель. Ему нужно
было хорошенько подумать.
В глубине души онвсе еще продолжал надеяться нато,что это все-таки сон.
Или наркоз.Всплыла дажемысльокоме,но еемолодой человекусилием воли
запихал обратно в подсознание. Безнадежные варианты Звереву не нравились.
— Итак, пустьэтобудетпросто оченькрепкий,правдоподобныйсон, вслух
предположилон. —Такой яркийсон, что в немможно утолитьжажду, наесться,
ощущаявкус,и чуть не схвачить паралич отхолода, вылив на себя ведроводы.
Неплохие впечатления. С другойстороны —чтобудет, если тут во сне мне дадут
дубиноймеждуглаз? Сотрясениемозга и полный букет сопутствующих ощущений? А
если в водоворот речной попаду и утопну? Я на самом деле копыта откину — или все
же проснусь, получив все полагающися впечатления?
Ближайшая аналогия, что пришла вголову, — этофильм «Матрица». Толькотам
человек во сне могполучатьтакие же яркие впечатления, как в реальности. Но в
«Матрице» после «впечатления смерти» герои умирали...
— И проверять насебе, правда это или нет, как-тоне хочется... —закончил
мысль Андрей, вылез из-пододеяла и принялся одеваться. Лежа думалосьплохо—
хотелось побегать из угла в угол.
— Да, влип я по полной программе. —Накинувна плечи ферязь,онотошелк
окну, выдернул-таки из кольца крючок и толкнул выходящие надвор створки. — Сон
не сон, а шкуру надобно беречь со всем тщанием. Если, чего доброго, после смерти
мне еще и ад так же ярко причудится, то — бр-р-р.
У дальней стены между камнеметами надлинном поводе мальчишка гонял по кругу
серого коня, а другой сидел у скакуна на спине.
— Наездники... —пробормотал Андрей. — Аведь мне,верно,в этом сне тоже
придетсякседлупривыкать.Ипочемуянакомпьютер,кромеавиа—и
авто-симуляторов, ничего не ставил? Сейчас бы половину проблем уже снял.
Теперь оставалсявопрос номердва:чтоделатьсэтимсмачнымсномдо
пробуждения? Оставаться в усадьбе — или признаться, чтоонникого иничего не
знает, никому не родственник и вообще чужой?
— Допустим,я признаюсь, — прикинул он. — Вариантов два. Либомне поверят и
отпустят на все четыре стороны, либо сочтут,что я после горячки сбрендил.