‑ Моя цель… ‑ протянул Байрон, и на мгновение в его серых глазах маленькой яркой молнией вспыхнула сила. Он положил деньги на лакированный кофейный столик и повернулся к Реквиему. ‑ Хотел бы я иметь тот бойкий язычок, Что позволяет говорить, не выдавая цели.
Он уселся на колени Натаниэлю, причем ноги его оказались на коленях у меня.
Натаниэль почти машинально обнял его, после чего посмотрел на меня. Взгляд спрашивал: «Что происходит?», но так как я и сама не знала, то ответить не смогла. Как будто мы оказались в гуще непредвиденной схватки. Руки я держала на весу над голыми ногами Байрона. Да, я научилась игнорировать наготу, но не тогда, когда кто‑то голышом сидит на коленях у моего бой‑френда, а частично и на моих. Видимо, не настолько еще хорошо я умею не обращать на это внимания.
‑ Что происходит? ‑ поинтересовалась я, осторожно пристраивая руки на голые ноги Байрона: держать их в воздухе было бы глупо. Если бы он сидел у меня на коленках, я бы, пожалуй, просто спихнула его. Но, что бы тут не происходило, Натаниэль тоже был в это вовлечен, а значит, надо думать, прежде чем действовать. Хотя, конечно, действовать куда как легче, к тому же это отнимает куда меньше времени, нежели раздумья.
‑ Спроси Байрона, ‑ сказал Реквием. ‑ Лично я не представляю себе, что он хочет этим сказать.
Я погладила Байрона по ноге и спросила:
‑ Зачем ты расселся у нас на коленях?
Байрон обвил руками плечи Натаниэля и прижался лицом к его лицу. Затем покосился на меня, причем взгляд этих серых глаз заставил меня поежиться. Не от страха, а оттого, что взгляд был откровенно сексуальным. На лице прижатого к Байрону Натаниэля было слегка озадаченное выражение. Бесстыдный взгляд Байрона заставил меня выскользнуть из‑под его ног и подняться с дивана.
‑ Не знаю, что это за игра, Байрон, но мы с Натаниэлем не хотим в нее играть.
Байрон соскользнул с колен Натаниэля и устроился у него под боком, так, чтобы я хорошо видела обоих. Это уже было похоже на серьезное заигрывание. Байрон всегда заигрывал, но чаще всего непреднамеренно, скорее, по привычке. В том, как он смотрел сейчас, не было ничего непреднамеренного.
Он медленно провел рукой вдоль шеи Натаниэля, а затем вдруг резко схватил его за косу. Схватил и потянул так, что Натаниэлю пришлось выгнуться назад под таким углом, что должно было быть больно. Он часто и тяжело задышал, я могла видеть, как бьется пульс у него на горле.
Пистолет неведомым образом оказался у меня в руке. Я не помнила, как доставала его. Мой собственный пульс отбойным молотком стучал в висках. Вот что значат годы практики ‑ пистолет был нацелен точно в лицо Байрону. Он все еще пристально на меня смотрел, не отводя серых глаз, с серьезным выражением, в котором, однако, не было ничего угрожающего. Я не знала, что происходит, но как бы там ни было, если мне ничего не объяснят, кое‑кому придется ой как туго.
‑ Отпусти его, ‑ сказала я ровным голосом, спокойно целясь ему в лоб. Я почувствовала, что Лизандро отделился от двери и направился к нам. Не знаю, хотела ли я его вмешательства, да и была ли в этом необходимость.
‑ А он не хочет, чтобы я его отпускал, верно, Натаниэль? ‑ Байрон произнес это очень осторожно, успокаивающе, словно он только что осознал, что такие игры могут закончиться плачевно.
Голос Натаниэля прозвучал придушенно из‑за ненормального угла, под которым была выгнута его шея, и силы, с которой вампир держал его за волосы. Однако слова были следующими:
‑ Нет, нет, не останавливайся…
Я, наконец, позволила себе бросить взгляд на Натаниэля. Обычно я не отвожу глаз от того, кого держу на мушке, но от Байрона я не ждала подвоха. Что бы тут ни происходило, к насилию это, судя по всему, отношения не имело. Натаниэль вцепился в руку Байрона, но не так, словно пытался остановить вампира, причинявшего ему боль, а просто для удобства. Однако опустить пистолет меня заставило не это, а выражение лица Натаниэля.
Однако опустить пистолет меня заставило не это, а выражение лица Натаниэля.
Его рот был полуоткрыт, неплотно закрытые веки подрагивали, лицо исказилось гримасой удовольствия. Тело Натаниэля напряглось в предвкушении. Боль ему явно нравилась, его заводило грубое обращение. Черт подери.
Байрон резко отпустил Натаниэля, почти отбросил. Натаниэль рухнул на диван, хватая ртом воздух и закатив глаза под все еще подрагивавшими веками. Его позвоночник выгнулся, голова запрокинулась, и он скорчился в такой позе у спинки дивана.
Байрон стоял рядом и наблюдал за этим.
‑ Милочка, это чересчур сильная реакция, ‑ сказал он мне. ‑ Ты, должно быть, слишком долго им пренебрегала.
И он был прав. Хотелось бы мне с этим поспорить, но он был чертовски прав. И доказательство этого пренебрежения корчилось сейчас на диване в чем‑то похожем на экстаз, источник которого все еще лежал вне моего понимания. Мне иногда нравилось пожестче, но такое не вызвало бы у меня подобной реакции.
Натаниэль, наконец, начал затихать. Глаза у него все еще были закрыты, а на лице блуждала улыбка. Я впервые со всей ясностью осознала, что насилие может быть для него сексом, действительно может.
Я взглянула на Байрона:
‑ И что ты хотел этим сказать?
Я‑то уже практически догадалась, что именно он хотел этим сказать, но черта с два я стану облегчать ему жизнь.
‑ Ходили слухи, что ты не играешь с мальчиком в доминанта ‑ подчиненного, но я не мог в это поверить. Нет, правда, разве можно быть с Натаниэлем и не делать этого? Связывание и подчинение для него ‑ как воздух и вода.
Я согласно кивнула, после чего выразительно вскинула пистолет:
‑ Ты хоть понимаешь, что я едва тебя не пристрелила?
‑ Понял, когда ты ткнула пушкой мне в лицо, ‑ шутливость снова исчезла из его голоса, но вскоре он опять улыбался. ‑ Это так заводит.
‑ Тебе что, действительно в кайф, что я чуть тебя не пристрелила? ‑ последнюю часть фразы я увенчала коротким смешком, но то был нервный смех.
‑ Мне такое нравится не так сильно, как Натаниэлю, но иногда я получаю от этого кайф.
Он забрался с ногами на диван, втиснувшись между Натаниэлем и боковой спинкой. И снова обнял того за плечи, хотя, сидя в такой позе, уже не смог бы оказаться с ним лицом к лицу. Натаниэль прижался к нему с умиротворенной физиономией. Меня слегка передернуло. Но Натаниэль обхватил руки Байрона и еще крепче прижал их к себе, словно тот был его любимым плюшевым мишкой. Байрон ему никогда настолько не нравился. И вот, пожалуйста ‑ хватило лишь небольшой грубой ласки, чтобы тот стал его лучшим приятелем. Я не понимала этого, просто не могла понять.
Байрон обнял Натаниэля в ответ и погладил по волосам.
‑ У меня двойственная натура, Анита, в буквальном смысле.
‑ Это означает бисексуальность, как я понимаю, ‑ нахмурилась я.
‑ Есть и другое значение, милочка.
‑ Ну так поясни. Я не очень хорошо понимаю намеки, Байрон.
‑ Это означает, что я могу быть как доминантом, так и подчиненным.
‑ Доминантом и подчиненным, ‑ повторила я, и он кивнул. ‑ Так что ты предлагаешь?
‑ Я могу помочь в приручении твоего котенка.
‑ Как? ‑ в одно это слово я постаралась вложить все, что чувствовала по этому поводу.
Байрон хохотнул:
‑ Какая концентрация угрозы и сомнения в одном слове, милочка.
‑ Отвечай на вопрос.
‑ Питай ardeur от Натаниэля в то время, как я буду делать ему больно. С такой прелюдией выход энергии будет колоссальным.
‑ А тебе это что даст?
‑ У меня будет секс с тобой, душенька.
‑ Ага, очень правдоподобно, ‑ покачала головой я. ‑ Мальчики тебе нравятся гораздо больше, чем девочки.
‑ У меня будет сексуальный контакт с Натаниэлем.
Я недоверчиво сузила глаза:
‑ Я никогда не замечала, чтобы ты был неравнодушен к Натаниэлю.
‑ Я знаю, что он несчастен, а я хочу, чтобы моим друзьям было хорошо.