‑ Я знаю, что он несчастен, а я хочу, чтобы моим друзьям было хорошо.
‑ Ты говоришь не все, ‑ продолжала настаивать я.
‑ Не понимаю, о чем ты, любимая, ‑ он забился глубже в угол дивана. Они с Натаниэлем устроились так, как будто это им было не впервой, хотя я сильно в этом сомневалась.
‑ Он делает это ради меня, ‑ неожиданно заявил Реквием. Я уставилась на вампира, который так и просидел все это время без движения:
‑ Поясни.
‑ Скажи ей, Байрон, скажи, зачем ты это предлагаешь.
‑ А куда ж подевалась твоя поэзия, Реквием? ‑ полюбопытствовал тот.
‑ В цепях и во тьме, зачем мне быть здесь, Скорбеть в заключении, владея ключом? ‑ охотно перефразировал Реквием.
‑ Уже лучше, ‑ довольно сказал Байрон. ‑ Скажи, ты задумывался о том, чтобы положить всему этому конец, радость моя? Неужели то, что Анита не очарована тобой, так сильно тебя ранит?
В ответ Реквием бросил на Байрона такой взгляд, что тот заметно вздрогнул. Не знаю, от страха или от чего другого. Я бы на его месте испугалась. Никогда не видела, чтобы Реквием смотрел на кого‑то таким холодным взглядом.
‑ Так, сдается мне, что если ты сорвешься, будут жертвы, ‑ сказала я ему. ‑ Раз уж я всегда защищаю тех, кто в этом нуждается, то говори со мной.
‑ Натаниэлю нужна боль, Анита, ‑ взглянул на меня Байрон. ‑ В постели я могу делать это за тебя. Ты сможешь держать все под контролем, но будешь избавлена от необходимости делать это собственноручно.
‑ Натаниэль рассказывал тебе о своих проблемах?
‑ Я знаю, как это бывает, Анита, ‑ хотеть чего‑то и получать отказ. Я несколько столетий принадлежал мастерам, которые плевать хотели на мои потребности. Ты любишь Натаниэля, так же как и он тебя, но, в конце концов, неудовлетворенные потребности испортят вашу любовь, как портится молоко, оставленное на солнце.
‑ Так значит, это маленькое представление ты разыграл по доброте душевной, ‑ сказала я, позволив просочиться в голос ноткам недоверия.
‑ Он пытался тебе сказать, но ты не смогла понять.
‑ Я и сейчас не уверена, что понимаю, ‑ ответила я.
‑ Но мое представление хоть немного помогло?
Я хотела ответить отрицательно, но это было бы ложью. Большинство вампиров способны учуять неправду, так что не имеет смысла даже пытаться.
‑ Не хочется этого признавать, но да ‑ помогло. Больше не пытайся повторить что‑либо в этом духе, но на этот раз я тебя поняла.
‑ Что, правда? ‑ произнес он, меняя положение так, что они с Натаниэлем оказались еще плотнее прижаты друг к другу. Если Натаниэля и беспокоило такое близкое и интимное соседство с обнаженным мужчиной, который не входил в число наших постоянных партнеров, то с виду так не казалось. Неужели то, что Байрон слегка подергал его за волосы, могло настолько сильно его к нему расположить? Неужели насилие ‑ это настолько сильная потребность, или я действительно настолько пренебрегала его желаниями?
Байрон ведь не сделал ничего такого, против чего я стала бы категорически возражать. Он не сделал ничего плохого. Может, ничего страшного нет в том, чтобы связать Натаниэля и заниматься с ним сексом так же, как обычно? Так ли это чудовищно? Я смотрела на двух свернувшихся на диване мужчин, на спокойное и умиротворенное лицо Натаниэля, и внезапно осознала, что была слишком эгоистична. Я предполагала, что если наши отношения закончатся, то конец им положу именно я. Что я порву с ним из‑за его чрезмерных требований или чего‑то подобного. А сейчас я ясно осознала, что он мог бы бросить меня просто потому, что я недостаточно внимательно отношусь к его желаниям. От этой мысли сдавило грудь. Я любила его, правда любила. Я не могла бы представить свою жизнь без него. Так на что я готова для того, чтобы его удержать? Как далеко я могу зайти, и нужна ли мне в этом помощь?
С Байроном у меня однажды уже был секс. Я кормила от него ardeur. Сможет ли Байрон научить меня быть госпожой для Натаниэля? Может, да, а может, нет.
Но это его небольшое представление показало одну вещь: мне нужен кто‑то, кто объяснил бы, что делать с Натаниэлем. Сама я никогда бы не додумалась, что всего лишь сильно потянуть его за волосы будет достаточно, чтобы добиться такой потрясающей реакции.
‑ Кажется, ты серьезно над чем‑то задумалась, детка.
‑ Размышляю над тем, что ты продемонстрировал; ты разве не этого добивался? ‑ огрызнулась я.
‑ Я надеялся, что тебе понравится, но в твоих глазах читается нечто другое, ‑ нахмурился, в свою очередь, Байрон.
‑ Ее нелегко убедить на такое, ‑ заметил Реквием.
‑ Ей нравится быть сразу с двумя.
‑ Но не с любыми двумя, ‑ возразил Реквием. ‑ А с теми, из которых она не могла бы отдать предпочтение одному.
‑ Вы говорите обо мне так, словно меня здесь нет. Я это просто ненавижу, ‑ заявила я.
‑ Прости, душенька, но я надеялся, что вид нас с Натаниэлем вместе подействует на тебя.
‑ Меня это озадачивает.
Байрон засмеялся, и это сделало его лицо моложе, давая представление о том, как он, должно быть, выглядел, когда был пятнадцатилетним подростком, еще до того, как его нашел вампир и сделал так, что Байрону уже никогда не суждено было справить шестнадцатилетие.
‑ Я надеялся совсем на другое.
‑ Ну, извини, ‑ пожала плечами я.
‑ Это не твоя вина, дорогуша, ‑ он покачал головой. ‑ Я не ради тебя это делаю.
‑ Ну так и я не ради тебя стараюсь, ‑ свредничала я.
‑ Секс был хорош, ‑ хохотнул в ответ он.
‑ Но с Жан‑Клодом тебе понравилось бы больше.
В его глазах промелькнуло странное выражение. Он с наигранным смущением опустил глаза, а когда снова поднял на меня взгляд, в них читалась все та же ехидная застенчивость.
‑ Жан‑Клод любит тебя, голубка, он ясно дал это всем понять.
Я собиралась уточнить, что он имел в виду, но тут дверь распахнулась, и вошел сам предмет нашего разговора. В зале я заметила только то, что он одет в темное, но он всегда так одевается. В общем, одежда была, как обычно, черной, но сама она была необычной.
На нем был смокинг с фалдами, хотя можно ли назвать смокингом то, что пошито из кожи? Нечто вроде шелковых подтяжек было надето прямо на голое тело. Я уставилась на его обнаженную грудь так, как обычно таращатся на женскую грудь мужчины. Обычно я так не делаю. В том смысле, что у Жан‑Клода, конечно, замечательное тело, но лицо несравненно лучше. Тогда я подняла взгляд к его лицу. Волосы темными локонами спадали ему на плечи. Шея перехвачена черной бархатной лентой с камеей, которую купила для него я. Взгляд переместился выше, к словно созданному для поцелуев изгибу губ, к линии щеки, напоминающей изгиб крыла ласточки, вся изящество и… Крыло ласточки? Это еще что за твою мать? Мне бы никогда не пришло в голову такое сравнение.
‑ Ma petite, ты хорошо себя чувствуешь?
‑ Нет, ‑ спокойно ответила я. ‑ Полагаю, что нет.
Он подошел ближе, и мне пришлось поднять глаза, чтобы встреть его полночной синевы взгляд. На меня нахлынуло то же ощущение, что и возле кинотеатра, когда я впервые увидела Натаниэля. Я была слишком очарована, слишком заворожена им. Мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы его образ не отвлекал меня, пока я произношу:
‑ Мне кажется, кто‑то на меня воздействует.
‑ Что ты имеешь в виду, ma petite?
‑ Ты имеешь в виду, как тогда, в кино? ‑ догадался Натаниэль. Его голос раздался близко от меня, не с дивана. Наверное, он подошел к нам.
Не открывая глаз, я утвердительно кивнула.
‑ Что произошло в кинотеатре? ‑ голос Жан‑Клода раздался в непосредственной близости от меня.
Натаниэль объяснил, добавив:
‑ Ей пришлось достать крест, чтобы полегчало.
‑ Но сейчас крест на мне, ‑ сообщила я.
‑ Сейчас он у тебя под кофтой, ‑ сказал Натаниэль. ‑ А тогда висел поверх.
‑ Это не должно играть особой роли, разве что искомый вампир находится в одной комнате со мной.
‑ Попробуй все же достать его на свет, ‑ посоветовал Жан‑Клод.