.. Тем более генерала Иконникова я с собой не повезу.
– Как?! – напрягся я. – А зачем же мы тогда его столько времени за собой тащили? Он чеченским террористам контейнер сдал, а мы его за просто так отпустим?
– Ты многого не знаешь, Сергей... – мягко сказал Голубков. – Сейчас не время объяснять тебе всю расстановку сил в верхах, но поверь мне на слово: Иконников все равно карта битая. Сейчас он нам будет только обузой. Зови своих, время не ждет; чтоб ты знал, на вас даже армейская контрразведка объявила охоту...
Я распахнул дверь фургона:
– Вылезай, приехали! «Газон» в розыске, дальше на нем ехать нельзя. Грузимся все в «Волгу» и едем в Москву.
– С генералом не влезем, – озабоченно заметил Боцман.
– Генерал остается. Он нам больше не нужен.
– Что, так и отпустим? – возмутился Боцман. Я мог его понять: Боцман натерпелся с генералом больше всех нас.
– Не волнуйся, им займутся другие, – успокоил я его. – Он свое и так получит...
Ребята выпрыгнули на асфальт и пошли к «Волге». Я напоследок глянул в «техничку» – Иконников по‑прежнему сидел там, забившись в угол. Кажется, и он не мог поверить, что мы его отпускаем на все четыре стороны. Я не стал ничего ему говорить – зачем? На паре‑другой смачных солдатских выражений, которые вертелись на языке, я бы не остановился, а душу все равно бы не отвел. Хорошо бы выпороть его на прощанье, да не было ни желания, на времени марать руки об его жирную задницу...
Я захлопнул дверь фургона и пошел за ребятами.
Подходя к ним, я услышал, как Голубков распекает Артиста:
– За каким хреном, Семен, вы тащите в машину это дерьмо? – Голубков ткнул пальцем в сторону сумки с автоматами, отобранными у чеченцев. – Они, случись что, теперь ни вам не помогут, ни вашим друзьям.
– А как же? На дороге же их не бросишь... – растерянно протянул Артист.
– Ладно, кидай в багажник, авось пронесет... Вот! Вот что вам поможет! – Голубков достал из кармана лист какого‑то документа. – Согласно этому приказу вы уже неделю находитесь в прямом подчинении у генерала Бойко и все ваши предыдущие действия были непосредственно связаны с выполнением его задания.
– А кто этот Бойко? – спросил Муха.
– Кремлевское начальство надо знать! – попенял ему Док. – Генерал Бойко – заместитель секретаря Совета безопасности.
– Держи, Сергей... – Генерал протянул мне приказ, напечатанный на красивой гербовой бумаге с водяными знаками. – Это ваша охранная грамота. Показывай ее всем, кто на тебя станет наезжать.
Мы забросили сумку с автоматами в багажник машины, кое‑как разместились в «Волге» и на приличной скорости погнали к Москве. С бумагой Бойко в кармане и с Голубковым за рулем я – после всех случившихся с нами передряг – чувствовал себя очень комфортно. К моему большому сожалению, это состояние жило во мне недолго... Даже слишком недолго: не прошло и десяти минут, как у поворота на Воскресенск нам двумя трейлерами перегородили дорогу какие‑то крутые ребята в невиданном камуфляже без знаков различия и с вооружением, о котором я только слышал, но никогда не держал в руках.
– Сохраняйте спокойствие! – успел сказать Голубков. – Это спецназ разведки, у них задание на вашу ликвидацию...
Дальше он договорить не успел: к машине со всех сторон подскочили спецназовцы, не церемонясь, осыпая тумаками, выволокли, всех нас из «Волги» и заставили бежать к близлежащему лесу. Делали они все это слаженно, молча и – чего скрывать – красиво.
..
Хотя, наверное, и мои сумели бы не хуже. Заведя в лесок, нас побросали на землю лицом в траву, и только тогда один из камуфляжных рявкнул:
– Всем молчать! Шевельнетесь – стреляю!
Затем я услышал, как другой спецназовец – скорее всего, командир – доложил по телефону:
– Сокол, я Синица. Вся группа захвачена. С ними в момент захвата оказался еще один, за рулем. Машина с конторскими номерами и спецсигналом... Понял... Есть, выполнять приказ! – Он замолчал, а потом я услышал то, что и ожидал, хотя очень‑очень не хотел бы этого услышать... – Получено подтверждение основного варианта, – сказал он, обращаясь к своим. – Шофера оставляем, с остальными действуем по первоначальному плану.
В переводе на нормальный человеческий язык это значило только одно: командир спецназовцев приказал своим бойцам приступить к нашей ликвидации...
8
Генерал Иконников долго не мог поверить своему счастью: он свободен! Не считая синяка под глазом, «подаренного» ему Боцманом, он, кажется, вышел из всей этой истории благополучно... Иконников еще немного посидел в размышлении в кузове «газона» и, решив, что ему лучше всего немедленно вернуться на «Гамму» и постараться как можно тщательнее замести следы своего участия в пропаже контейнера, вылез из грузовика.
Бумажник с документами и деньгами Пастух ему отдал, поэтому большой проблемы с возвращением домой Алексей Николаевич не испытывал. Он встал на обочине, быстро поймал частника, который согласился за сто рублей довезти его до Рязани, и уже через пару часов покупал билет до своего города в кассах местного железнодорожного вокзала. С поездом ему тоже повезло: он отходил через полтора часа. Иконников зашел в ближайшую гостиницу и, заплатив без разговоров столько, сколько запросил дежурный администратор, отправился принимать душ.
После душа генерал заскочил на привокзальный рынок и, не скупясь, купил себе кое‑что из одежды: нижнее белье, носки, спортивный костюм и кроссовки. Затем он заперся в примерочной и, сняв с себя помятую и изрядно испачканную генеральскую форму, надел все чистое.
Иконников, похожий теперь на туриста, объявился возле своего вагона люкс за полчаса до отхода поезда. В небольшой спортивной сумке, которая висела у него на плече, лежала сложенная форма и бутылка дорогого армянского коньяка. Генерал отдал свой билет проводнику, тот уважительно кивнул, приглашая занять купе, и через минуту Алексей Николаевич с удовольствием водрузил свое грузное тело на застеленный чистыми, хрустящими простынями диван СВ.
Вскоре поезд тронулся. Иконников, решив первым делом отметить свое благополучное возвращение домой, достал коньяк и принял для бодрости духа сто граммов. Чувствовал себя Алексей Николаевич прекрасно: он был жив, здоров и весел. Для полного ощущения счастья ему не хватало лишь одного – вкусно и сытно поесть: ведь в последние сорок часов он не ел ничего, кроме нескольких бутербродов, а коньяк так сильно возбудил его аппетит, что у генерала даже в животе забурчало.
Иконников справился у проводника, где находится вагон‑ресторан, и обрадовался, что идти к нему всего два вагона – даже здесь ему улыбалась удача.
«После темной полосы обязательно должна следовать светлая, – думал Иконников, направляясь в ресторан. – Ничего удивительного, что мне сейчас во всем стало везти – ведь я сейчас нахожусь в светлой полосе своей жизни...»
Было около трех часов дня – самое обеденное время – в ресторане почти все столики были уже заняты. Но и тут ему повезло: официант, которого он попросил посадить себя как‑нибудь получше и подкрепил свою просьбу сотенной купюрой, тут же предоставил ему пустующий стол рядом с барной стойкой. Сняв со стола табличку «спецобслуживание», официант подал меню генералу и вежливо склонился рядом с ним с блокнотом в руках.