И вот скитаюсь
по стезям сновидений...
На рукаве моем – что же:
роса ль с пространств небес?" [60]
54
В давние времена кавалер, не успев добиться той дамы, в которую был он влюблен:
"На вид ты уж больше
не любишь меня...
Но все ж каждый раз,
лишь слышу слова от тебя, –
верится им!"
55
В давние времена кавалер лежал – тосковал, вставал – тосковал и от чрезмерной тоски –
"Рукав мой – не шалаш
ведь из травы...
А все же –
стемнеет только лишь –
росы приютом станет".
56
В давние времена кавалер, любовь тайную имевший, жестокой даме:
"Отчаявшись в любви, –
себя гублю я сам!
«Из-за себя» – как червь,
живущий в водорослях, где
и жнет его рыбак" [61] .
IX
57
В давние времена с легкомысленным сердцем в любовь играющий кавалер, построив дом себе в месте, называемом Нагаока, там поселился. В дворце там, по соседству, жили женщины – так, ничего себе...
Деревней было то, – и кавалер, жнецов послав на поле, стоял – смотрел. Тут женщины со словами: «То дело ли того, кто любит так в любовь играть?!»– гурьбой за ним в дом ворвались, а кавалер, бежав от них, во внутренних покоях дома скрылся. Тогда они: –
"В запустеньи...
увы, столько лет уж
жилище!
И вестей о себе,
кто здесь жил, – не дает".
Так сказали они и продолжали толпиться тут. Тогда кавалер:
"Да, увы, заросло
травой сорной жилище
в запустеньи это...
И вот на мгновенье
столпились демоны тут" [62] .
Так проговорил он, а они ему опять: «А мы – подбирать колосья!» Тогда он:
"Когда я услышу –
отчаявшись в жизни, что вы
колосья собираете,
пойду и я, пожалуй,
с вами на поля!" [63]
58
В давние времена кавалер, что-то имея против столицы, задумал поселиться на «Горе Восточной» [64] и –
"Невмочь мне стало жить!
Пришла пора... отправлюсь
себе искать приюта
в селеньях гор,
где б мог себя сокрыть!"
Итак, он сильно занемог, был на краю смерти, но брызнули в лицо ему водою – жизнь вернулась...
"Поверх меня – роса
лежит... Что это? Брызги
с весла ладьи,
что перевозит
через реку небес?" [65]
Сказал, и жизнь к нему вернулась.
59
В давние времена жил кавалер. Он был занят придворной службой, и сердце его было неверное, отчего жена его обратилась к человеку, ей обещавшему: «Тебе я буду верен», и с ним в провинцию уехала. Кавалер этот отправился посланцем в храм Уса-Хатимана [66] и, услышав, что она теперь женой чиновника в одной провинции, на обязанности которого лежало принимать послов, ему сказал: «Заставь жену свою мне чарку подавать, – иначе пить не буду». Когда та чарку подала, он, взяв на закуску поданные померанцы, так сказал:
"Когда я вдыхаю
аромат померанцев,
ожидающих мая, –
чудится прежней подруги
рукавов этот запах..." [67]
Так сказал он, – и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы.
60
В давние времена кавалер дошел до Цукуси [68] и, услыша, как за занавесью говорят [69] : «О, он любит любовь. Повеса он». –
"Если перейдет кто
реку Сомэгава,
что есть «река Окраски» [70] –
не может быть, чтоб цвета
не было на нем" [71] .
Сказал он, а дама в ответ:
"Если б было все – как имя,
то ветрен должен быть
наш «Забавы остров».
А говорят – напрасно
он прозван так..." [72]
61
В давние времена кавалер годы целые вестей о себе не подавал, и дама – разумной, видно, не была она, – склонившись на слова пустяшные другого, служанкой стала у него в провинции; и тут пришлось ей выйти к тому – своему прежнему знакомцу – подавать обед. Волосы длинные свои она уложила в шелковый фуляр [73] , а на себя надела одежду, длинную с узорами Тояма. «В ночь эту ту, что здесь была, – ко мне пришли!» – кавалер хозяину сказал, и тот ее прислал.
«Меня не узнаешь ты?» – кавалер сказал и...
"Прежняя прелесть,
куда она скрылась?
Как вишня, ты стала,
цветы у которой
совсем облетели..."
Проговорил он, а она, стыд ощутив, ответа не дала ему, и когда тот к ней вновь: «Что ж не отвечаешь ты мне?» – она сказала: «Слезы льются – и глаза мои не видят, и сказать что-либо не в силах я». Кавалер тогда:
"И это она,
та, что бежала
от свиданья со мной?
Годы прошли, а жестокость ее –
будто растет все!"
Сказал и, одежду сняв, ей подал, но она, разодрав ее, бежала. И куда ушла – не знают...
62
В давние времена дама пожилая, но в сердце еще хранившая пристрастье к житейским наслаждениям, думала: «А, как бы познакомиться мне с этим столь чувствительным кавалером!» Но случаев удобных высказать свое желанье у нее не было, почему она собрала своих сыновей и им рассказала свой будто бы сон. Из них двое дали ей решительно бесчувственный ответ, а третий разгадал ей так: «Сон приведет к тебе хорошего кавалера», и вид у дамы пожилой был очень довольный. «Все другие лишены чувства. Как бы познакомить ее с этим Дзайго-Тюдзё» – было в мыслях сына. Он встретил его на охоте. Взяв коня под уздцы, он сказал ему: «Так и так, вот в чем дело». Тот сжалился и, к ней отправившись, лег с нею. Но вот после этого кавалер тот показываться перестал, отчего дама, придя к его дому, стала подсматривать сквозь щели ограды.
Кавалер, заприметив ее, сказал:
"Д'о ста лет –
одного лишь не хватает!
Водоросли-кудри...
Облик этот предо мною, –
видно из любви ко мне".
Сказал он и, приказав оседлать коня, поднялся уходить. Видя это, та, не разбирая терновников, шиповников, в смятении побежала и, домой придя, легла. Кавалер же стоял и тайком подсматривал, что делала дама; видит: она лежит и вздыхает...
"Значит и сегодня
одна без милого в ночи
лежать я буду!
Лишь подостлав одну одежду
на узком ложе".
Проговорила она, и кавалеру стало жаль ее; и он ночь эту с нею спал.
Вот пример того века. Любил ли даму он иль не любил, но сердце было у кавалера, что разницы не показывало этой.
63
В давние времена кавалер, ввиду того, что дама не вступала с ним тайком в сношения, в волнении: где она? – сложил:
"Если бы стал я
веющим ветром, –
за жемчужные завеси,
щель отыскав,
постарался б проникнуть!"
И дама в ответ:
"Неуловимым ветром
хоть и стал бы ты, –
в жемчужных занавесках
кто б тебе позволил
щель найти" [74]
X
64
В давние времена жила дама, что была любимицей микадо и имела разрешение на цвета [75] . Была она двоюродной сестрой той фрейлины, что была матерью микадо. Во дворце служивший кавалер – из Аривара [76] – еще очень юн был и с этой дамой был знаком.
Кавалеру разрешались еще покои дам [77] , и он, уходя туда, где была дама, около ней все время пребывал. «Это невозможно! И ты погибнешь сам... Не поступай так!» – говорила дама [78] , а он:
"Любви уступила
осторожность моя...
И если так будет, но с тобою зато
встречаться могу я, –
пусть будет!"
Сказал... и она в свой собственный покой [79] ушла, – но он, еще пуще не остерегаясь хоть бы того, что люди их увидят, к ней в покой пришел. Отчаявшись совсем, дама в дом родной уехала. А тот: «Вот хорошо!» – подумав, туда к ней стал ходить, и люди, об этом слыша, все кругом смеялись.
Ранним утром, как видал управляющий дворцом, он возвращался во дворец, сам снимал обувь и внутрь, на место ее бросал [80] . Все время непристойно так вел себя он, и судьба его должна была пропасть так понапрасну, так что кавалер этот, поняв, что в результате погибнет он, к богам [81] и буддам воззвал: «Как-нибудь сдержите вы это мое сердце!», – но чувствовал одно, что возрастает все более оно; чувствовал одно, что любит безудержно...