Мессер Эрмино сказал: "Прошу вас, скажите, что это такое?" Он не
ожидал, что тот ответит, как ответил. НаэтоГвильельмовнезапносказал:
"Велите написать: "Благородство". Когда мессер Эрмино услышал эти слова,им
внезапно овладел стыд настолько сильный, что он изменил его настроениедуха
в почти противоположное тому, каким оно было дотоле. "МессерГвильельмо,-
сказал он, - я велю написать его так, что ни вы и никтодругойникогдане
будете иметь основания сказать мне, что я не видел и не знавал его". Сэтих
пор и впредь (такую силу оказало слово Гвильельмо) он стал наиболее щедрым и
приветливым дворянином, чествовавшим иностранцевигорожан,чемкто-либо
другой в Генуе в его время.
НОВЕЛЛА ДЕВЯТАЯ
Король Кипра, задетый заживо однойгасконскойдамой,измалодушного
становится решительным.
Оставалось лишь Елизе получить последнее приказание королевы; не ожидая
его, она весело начала так: -Частослучилось,юныедамы,чточегоне
сделали с человеком разные укоры и многие наказания, то делалооднослово,
нередко случайно, не то что намеренно сказанное. Это очень хорошовидноиз
новеллы, рассказанной Лауреттой, ияхочудоказатьвамтожекоротким
рассказом, ибо хорошие рассказы всегда служат на пользу и их надо слушать со
вниманием, кто бы ни был их рассказчиком.
Итак, скажу, что во времена первогокипрскогокороля,позавоевании
святой земли Готфридом Бульонским, случилось одной именитой гасконскойдаме
отправиться в паломничество ко гробу господню и на обратном пути пристатьв
Кипре, где какие-то негодяи нанеслиейпостыдноеоскорбление.Ненаходя
удовлетворения и сетуя, она надумалась обратиться к королю, но кто-то сказал
ей, что труд будет напрасен, ибо король так малодушениничтожен,чтоне
только не карает по закону оскорбления, нанесенные другим, носпрезренной
трусостью терпит множество оскорблений, учиняемых ему самому, почему всякий,
у которого накипело какое-либо неудовольствие, срывал его на нем, нанося ему
обиды и стыдя его. Услышав об этомиотчаявшисьполучитьудовлетворение,
дама решилась, дабы чем-нибудь утолитьсвойгнев,укоритькоролявего
малодушии и, отправившись к нему, с плачем сказала: "Государь мой, япришла
пред лицо твое не потому, что ожидаю удовлетворения за нанесенную мне обиду,
а чтобы попросить тебя, в воздаяние за нее, научить меня переносить, подобно
тебе, учиняемые тебе, как слышно,оскорбления,дабы,наученнаятобой,я
могла терпеливо перенести мое собственное, которое, богтомусвидетель,я
охотно уступила бы, если бы могла, тебе: ты ведь такой выносливый!"Король,
до тех пор медлительный и ленивый, точно пробудился от сна и, начав с обиды,
учиненной той женщине, за которую строго наказал, стал с техпоривпредь
сурово преследовать всех, что-либо учинявших противное чести его венца.
НОВЕЛЛА ДЕСЯТАЯ
Маэстро Альберта из Болоньи учтиво стыдит однуженщину,желавшуюего
пристыдить его любовью к ней.
Елизаумолкла;обязательствопоследнегорассказаоставалосьза
королевой, котораясженственнойграциейначалаговорить:-Достойные
девушки, как в ясные ночи звезды - украшение неба, а весноюцветы-краса
зеленых полей, так добрые нравы и веселую беседукрасятострыеслова.
Елизаумолкла;обязательствопоследнегорассказаоставалосьза
королевой, котораясженственнойграциейначалаговорить:-Достойные
девушки, как в ясные ночи звезды - украшение неба, а весноюцветы-краса
зеленых полей, так добрые нравы и веселую беседукрасятострыеслова.По
своей краткости они гораздоболееприличествуютженщинам,чеммужчинам,
потому что много и долго говорить, когдабезтогоможнообойтись,менее
пристойно женщинам, чем мужчинам, хотя теперь малоиливовсенеосталось
женщин, которые понимали бы тонкую остроту или, поняв ее, сумели бынанее
ответить - к общему стыду нашему, да и всех живущих. Потому что ту умелость,
которая отличала дух прежних женщин, нынешние обратили на украшение тела,и
та, на которой платье пестрее и больше на нем полос иукрашений,полагает,
что ее следует и считать выше и почитать более других, непомышляяотом,
что если бы нашелся кто-нибудь, кто бы все это навьючил или навесил на осла,
осел мог бы снести гораздо большую ношу, чем любая из них, и что за этоего
сочли бы не более, как все тем же ослом. Стыдно говорить мне это, потому что
не могуясказатьпродругих,чегобынесказалапротивсебя:так
разукрашенные, подкрашенные,пестроодетые,онистоятсловномраморные
статуи, немые и бесчувственные, и так отвечают, когда их спросят, чтолучше
было бы, если бы они промолчали; а они уверяют себя, что ихнеумениевести
беседу в обществе женщин и достойных мужчин исходит от чистоты духа, исвою
глупость называют скромностью,какбудтотаженщинаичестна,которая
говорит лишь со служанкой или прачкой или своейбулочницей;ведьеслибы
природа того хотела,каконивтомуверяютсебя,другимбыспособом
ограничила их болтливость. Правда, и в этом деле, как в других, надо брать в
расчет время, и место, и лицо, с кем говоришь,ибоиногдаслучается,что
женщина и мужчина думают острым словцом заставить покраснеть кого-нибудь, но
не соразмерят хорошенько свои силы с силами другого и ощущают, что та краска
стыда, которую они хотели навести на него, обращается на нихсамих.Ивот
для того,чтобымыумелиостеречься,иещезатем,чтобынавасне
оправдалась всюду ходящая пословица, что женщинам во всякомделедостается
худшее, я желаю поучить вас последнейизновеллэтогодня,которуюмне
предстоит рассказать, дабы как благородством духа вы выделяетесь отдругих,
так показали бы себя отличными и превосходством манер.
Не много лет прошло, как в Болонье жил, аможетбыть,ещеиживет,
знаменитейший ипочтивовсемсветеславныймедик,поименимаэстро
Альберто. Уже старик под семьдесят лет, он обладал столь благороднымдухом,
что, хотя естественный жар почти покинул его тело, он неизбегаллюбовного
пламени и, увидев на одном празднике красавицу вдову, по имени, как говорят,
Мальгерита де Гизольери, сильно ему понравившуюся,воспринялэтопламяв
свою матерую грудь, как бы то сделал юноша; и ему казалось, что он неуснет
покойно ночью, коли в предшествовавший деньнепоглядитнапрелестноеи
нежное личико красавицы.