Женщины и мужчины равно одобрили такой порядок и сказали,чтобудут
ему следовать. Один лишь Дионео заявил, когдавсеостальныеужеумолкли:
"Мадонна, каквседругиесказали,такскажуия,чтопорядок,вами
указанный, чрезвычайно хорош и достоин похвалы; но от вашей особой милости я
прошу дара, который пусть будет утвержден за мной, пока будетсостоятьэто
общество; и дар этот следующий: чтобы это постановлениенеобязываломеня
сказывать новеллу на данный сюжет, еслиятогонезахочу,иямогбы
рассказать, какую мне заблагорассудится. А дабыниктонеподумал,чтоя
прошу этой милости, как человек, у которого рассказов нет в запасе, яготов
быть всегда последним из сказывающих". Королева, знавшая его за забавногои
веселого человека и отлично понявшая, что он просит того единственно с целью
развеселитьобщество,еслибоноусталоотрассуждений,какой-нибудь
смехотворной новеллой, весело и при общем согласии даровала ему эту милость.
Поднявшись, все тихими шагами направились к потоку,светлыеводыкоторого
спускались с пригорка в долину, тенистую от множества деревьев, средидиких
камней и зеленой травы. Здесь, разувшись и оголив рукиибродявволнах,
дамы затеялипромежсебяразныезабавы.Когдаприблизилсячасужина,
вернулись в палаццо, гдепоужиналисудовольствием.Послеужина,когда
принесли музыкальные инструменты, королева приказала завести танец, ичтобы
вела его Лауретта, а Емилия спела канцону, сопровождаемая налютнеДионео.
Согласно этому приказу, Лауретта тотчас же начала и повела танец,аЕмилия
любовно запела следующую канцону:
Я от красы моей в таком очарованье,
Что мне другой любви не нужно никогда
И вряд ли явится найти ее желанье.
Когда смотрюсь в себя, я в прелестях моих
То благо нахожу, что дух наш услаждает,
И новый случай ли, мысль старая ль - но их,
Утех столь сладостных, ничто не прогоняет.
И в мире, знаю я, мой взор не повстречает
Такого чудного предмета никогда,
Чтоб в душу новое мне влил очарованье.
В какой бы час себя ни пожелала я
Утешить благом тем, - оно навстречу зова
Спешит немедленно, - и тут душа моя
Вся наслаждения исполнена такого,
Что выразить его ничье не может слово,
И не поймет его тот смертный никогда,
Кто сам не испытал того очарованья.
А я, которая сгораю тем сильней,
Чем более на нем свои покою взгляды, -
Вкушая уж теперь высокие услады,
Что мне сулит оно, - и в будущем отрады
Еще я большей жду, с какою никогда
Сравниться не могло б ничье очарованье.
Когда кончилась плясовая песня,которойвсевеселоподпевали,хотя
кое-кого она заставила и задуматься над ее словами, проплясали еще несколько
мелких танцев.
Когда кончилась плясовая песня,которойвсевеселоподпевали,хотя
кое-кого она заставила и задуматься над ее словами, проплясали еще несколько
мелких танцев. Уже прошлачастькороткойночи,икоролевеугоднобыло
положить конец первому дню; велев зажечь факелы, онаприказалавсемпойти
отдохнуть до следующего утра, что все и сделали, вернувшиськаждыйвсвой
покой.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Кончен первыйденьДекамерона,начинаетсявторой,вкоторый,под
руководством Филомены рассуждают о тех, ктопослеразныхпревратностейи
сверх всякого ожидания достиг благополучной цели.
Уже солнце повсюду разлило своим светом новый деньиптицы,распевая
веселые песни на зеленых ветках, свидетельствовали отомвовсеуслышание,
когда дамы и трое юношей встали и пошли в сад, где, тихо ступая поросистой
траве и плетя красивые венки из цветов, долгое время гуляли из одной стороны
в другую. И как в прошедший день, так поступили и теперь закусив,покаеще
было прохладно, и занявшись пляской, они пошлиотдохнуть,затем,вставв
девятом часу,отправились,поусмотрениюкоролевы,насвежийлужоки
расселись вокруг нее. Она, красивая и привлекательная, с лавровым венкомна
голове, постояв в раздумье и окинув взором все общество,приказалаНеифиле
положить начало будущим рассказам. Та, без всякихоговорок,веселоначала
так рассказывать.
НОВЕЛЛА ПЕРВАЯ
Мартеллино, притворясь калекой, делает вид, что излечен мощамисвятого
Арриго; когда его обман обнаружен, его бьют и хватают, и он в опасности быть
повешенным, но в конце спасается.
Часто случалось, дорогие дамы, чтотот,ктопыталсяиздеватьсянад
другими, особливо над предметами, достойными уважения, оставалсяприсвоих
шутках, иногда и к своему вреду. Вот почему, повинуясьвелениюкоролевыи
дабы начать моей новеллой рассказы на поставленныйеювопрос,янамерена
передать вам то, чтоприключилосьсоднимнашимсогражданином,вначале
несчастное, а потом, вне всякого его ожидания, и очень счастливое.
Недавно тому назад жил вТревизонемец,поимениАрриго,который,
будучи бедняком, носил тяжести по найму всем, кому требовалось; при всем том
он считался человеком честным и святой жизни. По этойпричине(правдали,
нет ли) случилось, что,когдаонумер,всамыйчасегокончины,как
утверждают тревизцы, все колокола главнойцерквиТревизо,безчьего-либо
прикосновения, принялись трезвонить. Приняв это за чудо, все стали говорить,
что Арриго - святой, и когда народ со всегогородасбежалсякдому,где
лежало его тело, понесли его, точно святые мощи,вглавнуюцерковь,куда
стали приводить хромых, увечных,слепыхивсех,пораженныхкакою-нибудь
болезнью и недостатком,какбудтовсемнадлежалоисцелитьсяотодного
прикосновения к этому телу.
Случилось, что во время этой суматохи и народногодвижениявТревизо
прибыло трое нашихсограждан,изкоторыходногозвалиСтекки,второго
Мартеллино, третьего Маркезе: люди, посещавшие дворы синьоровипотешавшие
зрителей своими гримасами и необычным уменьем передразниватьвсякого.