Мелкий люд, а может бытьи
большаячастьсреднегосословияпредставлялигораздоболееплачевное
зрелище: надежда либо нищета побуждали их чаще всего не покидать своих домов
и соседства; заболевая ежедневно тысячами, не получая ни ухода, ни помощи ни
в чем, они умирали почти без изъятия. Многие кончалисьднемилиночьюна
улице; иные, хотя и умирали в домах, давали о том знатьсоседямнеиначе,
как запахом своих разлагавшихся тел. И теми и другими умиравшими повсюду все
было полно. Соседи, движимые столько же боязнью заражения от трупов, сколько
и состраданием к умершим, поступали большею частью на один лад: сами, либо с
помощью носильщиков, когда их можно было достать, вытаскивали из домовтела
умерших и клали у дверей, гдевсякий,ктопрошелсябы,особливоутром,
увидел бы их без числа; затем распоряжались доставлением носилок, но былии
такие, которые за недостатком в них клали тела на доски. Частонаоднихи
тех же носилках их было два илитри,нослучалосьнеоднажды,атаких
случаев можно бы насчитать множество, что на одних носилкахлежалиженаи
муж, два или три брата, либо отец и сын и т. д. Бывало также не раз, чтоза
двумя священниками, шествовавшими с крестом перед покойником, увяжутсядвое
или трое носилок с их носильщиками следом за первыми, такчтосвященникам,
думавшим хоронить одного, приходилось хоронить шесть или восемьпокойников,
а иногда и более. При этом им не оказывали почета ни слезами, ни свечой,ни
сопутствием, наоборот, дело дошло дотого,чтообумершихлюдяхдумали
столько же, сколько теперь об околевшей козе. Так оказалось воочию, что если
обычный ход вещей не научает и мудрецов переносить терпеливо мелкие и редкие
утраты, то великие бедствия делают даже недалекихлюдейрассудительнымии
равнодушными. Так как для большого количествател,которые,каксказано,
каждый день и почтикаждыйчассвозилиськкаждойцеркви,нехватало
освященной для погребения земли, особливо если бы по старому обычаювсякому
захотели отводить особое место, то на кладбищах при церквах,гдевсебыло
переполнено, вырывали громадные ямы, куда сотнямиклалиприносимыетрупы,
нагромождая их рядами, как товар на корабле, и слегка засыпаяземлей,пока
не доходили до краев могилы.
Не передавая далее вовсехподробностяхбедствия,приключившиесяв
городе, скажу, что, если для него година былатяжелая,онанивчемне
пощадила и пригородной области. Если оставить в стороне замки (тот жегород
в уменьшенном виде), то в разбросанных поместьях и на полях жалкие ибедные
крестьяне и их семьи умирали без помощи медика и ухода прислуги подорогам,
на пашне и в домах, днем и ночью безразлично, не как люди, акакживотные.
Вследствие этого и у них, как у горожан, нравы разнуздались, и они перестали
заботиться о своем достоянии и делах;наоборот,будтокаждыйнаступивший
день они чаяли смерти, они старались не уготовлятьсебебудущиеплодыот
скота и земель и своих собственных трудов, а уничтожать всяким способомто,
что уже былодобыто.Оттогоослы,овцыикозы,свиньиикуры,даже
преданнейшие человеку собаки, изгнанные из жилья,плуталибеззапретапо
полям, на которых хлеб был заброшен, не только что не убран, но и не сжат.
Оттогоослы,овцыикозы,свиньиикуры,даже
преданнейшие человеку собаки, изгнанные из жилья,плуталибеззапретапо
полям, на которых хлеб был заброшен, не только что не убран, но и не сжат. И
многие из них, словно разумные, покормившись вдоволь в течение дня, наночь
возвращались сытые, без понукания пастуха, в свои жилища.
Но оставляя пригородную область и снова обращаясь кгороду,можноли
сказать что-либо больше того, что по суровостинеба,абытьможетипо
людскому жестокосердию между мартомииюлем,-частьюотсилычумного
недуга, частью потому, что вследствие страха, обуявшегоздоровых,уходза
больными был дурной иихнуждынеудовлетворялись,-встенахгорода
Флоренции умерло, как полагают, около ста тысяч человек, тогда какдоэтой
смертности, вероятно, и не предполагали, что в городе было столькожителей.
Сколько больших дворцов, прекрасных домов ироскошныхпомещений,когда-то
полных челяди, господ и дам, опустели до последнего служителявключительно!
Сколько именитых родов, богатых наследии и славныхсостоянийосталосьбез
законного наследника! Сколько крепких мужчин,красивыхженщин,прекрасных
юношей, которых, не то что кто-либо другой, но Гален,ГиппократиЭскулап
призналибывполнездоровыми,утромобедалисродными,товарищамии
друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том свете!
Мне самомутягостнотакдолгоостанавливатьсянаэтихбедствиях;
поэтому, опустив в рассказе о них то, что можно, скажу, что в то время,как
наш город при таких обстоятельствах почти опустел, случилось однажды (какя
потом слышал от верного человека), что во вторник утром в досточтимомхраме
Санта Мария Новелла, когда там почтиникогонебыло,семьмолодыхдам,
одетых,какбылоприличноповремени,впечальныеодежды,простояв
божественную службу, сошлись вместе; все онибылисвязаныдругсдругом
дружбой,илисоседством,либородством;ниоднанеперешла
двадцативосьмилетнего возраста, и ни одной не было меньше восемнадцатилет;
все разумные и родовитые, красивые, добрых нравов я сдержанно-приветливые. Я
назвал бы их настоящими именами, если б у меня не былодостаточногоповода
воздержаться от этого: я не желаю,чтобывбудущемкакая-нибудьизних
устыдилась заследующиеповести,рассказанныелибослышанныеими,ибо
границы дозволенных удовольствий ныне более стеснены, чем в ту пору, когда в
силу указанных причин они были свободнейшими не толькопоотношениюких
возрасту, но и к гораздо более зрелому; я не хочу также,чтобызавистники,
всегда готовые укорить человека похвальной жизни" получили поводумалитьв
чем бы то ни было честное имя достойных женщин своими непристойнымиречами.
А для того, чтобы можно было понять, не смешивая, что каждаяизнихбудет
говорить впоследствии, я намерен назвать их именами, отвечающими всецело или
отчасти их качествам.