Не смог при виде этого герой-скрипач смолчать
И бросил государям: «К лицу ль гостям таким
Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? [296]
Велите, чтоб немедля к нему пустили вас».
Тогда разбились витязи на пары сей же час.
Державный Гунтер рядом с владыкой бернским шёл,
А Гернота лихого отважный Ирнфрид вёл.
За ними выступали, друг другу руку дав,
Млад Гизельхер и Рюдегер, бехларенский маркграф.
Хоть с кем-то из хозяев шёл каждый гость вдвоём,
Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. [297]
Заставить их расстаться лишь смерти удалось,
И многим жёнам из-за них наплакаться пришлось.
Сопровождали гордо трёх братьев-королей
Их славная дружина из тысячи мужей
И шестьдесят вассалов, всегда готовых к бою,
Которых Хаген на Дунай из Тронье взял с собою.
Бургундским государям, их обогнав чуть-чуть,
Указывали Иринг и смелый Хаварт путь,
А за порядком Данкварт и Вольфхарт наблюдали.
Боец, им равный доблестью, нашёлся б там едва ли.
Когда властитель рейнский вступил в приёмный зал,
Державный Этцель с трона нетерпеливо встал
И так радушно принял всех, кто вошёл туда,
Как не встречали их ещё нигде и никогда.
«Примите, Гунтер, Гернот и Гизельхер, привет.
Мне повстречаться с вами хотелось много лет.
На Рейн я с этой целью и посылал гонцов,
Я видеть также очень рад всех ваших удальцов.
С двумя из них мне встреча особенно приятна.
Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,
И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. [298]
Она вам это сообщить дала наказ послам».
Сказал на это Хаген: «Я говорил с послами
И если б к вам не прибыл с моими королями,
То ради вас явился б на праздник и без них».
Тут за руку хозяин взял гостей столь дорогих.
Шурьёв с собою Этцель на троне усадил,
И в золотые чаши приезжим нацедил
Проворный кравчий вволю медов и сладких вин,
И быть как дома попросил их гуннский властелин.
Державный Этцель молвил: «Да будет вам известно:
Ничто мне в этом мире не может быть так лестно,
Как знать, что не отвергли вы наше приглашенье.
Приезд ваш для моей жены – большое утешенье.
Себя с недоуменьем я спрашивал не раз,
Каким своим поступком мог так прогневать вас,
Что в гости лишь одни вы не едете ко мне.
Я счастлив наконец принять вас у себя в стране».
Тут Рюдегер достойный вмешался в разговор:
«От счастья не напрасно у вас сияет взор [299] —
Супруги вашей братья вам преданы и верны,
А их воители полны отваги беспримерной».
Бургундов принял Этцель в канун солнцеворота,
И сколько ни живу я, а всё ж не слышал что-то,
Чтоб где-нибудь встречали радушнее друзей.
Повёл он сам к столу шурьёв, а также их людей.
Никто такого пира не видел отродясь.
Хмельная влага в чаши рекою там лилась,
И потчевал хозяин с открытою душой
Своих гостей, прославленных во всех краях молвой.
Авентюра XXX
О том, как Хаген и Фолькер стояли на страже
К закату день склонился, и мрак окутал мир.
Бургунды утомились, и стал им пир не в пир.
Был долгий путь нелёгок, в постель пора бы лечь,
И первым Хаген с Этцелем завёл об этом речь.
Тогда и Гунтер молвил: «Храни хозяев, боже!
Хотим мы удалиться и отдохнуть на ложе,
А утром в час урочный вернёмся в этот зал».
И от души согласие на то хозяин дал.
С мест повскакали гунны, гостей обстав кольцом,
И крикнул смелый Фолькер: «Вы тронулись умом,
Коль под ноги суётесь таким богатырям.
К нам подступать не пробуйте, иль худо будет вам.
Уж так смычком я двину, коль разозлят меня,
Что многих будет вскоре оплакивать родня.
Уйдите-ка с дороги, пока я не вскипел.
Все смельчаками мнят себя, да ведь не каждый смел».
Увидев, как разгневан его бесстрашный друг,
Окинул Хаген взором тех, кто стоял вокруг,
И бросил: «Храбрый шпильман разумный дал совет.
Вам, воины Кримхильдины, тесниться здесь не след.
Коль зла вы нам хотите, не тратьте силы зря.
Вы за своё возьмётесь, когда сверкнёт заря,
А ночью не мешайте нам почивать без ссор,
Как повелось у витязей со стародавних пор». [300]
Приезжих положили в огромном зале спать,
Для каждого поставив просторную кровать.
Спокойно сну предаться там можно было б им,
Когда бы не замыслила Кримхильда месть родным.
Лежали на постелях, разостланных для них,
Аррасские подушки из тканей дорогих.
На пышных одеялах с парчовою каймой
По шёлку аравийскому вился узор златой.
А покрывала были у всех честных гостей
Из белых горностаев и чёрных соболей.
Так дивно и удобно устроен был ночлег,
Что лучше ни один король не почивал вовек.
Но Гизельхер промолвил: «Всё это не к добру.
Есть у меня причины подозревать сестру.
Увы, приём радушный бедой для нас чреват.
Боюсь, что нам с дружиною заказан путь назад».
Сказал на это Хаген: «Оставьте страх покуда.
Всю ночь стоять на страже у входа в зал я буду
И до зари тревожить вас никому не дам,
А утром каждый за себя заступится и сам».
Поклон ему отвесив, бургунды разошлись,
С себя одежду сняли и тотчас улеглись —
Давно уж сну предаться любой из них мечтал,
А Хаген, витязь доблестный, вооружаться стал.
Воскликнул смелый шпильман-не лёг он спать с друзьями;
«Мне постоять на страже дозвольте, Хаген, с вами,
Пока заря не вспыхнет и не рассеет тьму».
И Хаген с благодарностью ответствовал ему:
«Великодушный Фолькер, пусть вам воздаст творец!
Когда со мной бок о бок стоит такой боец,
В бою меня вовеки не одолеть врагу.
Услугой с вами я сочтусь, коль смерти избегу».
Надев стальные брони, а также шишаки,
Повесили герои щиты на сгиб руки
И стали на пороге, где в ожиданье дня
О притолоки оперлись, покой друзей храня.
Но тут же щит свой Фолькер оставил на земле,
Вернулся в зал и скрипку там отыскал во мгле.
Во двор оттуда с нею опять спустился он,
Решив бургундам усладить их первый, чуткий сон.
На камень он уселся со скрипкою своей.
Вовек на свете не жил скрипач его смелей.
Так ласково и нежно он заиграл в тиши,
Что шпильману признательны все были от души.
Не пожалел воитель умения и сил. [301]
Смычок его напевом всё зданье огласил.
Волною плыли звуки, сливаясь и журча,
И многих убаюкало искусство скрипача.
Увидев, что уснули соратники его,
Он снова встал у двери близ друга своего
И на руку повесил надёжный щит опять,
Чтоб в случае нужды отпор мужам Кримхильды дать.
В полночный час иль раньше заметил вдруг смельчак,
Как блещут чьи-то шлемы сквозь непроглядный мрак.
То воины Кримхильды сошлись во двор толпой,
Решив застичь гостей врасплох и навязать им бой.
Скрипач возвысил голос: «Друг Хаген, мне сдаётся,
Что скоро потрудиться обоим нам придётся.
Людей вооружённых заметил я во тьме.
Ручаюсь вам, недоброе у гуннов на уме».
«Молчите, – молвил Хаген. – Пусть ближе подойдут.
Они нас не увидят, а мы их встретим тут
И столько крепких шлемов мечами рассечём,
Что повернут враги назад с позором и стыдом».
Но в этот миг на двери какой-то гунн взглянул
И, различив двух стражей, товарищам шепнул:
«Нам нынче не добиться того, чего хотим.
У входа в зал столкнёмся мы со шпильманом лихим.
На лоб скрипач надвинул стальной блестящий шлем,
Ни разу не пробитый в сражениях никем.
Как жар, в полночном мраке броня горит на нём.
Оберегает сон друзей он с Хагеном вдвоём».