Наутро он встал спозаранку; и таккакбылпраздник,удалилсясо
своими недобрыми мыслями в вересковыеполя,инепоявлялся,покавсе
семейство не отправилось в церковь. Пост и раздумие привели его какбудто
в лучшее расположение духа. Он повертелся околоменя,потомсобралсяс
мужеством и резко сказал:
- Нелли, приведи меня в приличный вид, я буду хорошо себя вести.
- Давно бы так, Хитклиф; ты очень огорчил миссКэтрин:она,скажуя
тебе, жалеет даже, что вернулась домой! Похоже, что ты ей завидуешьиз-за
того, что о ней больше думают, чем о тебе.
Мысль, что можно завидовать Кэтрин, осталась для него непостижимой,но
мои слова, что она огорчена, задели его за живое.
- Она тебе сама сказала, что я ее огорчил? - спросил он, ивзглядего
омрачился.
- Она заплакала, когда я ей доложила нынче утром, что ты опять ушел.
- Что ж, а я плакал ночью, - возразил он, - и мне было с чего плакать -
больше, чем ей.
- Да, и было с чего ложиться спать на пустой желудок исгордостьюв
сердце, - сказала я. Гордые люди сами вскармливают своизлыепечали.Но
если тебе стыдно за твою обидчивость, ты должен попросить у Кэти прощения,
когдаонавернется.Тыподнимешьсянаверхипопросишьразрешения
поцеловать ее и скажешь... ты знаешь сам, чтосказать.Толькоскажиот
души, а не так, точно ты думаешь, что из-занарядногоплатьяонастала
чужой. А теперь, хотя мне пора готовить обед, я урву часок и приведутебя
в такой вид, что Эдгар Линтон покажется рядом с тобою куклой: куклаони
есть! Ты моложе его, но побьюсь об заклад, ты вышеегоивдвоеширев
плечах. Ты мог бы свалить его с ног одним щелчком! Ведьзнаешьсам,что
мог бы!
Лицо у Хитклифа на мгновение просветлело, но тут же снова омрачилось, и
он вздохнул.
- Нет, Нел, пусть я двадцать раз свалюегосног,онотэтогоне
подурнеет, а сам я не стану красивей. Хотел бы я иметь его светлыеволосы
и нежную кожу и быть так хорошо одетым и такхорошодержаться,ичтобы
мне, как ему, предстояло со временем сделаться богатым.
- ...и звать по каждому поводу маменьку, - добавила я, - идрожатьсо
страха, когда деревенский мальчишка грозит тебе кулаком,исидетьцелый
день дома из-за дождика. Ты малодушен, Хитклиф! Подойдикзеркалу,ия
покажу тебе, чего ты должен желать. Видишь тыэтидвечерточкиусебя
междубровями?Игустыеэтиброви,которые,вместотогочтобыим
подниматься дугой, западают вниз у переносья? Видишь тыэтупаручерных
бесенят, так глубоко схоронившихся? Они никогда не раскрывают смелоокон,
а только смотрят в них украдкой, точно шпионы дьявола! Так вотпожелайи
научись разглаживать угрюмые морщины, поднимать смело веки; сменибесенят
на доверчивых, невинных ангелов, глядящих безподозрений,безопаскии
всегда видящих друга друга, когда не знают твердо, что перед ними враг. Не
гляди ты шкодливым щенком,которыйзнаетсам,чтополучаетпинкипо
заслугам, и все-таки зол за свои обиды на того, кто дает пинки, и навесь
свет.
Не
гляди ты шкодливым щенком,которыйзнаетсам,чтополучаетпинкипо
заслугам, и все-таки зол за свои обиды на того, кто дает пинки, и навесь
свет.
- Словом, я должен пожелать, чтобуменябылибольшиесиниеглаза
Эдгара Линтона и его гладкий лоб, - ответил Хитклиф. - Что ж,яжелаю...
но от этого они у меня не появятся.
- При добром сердце твоелицо,моймальчик,сталобыкрасивым,-
продолжала я, - даже если бы ты был черней арапа; а при злом сердцесамое
красивое лицо становится хуже чем безобразным. А теперь, когда мыумылись
и причесались и перестали дуться, скажи, разве ты не кажешься себепросто
красивым? Ну, так я тебе скажу: в моих глазах ты красив. Тысошелбыза
переодетого принца.Ктознает,можетбыть,твойотецбылкитайским
богдыханом, а мать индийской царицей, и каждый из нихмогбыкупитьна
свой недельный доход Грозовой Перевал со Скворцами в придачу! Можетбыть,
ты был похищен злыми матросами и завезен в Англию. Ябынатвоемместе
составила себе самое высокое понятие о своем происхождении; и мысль о том,
кто я такая, придавала бы мне смелости и достоинства и помогала переносить
притеснения со стороны какого-то жалкого фермера.
Так я говорила; и Хитклиф постепенно утрачивалсвоюугрюмостьиуже
приобрел вполне пристойный вид, когда вдруг нашубеседупрервалгрохот,
донесшийся с дороги и затем вкатившийся во двор. Хитклиф подбежал кокну,
а я к дверям, и как раз вовремя, чтоб увидеть, как двое Линтоноввылезают
из семейной кареты, закутанные чуть не до удушья в плащи и меха,аЭрншо
соскакивают с коней: зимой они частоездиливцерковьверхами.Кэтрин
взяла за руку каждого из детей и повела их в домиусадилауогня,от
которого быстро разрумянились их бледные лица.
Я посоветовала Хитклифунемешкатьискореепоказатьсвоедоброе
расположение, и он охотно согласился; но злому счастью было угодно,чтобы
в ту минуту, когда он вздумал отворить кухоннуюдверьсоднойстороны,
Хиндли отворил ее с другой. Они столкнулись, и господин, разозлившись, что
видит его чистым и веселым, или, может быть, желая сдержать своеобещание
миссис Линтон, вдруг отшвырнул его и гневно приказал Джозефу:
- Держи парня подальше от комнат! Отправь его на чердак, и пусть он там
сидит, пока мы не отобедаем. Он станет совать пальцы в пирожное с кремом и
таскать фрукты, если его оставить с ними одного хоть на минуту.
- Что вы, сэр, - возразила я, не удержавшись, - ужктодругой,аон
ничего не тронет!Иведьон,яполагаю,долженполучитьсвоюдолю
угощения, как и все мы?
- Он получит хорошую взбучку, если до вечера появится внизу, - закричал
Хиндли. - Вон отсюда, бродяга! Как! ты еще вздумал разыгрывать франта? Вот
погоди, оттаскаю тебя за твои взбитые кудри - посмотрим, не станут лиони
тогда немножко длиннее!
- Они и так достаточно длинные, - сказал мистерЛинтон,заглядываяс
порога. - Удивительно, как у него не болит от них голова. Они, точно грива
у жеребчика, нависают ему на глаза!
Он отпустил свое замечание без намерения оскорбить; ноХитклифсего
необузданным нравом не склонен был сносить даже и намекананаглостьсо
стороны того, в ком он, как видно, уже итогданенавиделсоперника.