Я повысилголосв надежде достучаться до
ушедшего в себя мальчишки. - УИЛЬЯМ, ГДЕ ДЕДУШКА?
В голове проносились пугающие картины:
Уильям крутит вентили газового камина в гостиной.
Уильям нашел зажигалку испички,хранящиесянакаминнойполке в
кружке "Тоби".
Уильям добралсядокухни ииграетс ножами"Сабатье", которые я
подарил маме на Рождество.
Уильям включил электрический чайник и пытается приготовить чай.
Уильямслегкостью открутилзащитнуюкрышкуи горстямиглотает
парацетамол.
Уильямсумел выйтииздомаиразгуливаетвпижамепоулицам
Эшби-де-ла-Зух.
Полицейскиеводолазыныряютвмуниципальное озероподкамерами
репортеров регионального телевидения.
Сигнал в телефоне слабел. Я заорал:
- УИЛЬЯМ, РАЗБУДИ ДЕДУШКУ!
Сигналокончательно пропал, и я проклял тот спутник, который без толку
прошел над головой.
После целых тридцати секунд бесплодного нажимания кнопок, я увидел, что
загорелсякрасныйсигнал, означавший"батареяразряжена". Ялихорадочно
огляделсяв поискахтелефона. Подбежала мама, вся впенеот возбуждения.
Следом за ней вышагивал Иван Брейтуэйт.
- Как только Пан пообщается с публикой на улице, едем в "Красный лев"!
Тут я сказал маме:
- Ты должна вернуться, Уильям бродит по дому, а папа спит или мертв!
- Это твой ребенок и твой отец, - весьма агрессивно ответила моя родная
мать. - Ты и иди домой. А я остаюсь праздновать.
Велевимнепрерывно звонитьдомой, я бегом пересек зал и протиснулся
черезтолпувосторженныхсторонниковлейбористов,которыесобрались на
тротуареимостовой.Всеглазабылиустремлены вверхкбалкону,где
ожидаласьПандора,котораяподобноЭвитеявитсяпередпеонами
Эшби-де-ла-Зух.
Ямедленновелмашину черезтолпусоскоростью пять мильвчас,
расталкивая людей.Впереди появилось еще одно препятствие. У бордюрастоял
абсурднодлинныйлимузин.Шофер всерой формеифуражкеходилвокруг
нелепого серебристого автомобиля иметодично открывал все шесть дверец.Из
машины вылезБарриКент валомкожаномпиджаке итемных очках. Заним
показалисьЭдна, мать Кента, два его братца-люмпена итри сестры-люмпенши.
Вся компаниянеловкоперегородилатротуар.Эднавысвободилаплатьеиз
расщелины своих огромных ягодиц.
Два расплывшихся в улыбках полицейскихпрепроводили Кента и егосвиту
черезтолпу.Он увидел,чтоя что-токричучерезветровоестекло,и
остановился.
Я опустил окно.
Кент сунул голову внутрь машины. От него дорого пахло.
- Моули, а ты чЈ, разве не празднуешь победу своей старой подружки?
-Нет, у меня семейный кризис,- ответиля. - Попроси егоподвинуть
машину.
Кент щелкнул двумя пальцами и крикнул:
- Эй, Альфонсо, двинь копытами, живо!
Вырвавшись с автостоянки, я как безумный рванулпо пустынным улицам. Я
проскакивал светофорына желтый.На шее моей угрожающе пульсировалавена.
Небо превратилось в шершавую губку. Я проклинал тот день, когда один из моих
сперматозоидовпробился в яичникиЖожо и породил Уильяма. Почему мне никто
не сказал, что превращение в родителя обречет меня на такие муки?
Я винил среднюю школу имени Нила Армстронга. Это так называемое учебное
заведение не научило меня быть родителем.
Никаких машин скорой помощи на Глициниевой аллее не было, языки пламени
не лизали крышу.Дом вообще былпогружен втемноту.Яворвался внутрь и
завопил:
- Уильям! Уильям!
Из гостиной доносились тихие звуки. Наэкране резвились телепузики,а
на диване спал отец. Кто-то (кроме Уильяма некому) исчеркал маленькую лысину
черным фломастером. Я быстро обыскал дом. Уильяма нигде не было.
Моегосына нашлаРози,внепристойный часзаявившаяся с очередного
кутежа. Уильям спал, голым, под раковиной в собачьей корзине. Глядя на него,
я вспомнил плакат,призывавший собирать средства для Общества защиты детей.
Весьма вероятно,чтоУильям наелся собачьихгалет: кегогубам прилипли
крошки, несколько галетинбыли зажатыв маленьком кулачке. Если социальная
службапрознаето случившемся,моегоребенка упекутв детский приют,а
таблоид "Сан" непременно окрестит его "собачьим выкормышем".
Отца я наказал тем, что не сообщил ему о разрисованной лысине.
Уложив Уильямаспать, включил телевизориузналрезультаты выборов.
Приятно,конечно,былопосмотреть,каквысокомерныеи напыщенные кегли
консерваторов сбиты шарамиэлекторатанакегельбанеистории, ногвоздем
выпуска стало появление Пандоры на балконе городской управы.
РядомсПандорой стоял Барри Кенти дирижировал толпой, распевавшей:
"О, Пандора, мы тебя обожаем", на мотив бетховенской "Оды к радости".
ЕесходствосЭвойПеронбыло воистинупоразительными, по моему
глубокому убеждению, вполне намеренным.
Я вспомнил, какв школе Пандора написаларефератоюжноамериканских
диктаторах ив какую ярость впала, когда получила четверку с минусом вместо
обычнойпятерки с плюсом. Учитель историимистерФаггнаписал наполях:
"Тщательно подготовленная работа, изложенная,как обычно, блестящим стилем,
ноомраченнаяпространнымиобескураживающенеуместнымэссенатему
пристрастия Эвы Перон к Баленсьяге (18)".
Рози ненадолго селарядомсомной-посмотреть, какчленынового
лейбористского правительствапразднуют победувКоролевскомФестивальном
зале.