Хотяведьникогданезнаешь, чтостобойбудет. Насвоемопытеяубедился, чтосупругиприходятиуходят, абытьродителемнеперестаешьникогда. Кактамговорится?Покасмертьнеразлучитнас.
***
ВПарижемыпланировалиуспетьсделатькучудел.
ПэтхотелподнятьсянаЭйфелевубашню, ноочередьбылажуткодлинной, имырешилиотложитьсвоюэкскурсиюнаследующийраз. ЯдумалповестиеговЛувр, нопотомрешил, чтоомслишкомдляэтогомал, амузей, наоборот, оченьбольшой.
ПоэтомумысначалапроехалинаречномтрамвайчикевнизпоСене, апотомперекусилихрустящимибутербродамивмаленькомкафе.
— Французскийсырнаподжаренномхлебе, — сказалПэтснабитымртом, — вотчтоможетбытьпо-настоящемувкусно!
ПотоммыпошливЛюксембургскийсадипогонялиподегокаштанамипластиковыйфутбольныймяч, наскамейкахсиделимолодыепары, авокругнихразгуливали, принюхиваяськстволамдеревьев, идеальноухоженныесобаки. Приэтомвсевокругнаспочему-токурили, какбудтовернулисьвпятидесятыегоды.
Этовоскресеньенеочень-тоотличалосьотнашихобычныхвоскресений, еслинесчитатьпрогулкипорекеироскошныхфранцузскихбутербродов. Ноунасобоихбылоощущение, чтоэтоособыйденьи, наверное, насердцеунасбылонеобыкновеннолегко. Вовсякомслучае, нетак, какобычновЛондоне… Такойденьхочетсявложитьвбутылку, чтобысохранитьнавсюжизньичтобыниктонемогувасегоотобрать.
Всешлопрекрасно, покамыневернулисьнаСеверныйвокзал. Сразуже, кактолькомывошливзалотправленияпоездов, расположенныйнапервомэтажездания, почувствовали, чточто-тонетак. Кругомтолпилисьлюди. Путешествующиеодиночкисосвоимирюкзаками, бизнесмены, группытуристовсэкскурсоводами— всерастерянночего-тоожидали, потомучтонапутяхявнобылочто-тоневпорядке. Толькониктонезнал, чтоименно.
Поезданеприбывалиинеотправлялись.
Тут-тояипонял, чтомыздорововлипли.
***
Янесказаннорад, чтомойсобственныйотецнедожилдовсегоэтого. Онбыумеротразрывасердца, клянусьБогом!
Хотявглубинедушиязнал, чтоникогданепроводилбесконечноеколичествочасоввобществеотцаимойсобственныйотецникогданевозилменявПарижнаодиндень.
Может, яивыроспододнойкрышейсмоимотцом, но, работаяшестьднейвнеделюдопозднеговечера, онвозвращалсядомойсовершенноизмотанный, невсостояниипроизнестинисловаи, сидяпередтелевизором, молчасъедалприготовленныйдлянегоужин, усталонаблюдая, кактанцуютдевушкиизансамбля«ПэнзПипл».
Из-затогочтоотецмноготрудился, чтобызарабатыватьденьги, мыснимредкобываливместе. СПэтомменяразделялиразводсегоматерьюиневозможностьжитьснимиводномдоме. Имеласьливэтомзначительнаяразницамеждумоимотцом, мнойиПэтом? Да, имелась.
Дажееслипринятьвовниманиетотфакт, чтоотцаявиделредко— илиясебеэтопридумал? — ядосихпорпомнюкаждуюнашуснимигрувфутбол, каждыйсовместныйпоходнастадион, дажевсепосещениякино. Приэтоммойотецникогданеопасался, чтоменяунегоотнимутилияначнуназыватьпапойкого-тодругого.
Онмногоеповидалвсвоейжизни— голодноебедноедетство, мировуювойну, иумеронотрака. Ноникогдаемунегрозилорасставаниессыном.
«Ну, подожди. Придетотецдомой», — сноваисноваповторяламоямать. Такяипровелсвоедетство, ожидая, когдаотецпридетдомой. Может, иПэттакжеждалменя. Носердцемонпонимал, чтоегопапаникогданепридетдомой. Большенепридет.
Мойотецвсегдасчитал, чтосамоеужасноенасвете— бытьплохимродителемдлясвоегоребенка. Но, оказывается, естькое-чтоипохуже.
Бытьдлясвоегоребенкачужим.
Конечноже, яхочу, чтобымойсынбылсчастлив. Яхочу, чтобыонхорошоотносилсяксвоейматери, чтобыонладилсееновыммужем, чтобыунеговшколевсешлохорошоичтобыонсознавал, чтоемуповезлостакимдругом, какБерниКупер.
Ноещеяхочу, чтобымойсынлюбилменятакже, какраньше.
Давайтенебудемзабыватьтакуюмалость.
2
Когдачерноетаксимедленновъехалонаулицу, гдежилПэт, мойсынужедавнокрепкоспал.
Ятеперьредковижусвоегосынаспящим, поэтомумненамгновениепоказалось, чтовремясловноповернуловспять. Когдаоннеспал, наегосимпатичномлицебудтозастываловыражениенастороженности, отчегосердцеуменясжималось. Мнеказалось, чтомойребенокмучительнопытаетсяопределитьсвоеместомеждуразведеннымиродителями. Своимвнимательным, сосредоточеннымвзглядомоннащупывалбезопаснуютерриториюнаминномполеродительскихвзаимоотношений, потомучтоегоматерииотцузавремяегопокаещекороткойжизнипочему-товдругнаскучиложитьпододнойкрышей. Новоснееголицосмягчалосьинанемвновьпоявлялосьбеззащитноевыражение. Ничтонасветебольшеегонетревожило.
Вокнахегодомаяркогорелсвет. Вседомашниестоялиудверей, ожидаянашеговозвращения.
ЛицомоейбывшейженыДжины, тосамоелицо, вкотороеякогда-товлюбился, былоискаженоотярости.
Рядомснейстоял, придерживаяееподруку, Ричард— накачанныйисамодовольныйвтороймуж.
ДаженяняУлипринялапозусварливойторговки, угрожающесложиврукинагруди.
Итолькоогромногоростаполицейский, оказавшийсятутже, смотрелнаменяснекоторымсочувствием. Возможно, онтожебылоднимиз«воскресныхпап».
Покаярасплачивалсясшофером, Джинарешительнымшагомнаправиласьнамнавстречу. Распахнувдверьмашины, яосторожновзялсынанаруки. Скаждойнеделейонстановилсячуточкутяжелее. Джинасразужеотобралаегоуменястакимвыражениемлица, словномыснейникогданевстречались.
— Тыклиническийпридурок?
— Нашпоезд…
— Тысовсемненормальный? Илиделаешьэтонарочно, чтобылишнийразобидетьменя?
— Япозвонилсразуже, кактольковыяснилось, чтомынеуспеваемприбытьвовремя.
Этобылоправдой. ЯзвонилимсСеверноговокзала, смобильного, которыйодолжилупрохожего. Джинавзвилась, узнав, чтомызастрялинавокзалевчужойстране. Мнеещеповезло, чтоянемогдолгоговорить.
— Париж. ЭтотчертовПариж! Даженеспросивменя. Даженеподумав!
— Извини, Джина. Яоченьвиноват.
— «Извини, Джина. Яоченьвиноват», — передразнилаонаменя.
Мнеследовалобыдогадаться, чтоонасразуначнетменяпередразнивать. Есливыбылиженаты, тодолжнызнатьсовершенноточно, какстроитсясемейнаяссора. Прямокакубоксеров, которыеужевстречалисьнаринге. КакАлииФрезер. ДюраниШугаРэй. ЯиДжина. Слишкомужхорошомызнаемдругдруга.
Онапристрастиласьэтоделать— передразниватьменя, — когданашбраксталпотихонькуразваливаться. Онаповторяламоислова, налетуотыскиваявнихкакой-тотайныйсмысл, ишвырялаихвменявместеспредметами, которыепопадалисьейподруку. Никакиеизвинения, объясненияиоправданиясмоейсторонынесрабатывали. Личноявсегдасчиталэтотприемударомнижепояса.
Авообще-томыснейнетакужчасторугались. Нетакойунасбылбрак. Вплотьдосамогоконца. Хотясейчасобовсемэтомужетрудносказать.
— Мытутчутьсуманесошли! Тыдолженбылпойтиснимгулятьвпарк, анетащитьегонепонятнокудачерезвсюЕвропу.
ЧерезвсюЕвропу? Ну, этоона, конечно, загнула. Хотяэкстравагантноепреувеличение— совсемвдухерассерженнойДжины.
Труднослышатьтакиесловаотженщины, которая, будучиподростком, однаотправиласьвЯпониюипрожилатамцелыйгод. Атакоепутешествие— этововсене«всяЕвропа». Однакооноейпонравилось, иДжинасобираласьпоехатьтудаснова.
Еслибыневстретиласьсомной. Еслибынезабеременела. ЕслибынеотказаласьотЯпониирадисвоихмальчиков. РадиПэтаименя.
Когда-томыбылиеемальчиками. Мыоба. Ноэтовсевдалекомпрошлом.
— ЭтовсеголишьПариж, Джина, — сказаля, заранеезная, чторазозлюее, нонесмогудержаться. Мыслишкомхорошозналидругдругаи, ругаясь, умелиприэтомсоблюдатьприличия. — Этовсеравно, чточерездорогу. Парижфактическинаходитсяпососедству.
— ВсеголишьПариж? Емужетолькосемьлет. Емуутромидтившколу.