А ведь ты ее даже не видел! Она действительно прекрасная девушка…
- Виталик! - оборвал его отец, - Кто мешает тебе жениться на этой прекрасной девушке несколько позже, ну лет, скажем, через пять-семь?
- Это насмешка?
- В моем предложении нет ничего смешного. Это, если хочешь, мой тебе жизненный совет, основанный на трезвом рассуждении и жизненном опыте.
- Жизненный совет... - Виталик подавил ироническую улыбку, - Я, папа, женюсь. Женюсь сейчас!
- Хорошо. Ты хочешь этого ребенка?
- Ну папа! Я тебе еще раз повторяю, нет никакого ребенка! Я женюсь потому... потому... что я так решил!
- Решил? - теперь улыбнулся отец, - Это хорошо. Это хорошо, что решения ты принимаешь самостоятельно. Так ты говоришь, нет никакого ребенка… а что же тогда есть, Виталик? - взгляд отца сделался острым, как пика.
Черный зрачок, нацеленный прямо на него и пронизывающий его насквозь, привел Виталика в замешательство.
- Есть... - пролепетал он, - Есть эта девушка, папа.
- Эта девушка... - задумчиво повторил Николай Григорьевич и углубился в себя. Он пощипывал бородку и молчал, как будто переваривал важную информацию.
- Пап, я пригласил ее к нам в субботу на ужин, - осторожно сказал Виталик.
- Что?! - отец как будто вышел из забытья - Мама знает об этом?
- Нет.
- Гм... - брови его сдвинулись к переносице, - Когда же ты собираешься ей сообщить? Сегодня пятница.
- Я хотел попросить тебя… Ты не мог бы ей сказать?
- Я? - по лицу Николая Григорьевича пробежал легкий испуг, - Хорошо. Я скажу. Ты уверен, что... что ты этого хочешь?
- Пап, сколько можно…
- Ладно, ладно. - Николай Григорьевич поднялся и заходил по кабинету. Это новое обстоятельство взволновало его.
- Сынок… не подумай, что я хочу как-то повлиять на твое решение, но… как же твоя "девятка"? - отец намеренно употребил это "твоя", дав сыну прочувствовать весомость своего довода. Машину эту он планировал подарить сыну за успешно защищенный красный диплом. Деньги на нее Николай Григорьевич собирал загодя, хотел брать за наличные, чтобы выпускать сына в новую жизнь без долгов, чтобы, так сказать, с чистого листа…
- А что "девятка"? - Виталик привстал с дивана, лицо его вытянулось.
- Сынок, - значительно сказал Николай Григорьевич, - Расходы на свадьбу, жилье…
- Я согласен на скромный вечер, я буду работать, у Любы есть квартира, а на хлеб нам двоим я заработаю, - выпалил он скороговоркой.
- У Любы есть квартира... а где она, эта квартира?
- В Украинске.
- И ты собираешься в этом Украинске жить?
- Собираюсь, - ответ его прозвучал не так уверенно, как все предыдущие слова.
Николай Григорьевич некоторое время разглядывал сына, а потом покачал головой.
- А на работу как собираешься добираться?
- Но у меня же будет машина...
Виталик следил за отцом, не отрываясь: как мягко он расхаживал по толстому ковру, пощипывая бородку и не глядя на него.
- Будет видно, - вынес свой приговор отец.
Услышав тон его голоса, Виталик облегченно выдохнул. Он повеселел и, расслабившись на диване, спросил:
- Так ты скажешь маме?
- Скажу.
- Пап, попроси ее, чтобы она не очень… ну, чтобы не смотрела волком.
- Попрошу.
На следующий день, когда Виталик привез Любу на такси в ровно назначенный час, шел дождь. Они переступили порог квартиры. В воздухе стояло электричество: казалось, произведи они малейшее неосторожное движение, и ударит молния в две тысячи вольт.
- Папа, это Люба, - Виталик был рад, что дверь им открыл отец, а не мать, которая одним своим неприступным видом могла бы ввести Любу в ступор.
Николай Григорьевич увидел мягкий овал лица, нежные юные губы, и глаза, которые своей синевой затопили прихожую. Он протянул руку и вдруг почувствовал, как сердце его размягчилось, и по телу, начиная от кончиков пальцев к самой груди заструилось мягкое тепло. Ему стало безразлично, кто эта девушка, из какой семьи, и что она хочет от его сына. Главное было - что она есть, есть эта девушка… И самое печальное, - подумалось ему, - Что сын действительно не понимает, какая женщина рядом с ним.
- Очень рад, Николай Григорьевич… - он хотел сказать еще много хороших слов - он хотел сказать, что теперь никто и ни за что не сможет их разлучить, и с этого момента он безусловно принимает ее как свою дочь и даже больше - он становится на ее защиту - и пусть только сын или кто-либо другой посмеет ее чем-нибудь обидеть… но почему-то не нашелся, а только все смотрел на ее свежее лицо, на волосы, которые от влажной погоды завились тугими колечками, и на дождинки, подрагивающие в них.
Глава 2
Они стали жить втроем: Виталик, Люба и Олег. Свадьба была сыграна в начале июля, как только Люба сдала выпускные экзамены. Виталик поступил к отцу на кафедру преподавателем, - было решено, что это надежнее, чем искать заработка у капиталистов.
Люба уже готовилась к сдаче экзаменов в институт иностранных языков, когда узнала, что беременна, - конечно, поступление пришлось отложить. Она понимала, что беременность и будущий ребенок отодвигают ее мечту года на три-четыре, как минимум. Это погрузило ее в некоторое уныние, но она утешала себя мыслью, что все могло бы быть и хуже.
Виталик оказался заботливым семьянином, о которых говорят: "всё в дом". Она ни в чем не знала отказа еще и потому, что Николай Григорьевич старался предупредить малейшее ее желание: доставлял самые лучшие и самые свежие продукты, подарил ей дорогую шубу, подарил их семье новенькую "девятку" и не знал, что бы еще такое подарить, чтобы порадовать Любу. Иногда он запросто приезжал к ним прямо с работы, привозил какие-нибудь деликатесы, редкостные фрукты и оставался на целый день просто так, ничего не делая, без всякой цели.
Любе нравилось все это изобилие, но что значит хорошее питание и шуба по сравнению с мечтой, которая все никак не исполняется, да и исполнится ли... Однажды она поделилась своими сомнениями со свекром. Она вообще была с ним более близка, чем с мужем, и могла рассказать ему обо всем: об отношениях с Виталиком, о непонимании свекрови, наконец, о беременности, которая была для нее не так желанна, как хотелось бы. Кстати, он узнал об этом первый, и обрадовался, как ребенок.
- Любочка, ну что же ты, обязательно хочешь в иняз? - Николай Григорьевич не понимал, зачем такому совершенному существу совершенствоваться еще и в иностранных языках. По его мнению, нельзя было улучшить прекрасное.
- Понимаете, - Люба скромно опустила глаза, - Женщина без образования - кухарка.
- Ну что ты, Любочка! Да как ты можешь о себе такое говорить, да ты же прелесть необыкновенная! А если ты так уж хочешь быть образованной, так давай ко мне на биофак - и будет тебе образование.
Люба замешкалась. За предложение следовало бы поблагодарить, но как бы повежливей отказаться? Биология была той сферой, к которой у нее не было ни малейшего интереса, да и нежизненная она, эта биология. Ну куда она пойдет работать после окончания - биологичкой в школу? К тому же, свекор был заведующим кафедрой паразитологии, и от одного этого названия ее слегка подташнивало.
- Мне кажется, что к биологии у меня нет способностей…
- Ну нет, и не надо, - Николай Григорьевич разгадал ее смущение, - А хочешь, я устрою тебя к своему хорошему приятелю на экономический?
Люба медлила. Экономический, как будто, получше будет, но там, пожалуй, и потрудней. Она никогда не тянулась к точным наукам и, по-видимому, не имела к ним никаких способностей.
- Я не знаю… там, наверное, трудно?
- Какое там "трудно"! Отдадим документы, и можешь про него забыть. А диплом тебе, действительно, не помешает. Факультет солидный, университет - в десятке лучших в Украине, - решайся.
- Разве только для того, чтобы время не терять… - Люба помолчала, - Все же нравится мне не это, не вижу я себя в этой сфере.
Николай Григорьевич на мгновенье задумался.