- А какие писатели? - невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
- Ну Лев Толстой, - сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. - Пушкин, Лермонтов…
- А Достоевский? - съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
- У Достоевского характер был вредный, - сварливо заметил Евстигнеев, - он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. - Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше - «Дом-музей В. А. Жуковского».
- Ерунда какая-то получается, - возмутился Эдик. - У вас что, все писатели жили?
- Все! - невозмутимо ответил Евстигнеев.
- Не верю! - заупрямился парень.
- Значит, вы - атеист, - спокойно констатировал Евстигнеев. - Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! - И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
- Садитесь, - кивнула она головой, - я сейчас. - Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: - Что у вас?
- Да вот, - сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, - парня укусил дикий зверь.
- Дикий? - вытаращила глаза девушка. - Какой зверь?
- Медведь, - промычал детина.
- Так… Ясно. Он на вас напал сам?
- Сам. - Эдик отвел глаза в сторону.
- А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?
- Еще как бросились! - пожаловался Эдик. - Он разговаривал!
- Ну что ж, - вздохнула девушка, - все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.
Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.
- Имя? - спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.
- Эдик! - представился парень. - Можно Эдуард.
Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:
- ФИО!
- Что? - не понял парень и приложил ладонь к уху.
- ФИО! - повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. - Фамилия, имя, отчество.
- Эдуард Васильевич Скоробогатов, - с расстановкой произнес Эдик. - У меня даже права где-то есть… - Он захлопал себя по карманам.
- Не нужно, - остановила его девушка. - Профессия?
- Новый русский! - осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.
«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», - подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:
- Место работы - «Флибустьербанк».
Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.
- Раздевайтесь, - сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. - Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!
Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.
- Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…
Багровый Эдик работал, как поршневой насос.
- Теперь не дышите!
Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.
- Что это вы такой слабый? - донеслось до него словно сквозь вату. - Вон побелели аж!
«Побелеешь тут», - с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.
- Все ясно, - четко сказала медсестра, - вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!
- Точно! - изумился Эдик. - А как вы догадались? Неужели видно?
- Работа такая, - рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.
Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.
Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.
- Выпейте, - сказала медсестра строго, - перед уколами надо дезактивировать организм.
Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.
- Горько! - пожаловался он.
- Естественно, - пожала плечами медсестра.
- А если я не выпью?
- Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.
- Ну ладно! - решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.
Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.
- Туалет прямо по коридору, - не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.
Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.
- Ну вот и хорошо, - вздохнула девушка, - теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.
- А не много? - забеспокоился Евстигнеев. - Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.
- Конечно, - обрадовался Эдик. - Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?
Медсестра задумалась.
- Ну ладно, - наконец решилась она, - хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… - и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.
Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.
- Отдышись, - сказал он участливо и уселся рядом.
Эдик медленно приходил в себя.
- Ты на меня зла не держи, - говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. - Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!
- Это я погорячился, - сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, - тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!
Евстигнеев загадочно усмехнулся:
- Экология у нас, брат, такая! Поневоле приходится быть в форме, иначе… К тому же и другие причины есть, - уклончиво добавил он.