– Ну уж Блюхера-то? - она чуть не плакала.
– Блюхера видел. Под Волочаевкой. Он мне орден вручал. И потом много раз.
– Под Волочаевкой… - мечтательно проговорила Надежда. - Это про которую в песне: «Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни»?
– Про нее.
– Ух ты!.. А орден, орден за что дали? Ведь орден Красного Знамени за подвиг дают! - Ее глаза умоляли.
– Не ведаю, что ты понимаешь под подвигом, а дали за взятие неприступной позиции. Разметал мой эскадрон белогвардейскую часть, начал наступление…
– А ранение?
– Это уже на границе, недавно.
Надежда сделала скорбное лицо:
– Больно было?
– Боли в госпитале начинаются. В бою - горячка, хватил казачок шашкой - свет и померк. Потерял сознание.
Они помолчали. Рябинин встал размять ноги, подошел к окну.
Стемнело. Желтый свет фонарей выхватывал запоздалых прохожих.
Надежда поднялась, стала рядом. Андрей ощутил ее взгляд, повернулся. Губы и блестящие глаза были так близко. Он ловил ее запах, и этот запах возбуждал. Кровь ударила в голову, Андрей схватил ее плечи, жадно поцеловал пухлые губы, почувствовал тепло упругой груди.
Надежда высвободилась, отстранилась, повернула голову в сторону и зашептала:
– Не надо, не так скоро, товарищ Андрей, стыдно так быстро.
Он овладел собой: «Действительно, что это я, как с цепи сорвался. Нам вместе работать предстоит, да и девчонка малознакомая».
– Темно, надо свет зажечь, - Андрей прошел через комнату и щелкнул выключателем.
Надежда стояла спиной к окну. Она прибирала волосы и улыбалась.
– Я провожу тебя. Где ты живешь? - нарушил молчание Рябинин.
– У порта, за Каменным мостом направо, - ее глаза светились нежностью. Для Андрея это было мучительно.
– Идем, уже поздно, - твердо сказал он.
– Только доедем до рынка на трамвае - ночью бандиты шалят, - предупредила Надежда.
– Боишься?
– Еще бы! Вчерашней ночью лабаз взяли, убили милиционера. Судачат, шайка Гимназиста налетела.
– Вчерашней ночью? - вспомнил Андрей. -
Я слышал выстрелы. Кто такой Гимназист?
– Не знаю. Ходят слухи, будто разбойничает он в гимназической фуражке, оттого и зовут его Гимназистом. Года два его ловят, да никак не поймают.
Андрей подошел к сундучку, достал «браунинг» и сунул его в карман.
– Думал, больше не пригодится верный друг, - усмехнулся он.
Надежда приблизилась и крепко обняла Рябинина:
– Ты такой смелый, Андрей Николаич!
***
Добрались они без приключений.
По возвращении Андрей зашел в трактир поужинать. Сделав заказ, поразмыслил и велел принести водки. Нестерпимо захотелось напиться, смешаться с пьяной, безрассудной публикой.
Водка сделала свое - фигуры посетителей поплыли в табачном мареве, стало легко и весело.
Вернувшись домой, он лег на диван и провалился в непроглядную темноту сна.
Во сне явился ему Маяковский - плакатный, бешеноглазый, руки в карманах брюк. Поэт молчал и хмурил брови. Вдруг рядом очутилась Виракова. Зыркала Надежда глазами и непристойно поднимала юбку, под которой не было ничего, кроме соблазнительных женских прелестей. Андрей пытался ее схватить, но она со звонким смехом ускользала, а он мучался. Кто-то хлопнул его по плечу, он обернулся и увидел улыбающегося Ковальчука. «Хочешь, завком тебе поможет?» - предложил старый рабочий. Андрей хотел. Он увидел, как Ковальчук вместе с невесть откуда взявшимся Петровичем ловят уже совершенно голую Виракову. Вот они поймали ее и закричали Андрею: «Сначала завком, товарищ Рябинин, сначала завком!..»
Возник из тумана Каппель. Был он весел, в новеньком мундире, при орденах и с неизменной папироской. Спросил с улыбкой: «Орден, значит, тебе дали за подвиг?» Андрей начал гадко оправдываться, словно нашкодивший гимназист. А Каппель рассмеялся: «Перестань, Миша.
Все мы мертвецы, и ты тоже - мертвец!» Сказал и исчез. Вновь появился Маяковский, обретший голос. Орал поэт, топая ногами: «Строит, рушит, кроит и рвет! Гудит и звенит! Ух, как гудит и звенит, юная армия - ленинцы!..» …Звенел старый походный будильник.
Глава IX
На завод Рябинин ехал в сумрачном настроении. Мысли крутились вокруг бестолкового сна, и он, как ни старался, не мог от них избавиться. Андрей лениво и раздраженно прислушивался к болтовне пассажиров трамвая - все лучше ночных воспоминаний. В разговоре лидировала дородная женщина средних лет: -…А сторожа не порешили, да! Тюкнули по голове, но живой остался. Он - знакомый моего мужа, сама видела - уже оклемался. Вот минтона убили.
– Милиционер тот - Саша Иванцов, сосед наш, хороший парень был, добрый такой! - запричитала певучим голосом грудастая молодка. - Жалко, детишки остались…
– Нашла кого жалеть, сердобольная! Одним изувером-кровопийцей меньше, - ввернула черная, скукоженная от времени старуха. - Деток - оно, конечно, жалко, деточки не виноватые.
– Бога побойтесь, баб Шура! - возмутилась молодка. - Как же не пожалеть Сашку-то? Знала я его - порядочный, душевный человек был. Служат и в милиции хорошие люди, случается!
Старуха продолжала бубнить под нос что-то неразборчивое. Дородная вздохнула:
– Ой, всюду хватает и добрых, и дурных. Вот и Гимназист-то - сторожа не тронул! А ведь посмотреть - так бандит.
– Да кто вам доложил, стервятницы, что был там Гимназист? - не выдержал сидевший впереди остроносый мужичок. - Мало ли налетчиков в городе?
– Не мы решили, любезный, милиция разобралась, - терпеливо объяснила дородная. - На месте-то злодейства пуговка гимназическая нашлась. Он, убивец, и лиходействовал, ясно, как божий день!
– Он! Он! - закивали женщины.
– Что деется, а? - саркастически подивился мужичок. - Не трамвай, а уголовный розыск!
Между тем вагон остановился, и вошла только одна пассажирка - вчерашний интерес Андрея. Она несла в руках перевязанную бечевкой стопку книг. Рябинин отвлекся от сплетен и воспрял духом. Незнакомка быстрым взглядом окинула вагон, на мгновение задержалась глазами на Андрее и проследовала к кондуктору - заплатить за проезд.
Рябинин помнил, что ей выходить на следующей остановке, и лихорадочно соображал. Колеса стучали на стыках, его сердце стучало сильнее. Вдруг она обернулась, их глаза встретились: ее - любопытные и немного удивленные, его - жаждущие, поглощающие. Недоуменно подняв брови, девушка с усмешкой отвернулась.
Трамвай приближался к остановке. Андрей решительно поднялся и направился к дверям. Вагон затормозил. Девушка вышла на мостовую, Андрей последовал за ней. Догнав ее, он откашлялся и проговорил:
– Прошу простить мою дерзость и назойливость, барышня! Могу я предложить вам помощь?
В ее глазах прыгали веселые чертенята.
– Помощь? В чем же?
– Позвольте донести ваши книги, они наверняка тяжелы! - выпалил Андрей.
Девушка остановилась.
– Вы знаете, как раньше это называлось? - строго спросила она.
– Простите, что?
– Ваше поведение. Жуирство, вот как! С виду - приличный человек, орден у вас геройский, а к девушкам на улице пристаете, нехорошо! - Незнакомка продолжила свой путь.
– Извините, я не имел желания вас обидеть, - не унимался Андрей. - Мне захотелось вам помочь и поговорить… по-французски…
– По-французски?! - Ее брови поднялись, выразив крайнее удивление.
– Хм, вы ведь знаете французский? - Андрей вошел в кураж. - Несомненно! Такая девушка обязана иметь блестящее образование.
– Значит, по-французски? - улыбнулась незнакомка.
– Именно!
– Браво! - Она прыснула от смеха. - Прелестно! Чудно! На улице, белым днем, на седьмом году Советской власти! Блеск!..