Я замер, как человек, совершивший святотатство. Какое то мгновение она пристально смотрела на меня, я смутился и выпустил ее руку.
Невинность, которую излучали глаза этого ребенка, испугала меня, и мне стало страшно от мысли, что меня могут увидеть здесь. Я подумал, что было
бы последней низостью связать ее имя с моим. Эти мысли придали мне силы. Я, как одежду, сбросил с себя усталость и, выпрямившись, решительно
шагнул к окну. Не говоря ни слова, я уже было раздвинул шторы, как вдруг ее рука легла на мой мокрый рукав.
– Что вы делаете, сударь? – с тревогой воскликнула она. – Вас могут увидеть.
Я был одержим мыслью, которая должна была бы прийти мне в голову прежде, чем карабкаться на ее балкон, и моим единственным желанием было
выбраться отсюда как можно скорее.
– Я не имел права входить сюда, – пробормотал я. – Я… – я не стал договаривать, мое объяснение могло запятнать ее. – Спокойной ночи! Adieunote
22! – резко закончил я.
– Но, сударь… – возразила она.
– Пустите меня, – сказал я почти грубо и высвободил свою руку.
– Подумайте, ведь вы устали. Если вы уйдете сейчас, сударь, вас непременно схватят. Вам не следует идти.
Я тихо засмеялся, правда, с некоторой горечью, так как был зол на себя.
– Тише, дитя мое, – сказал я. – Если этому суждено случиться, пусть так и будет.
С этими словами я раздвинул шторы и распахнул окно. Она осталась стоять посреди комнаты, наблюдая за мной, лицо бледное, в глазах – боль и
изумление.
Я бросил на нее прощальный взгляд, перелезая через балкон. Затем я спустился тем же путем, что и поднимался. Я повис на руках, пытаясь отыскать
ногой карниз, как вдруг в голове у меня зашумело. В моих глазах промелькнула белая фигурка, склонившаяся ко мне с балкона; потом глаза мои
заволокло туманом; я почувствовал, что падаю; на меня как будто налетел буйный ветер; а потом – ничего.
Глава V ВИКОНТ ДЕ ЛАВЕДАН
Проснувшись, я обнаружил, что лежу в постели в изысканных апартаментах, просторных и залитых солнечным светом, но совершенно мне незнакомых.
Какое то время мне было приятно лежать и ни о чем не думать. Мои глаза лениво блуждали по этой со вкусом обставленной спальне и наконец
остановились на фигуре худого сгорбленного мужчины, который стоял ко мне спиной и перебирал какие то склянки на столике недалеко от меня. Тут я
окончательно проснулся и начал соображать, где я нахожусь. Я посмотрел в открытое окно, но из постели я мог увидеть только голубое небо и
очертания гор в дымке тумана.
Я напряг память и вспомнил все события прошлой ночи. Я вспомнил девушку, балкон и мой побег, завершившийся головокружением и падением. Меня
принесли в тот самый замок или… Или что? Никаких других предположений не приходило мне на ум, и, поскольку рядом находился человек, у которого я
мог все узнать, я решил не ломать себе больше голову.
– Послушайте, сударь! – окликнул я его и попытался пошевелиться. Я вскрикнул от боли. Мое левое плечо онемело и распухло, а мою правую ногу
пронзила острая боль.
Услышав мой крик, этот маленький сморщенный старик резко повернулся ко мне. У него было хищное лицо, желтое, как louis d'ornote 23, с большим
крючковатым носом и черными глазами бусинками, которые серьезно смотрели на меня. Если бы не рот, его лицо выглядело бы зловещим; было видно,
что этот рот часто смеется, и, следовательно, у его обладателя хорошее чувство юмора. Но тогда у меня не было возможности как следует
рассмотреть его, потому что я услышал еще какое то движение у моей кровати и посмотрел в ту сторону.
Но тогда у меня не было возможности как следует
рассмотреть его, потому что я услышал еще какое то движение у моей кровати и посмотрел в ту сторону. Ко мне приближался хорошо одетый дворянин
внушительного роста.
– Вы проснулись, сударь? – произнес он.
– Будьте так любезны, сударь, скажите мне, где я нахожусь? – спросил я.
– Вы не знаете? Вы – в Лаведане. Я – виконт де Лаведан, к вашим услугам.
Хотя я ничего другого не ожидал, но почему то удивился и задал совершенно глупый вопрос:
– В Лаведане? Но как я попал сюда?
– Как вы сюда попали, мне неизвестно, – он засмеялся. – Но готов поклясться, королевские драгуны дышали вам в спину. Мы нашли вас прошлой ночью
во дворе без сознания, с раной в плече и с растяжением ноги. Это моя дочь подняла тревогу и призвала нас всех на помощь. Вы лежали под ее окном.
– Затем, увидев изумление в моих глазах и приняв это за тревогу, он воскликнул: – Нет, не бойтесь, сударь. Вы поступили очень разумно, приехав к
нам. Вы попали к друзьям. Мы здесь, в Лаведане, тоже орлеанисты, хотя я и не участвовал в сражении при Кастельнодари. Это не моя вина. Курьер
его светлости прибыл ко мне слишком поздно, и, хотя я выехал вместе с моими людьми, мне пришлось повернуть назад, когда я доехал до Лотрека и
услышал, что решающее сражение уже произошло и наши потерпели сокрушительное поражение. – Он тяжело вздохнул. – Да поможет нам Бог, сударь!
Похоже, на этот раз монсеньер де Ришелье добьется своего. Но пока вы здесь, вы в безопасности. Пока Лаведан вне подозрений. Как я уже говорил, я
опоздал на сражение и поэтому вернулся спокойно домой спасать свою шкуру, чтобы послужить еще нашему делу, если представится такая возможность.
Укрывая вас, я служу Гастону Орлеанскому, и для того, чтобы я мог продолжать это делать, я молю Бога, чтобы подозрение продолжало обходить меня
стороной. Если в Тулузе узнают об этом – или о том, как я деньгами и другими средствами помогал этому восстанию, – я нисколько не сомневаюсь,
что платой за все будет моя голова.
Я был поражен, с какой свободой этот очень добродушный дворянин обратился с изменнической речью к совершенно незнакомому человеку.
– Но скажите мне, господин де Лесперон, – продолжал мой радушный хозяин, – что же с вами произошло?
Я вздрогнул от удивления.
– Как… откуда вы знаете, что я – Лесперон? – спросил я.
– Ma foinote 24! – рассмеялся он. – Неужели вы думаете, что я мог говорить столь откровенно с человеком, о котором ничего не знаю? Не думайте
обо мне так плохо, сударь, умоляю вас. Я нашел эти письма у вас в кармане прошлой ночью и по подписи узнал, кто вы. Ваше имя мне хорошо
известно, – добавил он. – Мой друг господин де Марсак часто говорил о вас и вашей преданности делу, и мне доставляет немалое удовольствие
оказать услугу человеку, которого я высоко ценил уже заочно.
Я откинулся на подушки и застонал. В хороший же переплет я попал! Приняв меня за этого несчастного мятежника, которому я помог в Мирепуа и чьи
письма я взялся доставить к женщине, имя которой он так и не успел назвать перед смертью, виконт де Лаведан вылил на меня эту изобличающую
историю своей измены.
Что, если открыть ему глаза? Что, если сказать, что я не Лесперон и вообще никакой не повстанец, а Марсель де Барделис, фаворит короля? Вряд ли
он сочтет меня вражеским лазутчиком; но совершенно очевидно, что моя жизнь будет для него угрозой; он будет опасаться моего предательства и,
чтобы защитить себя, может пойти на крайние меры.