Он признался, что может отпустить солдат со мной, но цена за каждого из них Должна быть поднята как минимум вдвое. Я
ответил, что такая сумма не по карману Миланской коммуне, и он постепенно снизил цену до двадцати флоринов, при этом поклявшись всеми
французскими святыми, что не уступит более ни сольдо note 74. Я попросил его хорошенько подумать и отправился восвояси, поскольку час был уже
поздний. Но утром я послал ему записку, в которой извещал его, что направляюсь набирать людей в швейцарские кантоны.
У Фачино от изумления отвисла челюсть.
– О Боже! Как ты мог так рисковать?
– Какой там риск! Я сразу раскусил этого Бусико – ему так хотелось получить деньги, что мы, как мне кажется, сумели бы договориться и о меньшей
сумме, не будь она оговорена в вашем письме. Так что мне никуда не пришлось ехать, я подписал от вашего имени договор, и мы расстались друзьями
с французским наместником, подарившим мне великолепные доспехи в знак своей признательности к Фачино Кане и его сыну.
Фачино от души расхохотался, одобрительно хлопнул его по плечу, обозвав при этом пронырой, и потащил за собой во дворец Раджоне в Новом
Бролетто, где в тот час заседал совет коммуны, ожидая от них известий.
Белларион испытал некоторую робость, впервые оказавшись среди самых известных жителей Милана, собравшихся в огромном зале с тянущимися по бокам
изящными сводчатыми галереями из черного и белого мрамора и прекрасными лоджиями, парапеты которых были увешаны щитами с гербами различных
кварталов города.
Фачино, не тратя лишних слов, сразу перешел к делу, сильнее всего тревожившему сердца горожан в эту минуту. – Синьоры, – начал он, – я думаю,
все вы будете рады узнать, что тысяча французских всадников сегодня прибыла в Милан, чтобы обеспечить нашу безопасность. Таким образом, вместе с
ними в нашей армии насчитывается почти три тысячи солдат, которых мы сможем выставить против Буонтерцо. Но это еще не все, – невзирая на
смущение Беллариона, Фачино вытолкнул его перед собой, привлекая к нему всеобщее внимание. – Мой приемный сын, заключая договор с месье Бусико,
сумел сэкономить Миланской коммуне сумму в пятнадцать тысяч флоринов в месяц, что составит около пятидесяти тысяч флоринов в пересчете на время
ведения всей кампании.
С этими словами он положил на стол совета запечатанный и подписанный пергамент для его изучения и одобрения.
Это были добрые вести, почти столь же хорошие, как известия о победе. Миланцы не стали скрывать своих чувств. Президент совета произнес краткую
речь, выражая благодарность коммуны мессеру Беллариону, достойному сыну великого солдата, а затем, не ограничивая свое восхищение одними
словами, совет проголосовал за выделение Беллариону пяти тысяч флоринов в качестве вознаграждения за охрану его интересов.
Президент пожал ему руку, а затем то же самое сделал наместник Милана, синьор Габриэлло Мария Висконти, окончательно смутив этим Беллариона.
Так, совершенно неожиданно для себя, Белларион оказался не только прославлен, но и богат.
Глава VI. НЕУДАЧНОЕ УХАЖИВАНИЕ
Дело, совершенное Белларионом, наверняка осталось бы незамеченным при дворе герцога, если бы публичная благодарность президента совета коммуны и
награда в пять тысяч флоринов не привлекли к нему всеобщий интерес. Все вдруг вспомнили, что он является сыном Фачино – слово «приемный» –
воспринималось повсюду как эвфемизм note 75 слова «родной», хотя графиня Бьяндратская яростно отрицала подобную подмену – и в течение нескольких
недель, предшествовавших походу против Буонтерцо, он постоянно вращался при дворе, удивляя всех своей одаренностью и умением находить общий язык
с самыми разными людьми.
Даже свои наряды он выбирал с тщательностью, которой мог позавидовать любой придворный, – ему хотелось, чтобы ни одна
мелочь не напоминала о его низком происхождении и монастырском воспитании. За это время Габриэлло Мария успел искренне привязаться к нему, сам
герцог был с ним на короткой ноге, и инцидент с собаками казался начисто забытым; даже делла Торре, смертельный враг Фачино, всячески старался
расположить его к себе.
А Белларион, хотя и замечал многое из происходившего вокруг, ничем не выдавал своих чувств, тщательно лавируя среди противоположных партий при
помощи философского взгляда на вещи и чувства юмора.
Если что и доставляло Беллариону изрядное беспокойство в эти дни, пока он жил в апартаментах Фачино во дворце герцога, так это чересчур
пристальное внимание к нему со стороны графини Беатриче, затаившей сильную обиду на своего мужа и пытавшейся найти у него сочувствие.
– Я на двадцать лет моложе его, – жаловалась она, преувеличивая их разницу в возрасте ровно на пять лет. – Я вполне гожусь ему в дочери.
– Но, синьора, вы уже десять лет замужем, – осторожно заметил Белларион, пропуская мимо ушей тонкий намек графини на то, что они с ней были
почти ровесники. – Поздновато раскаиваться в содеянном.
– Десять лет назад он казался мне не таким старым, как сейчас.
– Ну конечно, тогда он был на десять лет моложе, но и вы тоже.
– Но в то время разница почему то не так ощущалась. И подагра меньше терзала его. Мой отец сосватал меня за него. Фачино пойдет далеко, говорил
он. Так оно и случилось бы, если бы он не вздумал надуть меня.
– Каким же образом, синьора?
– Стоило ему только захотеть, и он давно стал бы герцогом Миланским. Не брать того, что ему предлагается, я называю надувательством по отношению
к себе.
– Ну раз так, считайте это ценой, которую вам пришлось заплатить за брак, заключенный по расчету. Вы оговаривали с ним какие либо условия до
свадьбы?
– Разве о таких вещах говорят? Иногда ты поражаешь меня своей глупостью, Белларион.
– Возможно. Но как иначе о них можно узнать?
– Подумай сам, какие причины заставили меня, юную деву, выйти замуж за старика? Ведь это неестественно. Подобный союз не заключается ради любви.
– К сожалению, синьора, я ничего не знаю ни о юных девах, ни о любви, – холодно произнес он. – Эти науки не входили в курс моего обучения.
Обнаружив, что все ее намеки разбиваются о неприступную броню его наивности, присущей ему от природы или же сознательно разыгрываемой, она
решила действовать напрямую.
– Я могу поправить это упущение, Белларион, – почти шепотом произнесла она, потупив взор в землю.
Белларион встрепенулся, словно его ужалили, но быстро взял себя в руки.
– Вы могли бы, – так же негромко ответил он, – если бы рядом с вами не было Фачино.
Она подняла к нему залившееся краской лицо, и он заметил, как гневно сверкнули ее глаза.
– Я обязан хранить верность ему, – чуть отчужденно продолжал он. – Мне мало что известно о людях, но, по моему глубокому убеждению, в целом мире
немногие могут сравниться с Фачино. Я не сомневаюсь, что только его верность и честность мешают ему удовлетворить ваши амбиции.
– Верность кому?
– Герцогу, своему господину.
– Что? Этому зверю?! Разве можно быть верным ему, Белларион?
– В таком случае – своим собственным идеалам.
– Короче говоря, верность чему угодно, только не мне, – грустно вздохнула она. – Впрочем, это вполне естественно. Как он чересчур стар для меня,
так и я слишком молода для него.