– Короче говоря, верность чему угодно, только не мне, – грустно вздохнула она. – Впрочем, это вполне естественно. Как он чересчур стар для меня,
так и я слишком молода для него. Не забывай об этом, Белларион, когда судишь обо мне.
– Боже сохрани меня от этого! Кто я такой, в конце концов? Ведь всем, что я имею, я обязан синьору графу, усыновившему меня.
– Надеюсь, ты не захочешь, чтобы я сделалась твоей матерью?
– А почему бы и нет? У нас установились бы превосходные взаимоотношения.
Она вспыхнула от негодования и, повернувшись к нему спиной, вышла вон из комнаты, оставив его в одиночестве, – но лишь затем, чтобы на другой
день вернуться и продолжать донимать его своими жалобами. Ее наскоки всякий раз становились все более дерзкими и настойчивыми, и однажды
терпение Беллариона иссякло.
– Могу ли я дать вам то, чего не дал вам сам синьор граф? – как то раз напрямую спросил он ее. – Если даже ему не удалось осуществить вашу
заветную мечту стать герцогиней, то смогу ли это сделать я?
Однако его выпад был встречен новой контратакой.
– Ты до сих пор не хочешь понять меня! Знаешь ли ты, почему я мечтаю стать герцогиней? Да только лишь потому, что это мое единственное утешение.
Неужели, лишившись любви, я должна распрощаться и со своими амбициями тоже?
– И о чем вы больше сожалеете?
Ее темно синие глаза умоляюще остановились на нем.
– Всегда больше жалеешь то, чего лишаешься в настоящий момент.
– Но синьор Фачино вполне способен дать вам и то и другое.
– Фачино! Фачино! – с неожиданным раздражением в голосе воскликнула она. – Неужели ты не можешь хоть ненадолго забыть о Фачино?
– Надеюсь, что нет, – решительно ответил он и слегка поклонился ей.
Тем временем о симпатиях графини стало известно при дворе, и герцог – редчайший случай в его недолгой жизни – лично задал тон шуткам на эту
тему.
– В недалеком будущем Фачино ждет приятный сюрприз, – сказал он. – Благодаря чарам мессера Беллариона его жена вскоре превратится в его приемную
дочь.
Его высочеству так понравилась своя же собственная острота, что он неоднократно повторял ее по разным поводам, а его придворные, стараясь
угодить ему, изобрели многочисленные вариации, ни одна из которых, впрочем, не достигла ушей Фачино. Дело в том, что привязанность Фачино к
своей жене граничила с обожествлением, так что всякому, кто решился бы произнести шутку герцога в его присутствии, непоздоровилось бы. Меряя
Беатриче по своей мерке, он считал само собой разумеющимся, что она, будучи супругой приемного отца, должна питать к Беллариону исключительно
материнские чувства.
Его мнение не изменилось, даже когда поведение графини дало ему весьма веские причины для подозрений.
Однажды вечером в конце апреля к Беллариону пришел слуга с просьбой от Фачино немедленно явиться к нему. Однако, придя в его апартаменты, юноша
обнаружил, что Фачино еще не вернулся, и устроился на лоджии, коротая время с манускриптом «Божественной комедии» Данте в руках.
Однако вскоре его уединение было нарушено – надо сказать, к его немалой досаде – появлением графини. Она была в белом парчовом платье, ее иссиня
черные волосы украшали огромные сапфиры, сверкавшие так же загадоч но, как и ее темно синие глаза, и она принесла с собой не большую лютню,
искусством игры на которой владела в со вершенстве. Граф скоро вернется, сообщила она ему, а те временем, чтобы скрасить ему ожидание, она
немного попоет. За этим занятием и застал ее Фачино, буквально ворвавшийся к ним, но ни осекшийся на полуслове голос графини, ни ее испуганное,
залившееся краской лицо не привлекли его внимания.
Он широким шагом пересек соединявшуюся с лоджией комнату и без экивоков выложил Беллариону
все новости:
– Буонтерцо наступает! Вчера утром он вышел из Пармы и движется в сторону Пьяченцы во главе четырехтысячной армии.
– О Боже! – воскликнул Белларион. – У него все равно больше солдат, чем у нас.
– Благодаря французам и миланскому ополчению разница в численности не столь велика и едва ли будет иметь значение, когда мы встретимся с ним, –
а это произойдет через два, максимум – три дня. Мы выступаем в полночь, а пока я велел всем отдыхать. Рекомендую тебе сделать то же самое,
Белларион.
– Неужели Белларион поедет с тобой! – воскликнула графиня.
Ее лицо было бледным как полотно, грудь взволнованно вздымалась, и в глазах застыло выражение страха. Фачино взглянул на нее и слегка
нахмурился. Его задело, что в такую минуту она беспокоилась куда больше о других, чем о нем, своем муже. Впрочем, этим его неудовольствие и
ограничилось, тем более что Белларион поспешил возразить ей:
– О, синьора, неужели вы хотите, чтобы я остался тут? – горячо воскликнул он, и на его щеках появился румянец, а глаза радостно заблестели. –
Как я могу пропустить такую возможность!
– Ты слышала? – рассмеялся Фачино. – Разве можно отказать ему?
Графиня с трудом справилась с собой и уже более ровным тоном ответила:
– Он ведь еще ребенок, чтобы воевать!
– Ребенок! Фу! Кто хочет чего либо добиться в жизни, должен начинать рано. В его возрасте я уже командовал солдатами.
Он опять рассмеялся. Но позже, когда он вспоминал этот тривиальный инцидент, ему было отнюдь не до смеха.
Глава VII. МАНЕВРЫ
Незадолго до полуночи они – Фачино, Белларион, сопровождавший его в качестве оруженосца, верхом на муле, нагруженном доспехами, паж и шестеро
солдат эскорта – выехали из Старого Бролетто. Фачино был молчалив и задумчив. Его супруга весьма прохладно распрощалась с ним сегодня, а герцог,
ради которого он затеял эту кампанию, даже не соизволил объявиться и сказать ему несколько напутственных слов. Ему сообщили, что герцог
отсутствует, но Фачино склонялся к мысли, что, скорее всего, это было еще одним проявлением недоброжелательства и зависти к нему Джанмарии и его
приспешников, и, отправляясь воевать, он, словно изгнанный слуга, чуть ли не тайком покидал дворец.
Но когда они ехали по залитому ярким лунным светом предместью Порто Джовия, откуда то из узкой боковой улочки появилась коренастая фигура
мужчины, которого буквально тащили за собой три огромные, рвущиеся с привязи гончие. За ним торопилась другая фигура, худощавая и закутанная в
плащ, обиженно восклицавшая:
– Не так быстро, Скуарча! Ради Бога! Помедленнее, я сказал! Я просто задыхаюсь!
Нельзя было не узнать этот резкий скрипучий голос. Конечно же, это был герцог собственной персоной, и за ним спешили шестеро вооруженных
телохранителей. Скуарча и его собаки пересекли главную улицу почти перед самым носом у Фачино и исчезли в темноте соседней аллеи.
– Я не могу сдержать их, синьор герцог, – долетел до них голос запыхавшегося Скуарчи. – Они взяли след и тянут как мулы, черт бы их побрал.
– Кто здесь шляется в такой час? – окликнул всадников кто то из телохранителей герцога.
Фачино громко рассмеялся, и в его смехе звучала плохо скрытая горечь.
– Это Фачино Кане, синьор герцог, идет на войну, – ответил он.
– Что же тут смешного? – поинтересовался герцог, подойдя поближе к нему.
– Я радуюсь, что могу послужить своему герцогу. И, кроме того, я ведь солдат, и мне нравится воевать.