– Прелюдия к чему?
– К захвату Алессандрии, которая еще до рассвета будет нашей.
– Ты ничего не сказал нам об этом, – недовольно нахмурился Фачино.
– Мне казалось это само собой разумеющимся. Как вы думаете, для чего я соблазнил Виньяте совершить вылазку из Алессандрии с шестью сотнями
солдат, надевших рубашки поверх доспехов, и обещал ему встречу еще с тремя сотнями бойцов, одетых подобным образом? Для того чтобы девятьсот или
чуть больше всадников в рубашках поверх доспехов могли с триумфом въехать в предрассветных сумерках в Алессандрию, торжествующий гарнизон
которой с радостью примет их.
– Как ты смог додуматься до этого? – изумленно произнес Фачино, когда наконец обрел способность говорить.
– А разве одно логически не вытекает из другого? Готовьтесь позавтракать сегодня в Алессандрии, синьор!
И Фачино, знаменитый кондотьер, с уважением посмотрел на этого зеленого новичка в военном деле.
– О Боже, мальчик мой! Ты далеко пойдешь. У Траво ты показал, на что способен в стратегии. Но это…
– Стоит ли сейчас рассыпать дифирамбы? note 88 – не дал ему закончить Белларион.
Вскоре вся кондотта была готова к выступлению, и Фачино велел Беллариону лично возглавить отряд «белорубашечников», как он назвал их. Однако
Белларион предложил Карманьоле занять его место.
– Все лавры достанутся им, – напомнил ему Фачино. – А они по праву твои.
– Я лучше уступлю их Карманьоле. Когда гарнизон обнаружит обман, в городе начнется рубка, а это дело мессер Карманьола знает лучше меня.
– Мессер, вы чересчур великодушны, – сказал Карманьола.
Думая, что над ним смеются, Белларион строго взглянул на него, но впервые Карманьола говорил с ним совершенно искренне.
Последующие события разворачивались именно так, как и предполагал Белларион.
Когда до рассвета оставалось совсем немного и окрестности Алессандрии окутала легкая дымка тумана, часовые с крепостных стен заметили
приближающихся к городу всадников в белых рубашках. Был поспешно опущен мост и распахнуты ворота; всадники ворвались в город и заждавшиеся
солдаты Виньяте приветствовали их восторженными восклицаниями, которые, однако, скоро сменились криками ярости и страха. Диверсанты смели
стражу, овладели рычагами, приводившими в действие подъемный мост, и рассыпались по окрестным улочкам, прикрывая подступы к воротам. Теперь уже
ни у кого из осажденных не оставалось сомнений в том, с кем они имеют дело, и в высоком рыцаре в доспехах, который руководил нападающими, многие
узнали Франческо Бузоне Карманьолу.
И вскоре в неверном свете занимающегося утра со стен крепости можно было увидеть другое войско, спешащее к Алессандрии: это готовились вступить
в бой основные силы Фачино.
Двумя часами позже, как и предсказывал Белларион, Фачино, его офицеры и графиня действительно садились завтракать в цитадели, и к этому времени
в захваченном городе уже были восстановлены спокойствие и порядок.
Глава XVI. РАЗРЫВ
Жарким августовским днем Белларион ехал через заливные луга, влажные и тучные, направляясь в Алессандрию из Сан Микеле. На душе у него было
тяжело, и причиной тому являлись недавно сделанные им печальные наблюдения, подкрепленные размышлениями философского характера о смысле и целях
человеческой жизни. Мессер Белларион начинал приходить к выводу, что, отвергнув дорогу в Павию, к мессеру Хрисоларису, он упустил свой шанс.
Более того, первый неверный шаг он сделал в тот момент, когда, понукаемый исповедуемой ям ересью – которая, как он понимал теперь, смогла
вырасти только из его наивности и невежества, – он покинул монастырь в Чильяно.
В монашеском укладе, при всех его возможных минусах, имелась
хотя бы четкая определенность: бренное существование рассматривалось лишь с точки зрения подготовки души к встрече с Богом и переходу в
вечность.
По сравнению с этой грандиозной задачей разве заслуживали уважения цели, которые ставили перед собой упрямо борющиеся друг с другом люди,
копошащиеся, как клубок земляных червей, и относящиеся к мирскому бытию так, словно оно будет длиться бесконечно долго?
Так размышлял мессер Белларион, проезжая возле сверкавшей на солнце глади реки, в тени стройных тополей, устремившихся к лазурному, словно
отполированному летнему небу, и, казалось, сама красота Божьего мира заставляла его испытывать еще большее презрение к людям, своими
недостойными деяниями осквернявшими этот мир.
Он миновал тополиную рощу и, выехав на равнину, увидел даму на белой лошади, чье появление отвлекло его от мрачных размышлений. Ее сопровождали
сокольничий и два конюха в бело голубых ливреях синьора Фачино Кане, графа Бьяндратского, который после данной ему герцогом Миланским отставки
разорвал со всеми Висконти, и теперь по праву завоевания и по собственному волеизъявлению стал тираном Алессандрийским.
Белларион охотно свернул бы на другую дорогу, как делал это всякий раз, когда успевал первым заметить графиню, но она уже окликнула его и, пока
он с вынужденной покорностью приближался к ней, передала своему сокольничьему сидевшего у нее на запястье хищника и, отъехав на несколько шагов
от слуг, обратилась к Беллариону:
– Если ты едешь домой, Белларион, то нам по пути.
Несколько смутившись, он, однако же, пробормотал вынужденные слова признательности, прозвучавшие, как на то и было рассчитано, натянуто и
фальшиво.
Они поехали вместе. Она говорила об охоте: о том, как удобно преследовать добычу на этой равнине, тянущейся иногда многие мили; о том, что
сегодняшняя жара, наверное, заставила птиц держаться в зарослях и их поездка оказалась впустую, и о многом другом еще.
Белларион, с отсутствующим видом, трусил рядом с ней, вполуха слушая ее болтовню, так что в конце концов она замолчала. Однако через некоторое
время, искоса взглянув на него из под длинных ресниц, она приглушенным голосом спросила:
– Ты сердишься на меня, Белларион?
Он вздрогнул, как от удара, но быстро справился с собой.
– С чего вы взяли, синьора? – ответил он вопросом на вопрос.
– В последнее время ты выглядишь таким чужим. Ты избегаешь меня с той же настойчивостью, с какой я ищу встречи с тобой.
– Как я мог предположить, что вы ищете встреч со мной?
– А разве ты не видел?
– Я счел за лучшее не замечать.
Она слегка вздохнула.
– Ты хочешь сказать, что не в твоих привычках прощать.
– Вовсе нет. Я не держу зла ни на одно живое существо, будь то мужчина или женщина.
– Поистине небесное совершенство! Каково то тебе приходится на земле!
Однако она лишь на одно мгновение дала себе волю, и, показав когти, тут же спрятала их.
– Нет нет, прости, ради Бога, я не хотела смеяться над тобой. Но ты такой холодный и безмятежный. Наверное, поэтому ты и смог стать великим
солдатом, как тебя уже стали называть. Но от этого тебя не станут любить больше, Белларион.
– Я не припомню, чтобы добивался чьей либо любви, – улыбнулся Белларион.
– Даже женской?
– Святые отцы велели избегать ее.
– Святые отцы! Хм м! – вновь вырвалось у нее. – Зачем только ты оставил своих отцов?
– Именно этот вопрос я задавал себе, когда последний раз виделся с вами.
– И ты не угадал ответ?
– Нет, синьора.