– И ты не угадал ответ?
– Нет, синьора.
– Ты грубиян! – сурово отрезала она и натянуто рассмеялась.
– А вы – жена синьора Фачино, – решился поставить точки над «i» Белларион.
– Ага – в очередной раз поменяв интонацию, воскликнула она. – А если бы я не была женой Фачино? Что изменилось бы? – смело взглянула она ему в
лицо, и, увидев ее страсть, он неожиданно почувствовал к ней жалость.
– Трудно представить себе занятие более никчемное, чем задумываться о том, что стало бы с нами, если бы обстоятельства были иными, – с оттенком
торжественности ответил он, глядя прямо перед собой.
Она не ответила, и некоторое время они ехали молча.
– Я думаю, ты простишь меня, если я объясню тебе кое что, – наконец проговорила она.
– Что именно? – поинтересовался он, заинтригованный ее неожиданными словами.
– В ту ночь в Милане… когда мы последний раз говорили наедине… ты, наверное, подумал, что я слишком жестоко обошлась с тобой?
– Не более жестоко, чем это принято в мире, где мужчины куда менее равнодушны к красоте, чем к понятию чести.
– Я знаю, что только твоя честь заставляет тебя быть суровым со мной – сказала она и, протянув руку, коснулась его руки, лежавшей на луке седла.
– Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь, Белларион. Как могла я сердиться на тебя тогда?
– Вы казались сердитой.
– Казалась, только казалась, поскольку это было необходимо. Ты ведь не знал, что за шпалерой note 89, закрывавшей дверь в соседнюю комнату,
стоял Фачино.
– Я тоже надеялся, что вы не знали об этом, – невозмутимо ответил Белларион.
Она отдернула руку, словно обожглась; затем нахмурилась и прикусила губу.
– Значит, ты знал! – воскликнула она, и ее голос выдавал ее чувства.
– Шпалера слегка дрожала, хотя в комнате не было сквозняка. Это привлекло мое внимание, и я увидал мыски сапог синьора, высовывающиеся из под
нее.
Ее лицо исказила гримаса злобы, и Белларион не мог не изумиться, как в одном существе могли сочетаться такая красота и такое бессердечие.
– Когда… когда ты увидел: до того, как говорил со мной, или после?
– Вы плохо думаете обо мне. Разве стал бы я так резко и откровенно разговаривать с вами, если бы вовремя заметил его сапоги?
Но такое объяснение ничуть не смягчило ее.
– Я надеялась услышать, что ты догадался об этом с самого начала.
– Вы надеялись, что я окажусь последним трусом и спрячусь за женской спиной от праведного гнева ее мужа?
Она не ответила, и он продолжил:
– Мы оба обманулись в своих надеждах. Я тоже считал, что вы не подозревали о присутствии Фачино и говорили со мной от чистого сердца.
Смысл его слов не сразу дошел до нее. А когда она все поняла, ее лицо залилось густой краской и в глазах заблестели непролитые слезы негодования
и обиды. Однако когда она заговорила, ее голос звучал иронически, хотя и слегка дрожал.
– Ты жесток ко мне, – с укоризной в голосе проговорила она. – Своим презрением ты сначала раздел меня донага, а затем облил грязью. Я была твоим
другом, Белларион, – более, чем другом. Но отныне с этим покончено.
– Синьора, если я оскорбил вас…
– Да, оскорбил, – повелительно прервала она его. – А теперь слушай: отныне мне придется постоянно находиться рядом с синьором Фачино, но ты
должен расстаться с ним.
– Вы хотите, чтобы я оставил его службу? – недоверчиво спросил он.
– Я прошу об этом… как об одолжении, Белларион. Ты сам довел наши отношения до такого состояния, что я не смогу ежедневно встречаться с тобой,
не испытывая при этом унижения.
Ты сам довел наши отношения до такого состояния, что я не смогу ежедневно встречаться с тобой,
не испытывая при этом унижения. Ты уйдешь, или, клянусь, я…
– Лучше не клянитесь, – неожиданно вспылил он. – Только попробуйте угрожать мне, и я навсегда останусь с Фачино.
Она моментально смягчилась. Несмотря на свою глупость, – а возможно, именно благодаря ей, – она умело пользовалась преимуществами своего пола.
– О, Белларион, разве я угрожаю? Я прошу, я умоляю…
– Вам лучше всего было бы помолчать, – резко осадил он ее. – Теперь я знаю, чего вы хотите… Но куда мне идти?! – воскликнул он, и, хотя вопрос
был адресован скорее судьбе, чем ей, она поспешила ответить на него:
– И ты еще спрашиваешь, Белларион? После Алессандрии слава о тебе гремит по всей Италии. Победы у Траво и в Алессандрии у всех на устах, их
честь принадлежит тебе одному.
– Фачино не откажешь в великодушии, – вставил он.
– …и любой принц с радостью возьмет тебя на службу, в этом я уверена.
– Да, в мире всегда найдется немало мест для тех, кого мы хотим прогнать, – с горечью произнес он, когда она закончила.
После этого они замолчали и не проронили ни слова, пока не оказались вблизи стен Алессандрии.
«Почему Фачино шпионил за нами в ту ночь в Милане? » – размышлял Белларион. Несомненно, отношения между ним и графиней уже тогда давали ему
повод для беспокойства. Затем подозрения Фачино должны были утихнуть, но разве он мог быть уверен в том, что ему нечего опасаться в будущем?
Беллариону стало не по себе. Своим теперешним положением, всем, что у него сейчас было, и самой жизнью он был обязан Фачино, его безграничной
щедрости. А вместо того, чтобы отблагодарить его…
– Ты решился, Белларион? – спросила она, когда они въезжали в город.
– Я думаю, – серьезно ответил он, разрываясь между гневом, чувством долга по отношению к Фачино и странной жалостью, которую он испытывал к ней.
Во дворе цитадели он помог ей спуститься на землю, и она вновь коснулась своими тонкими пальцами его руки.
– Ты уедешь, Белларион, я знаю, – сказала она. – Ты тоже великодушен и не сможешь поступить иначе. Прощай, Белларион, и будь счастлив!
Он склонился в поклоне, и его губы коснулись ее руки. Однако, выпрямившись, он увидел стоявшего в дверях Фачино; их взгляды встретились, и
Беллариону показалось, что глаза Фачино чуть чуть сузились.
Со словами приветствия Фачино подошел к ним. Дружелюбно поинтересовался, как прошла охота, сколько фазанов добыла его супруга, куда она ездила и
где встретилась с Белларионом. Но исподтишка наблюдавший за ним Белларион заметил, что сегодня он улыбался только одними губами.
За ужином, который проходил, как обычно, в компании его офицеров и графини, Фачино был молчалив и задумчив и не проявил интереса даже тогда,
когда Карманьола сообщил ему о прибытии из Милана большой группы гибеллинов, значительно пополнившей силы Фачино, которые тот собирал для борьбы
с Малатестой и с Джанмарией.
Вскоре после этого графиня удалилась, а за ней Фачино отпустил и своих капитанов – всех, кроме Беллариона. И, только оставшись с ним наедине,
Фачино наконец то решился заговорить о предмете, весь вечер не дававшем ему покоя.
– Ха, мальчик мой! Я рад, что у вас с Биче опять хорошие отношения. Мне показалось, что в последнее время вы избегаете друг друга.
– Я покорный слуга графини, так же как и ваш, синьор.
– Я не сомневаюсь в этом, – согласился Фачино и налил себе вина из золотого кованого кувшина. Сегодня вечером, в неверном пламени свечей, он
выглядел старым и уставшим.