Но не все ли равно, каков он сам. Ведь вданномслучае важно
лишь, чтоб он не выдал тайны, но он и не может ее выдать, так как он ее даже
не знает.
Ян с удивлением повернулся к брату.
-- О,--продолжал скроткойулыбкой Корнель, --главный инспектор
плотин ведь тоже политик,воспитанный в школе Яна. Я тебе повторяю, что ван
Берле не знает ни содержания, ни значения доверенного ему пакета.
-- Тогда поспешим, -- воскликнул Ян: -- покаеще не поздно, дадимему
распоряжение сжечь пакет.
-- С кем же мы пошлем это распоряжение?
-- С моим слугой Кракэ, который должен былсопровождатьнас верхом на
лошади.Онвместесомной пришелв тюрьму, чтобыпомочьтебесойти с
лестницы.
-- Подумай хорошенько, прежде чем сжечь эти славные документы.
-- Я думаю, чтораньше всего,мой славный Корнель, необходимо братьям
де Витт спасти свою жизнь для того,чтобы спасти затем свою репутацию. Если
мы умрем, кто защитит нас, Корнель? Кто сможет хотя бы понять нас?
-- Так ты думаешь, что они убьют пас, если найдут эти бумаги?
Не отвечая брату, Ян протянул руку по направлению к площади Бюйтенгофа,
откуда до них донеслись яростные крики.
-- Да, да,-- сказал Корнель, -- я хорошо слышу эти крики, ночто они
значат?
Ян распахнул окно.
-- Смерть предателям! -- вопила толпа.
-- Теперь ты слышишь, Корнель?
-- И это мы -- предатели? --сказал заключенный, подняв глаза к небу и
пожимая плечами.
-- Да, это мы, -- повторил Ян де Витт.
-- Где Кракэ?
-- Вероятно, за дверью камеры.
-- Так позови его.
Ян открыл дверь и позвал верного слугу:
-- Войдите, Кракэ, и запомните хорошенько, что вам скажет мой брат.
--О нет,Ян, словесногораспоряжения недостаточно, к несчастью, мне
необходимо написать его.
-- Почему же?
-- Потому что ван Берле никомуне отдасти не сожжет пакета без моего
точного приказа.
-- Но сможешь ли ты, дорогой друг, писать? --спросилЯн, взглянув на
опаленные и изувеченные руки несчастного.
-- О, были бы только чернила и перо!
-- Вот, по крайней мере, карандаш.
-- Нет ли у тебя бумаги? Мне ничего не оставили.
-- А вот библия, оторви первую страницу.
-- Хорошо.
-- Но твой почерк сейчас будет неразборчив.
--Пустяки,--сказалКорнель, взглянув набрата,--эти пальцы,
вынесшие огонь палача,и этаволя, победившаяболь,объединятся водном
общем усилии, и не бойся, брат, строчки будут безукоризненно ровные.
И действительно, Корнель взял карандаш и стал писать.
Тогда сталозаметно,как, от давления израненных пальцев на карандаш,
на повязке выступили капли крови.
На висках великого пенсионария выступил пот.
На висках великого пенсионария выступил пот.
Корнель писал:
"Дорогой крестник! Сожги пакет,который я тебе вручил, сожгиего,не
рассматривая, не открывая, чтобысодержание его осталосьтебе неизвестным.
Тайнытакого рода, какиеон содержит, убиваютего владельцев; сожги, и ты
спасешь Яна и Корнеля. Прощай илюби меня. Корнель де Витт. 20 августа 1672
года".
Ян со слезами на глазах вытер каплюкрови, просочившуюсяна бумагу, и
передал письмо Кракэ с последними напутствиями. Затем он вернулся к Корнелю,
которыйотиспытанныхстраданий ещебольшепобледнелибылблизокк
обмороку.
--Теперь, -- сказал он, -- когдадонасдонесетсясвистокнашего
храброго слуги Кракэ, это будет означать,что он уже за пределами толпы, по
ту сторону пруда. Тогда и мы тронемся в путь.
Не прошло ипятиминут, какпродолжительный и сильный свист прорезал
вершину черных вязов и заглушил вопли толпы у Бюйтенгофа.
В знак благодарности Ян простер руки к небу.
-- Теперь, -- сказал он, -- двинемся в путь, Корнель...
III. Воспитанник Яна де Витта
В то время какдоносившиеся к братьям все более и более яростные крики
собравшейсяуБюйтенгофатолпы заставили ЯнадеВиттаторопитьотъезд
Корнеля, -- в это самоевремя, как мы ужеупоминали,депутация от горожан
направилась в городскую ратушу,чтобы потребоватьотозвания кавалерийского
отряда Тилли.
От Бюйтенгофа до Хогстрета совсем недалеко. В толпе можно было заметить
незнакомца,которыйссамогоначалас любопытством следилзадеталями
разыгравшейсясцены.Вместесделегациейили,вернее,--вследза
делегацией,оннаправилсякгородскойратуше,чтобыузнать,чтотам
произойдет.
Это был молодой человек, не старше двадцати двух -- двадцати трехлет,
не отличавшийся,судяпо внешнему виду,большой силой. Он старался скрыть
своебледное длинноелицоподтонкимплатком из фрисландскогополотна,
которым беспрестанновытиралпокрытыйпотом лоби пылающие губы. По всей
вероятности, у негобыливеские основания не желать, чтобыегоузнали. У
него былзоркий,словноухищной птицы, взгляд,и длинный орлиныйнос,
тонкий прямой рот,походивший на открытые края раны.Если бы Лафатер жил в
туэпоху,этот человек мог быслужитьемупрекраснымобъектом дляего
физиогномическихнаблюдений,которыессамогоначалапривелибык
неблагоприятным для объекта выводам.
"Какаяразницасуществуетмеждувнешностьюзавоевателяи морского
разбойника?-- спрашивали древние. И отвечали: -- Таже разница, что между
орлом и коршуном".
Уверенность или тревога?
Мертвенно-бледноелицо,хрупкоеболезненноесложение,беспокойная
походка человека, следовавшего от Бюйтенгофа кХогстрету за рычащей толпой,
могли быть признаками, характернымиилидля недоверчивого хозяина, или для
встревоженноговора.