Иполицейский, конечно,увидел бы внемпоследнее,
благодаря старанию,с какимчеловек,интересующийнасвданный момент,
пытался скрыть свое лицо.
К томуже он был одет очень просто и,по-видимому, неимел присебе
никакого оружия. Его худая, нодовольно жилистая рука,с сухими, но белыми
тонкими,аристократическими пальцамиопираласьненаруку,а наплечо
офицера, который дотогомомента, как его спутник пошел за толпой, увлекая
его засобой, стоял, держасьза эфес шпаги, и с вполнепонятным интересом
следил за происходившими событиями.
Дойдя доплощадиХогстрета, человексбледнымлицом стал вместе со
своим сотоварищем у окна одного дома за открытой, выступающей наружу ставней
и устремил свой взор на балкон городской ратуши.
Панеистовые крики толпы окноратуши распахнулось, и набалкон вышел
человек.
--Кто это вышел на балкон? -- спросил офицера молодой человек, только
взглядомуказываяна заговорившего, который казался оченьвзволнованным и
скорее держался за перила, чем опирался на них.
-- Это депутат Бовельт, -- ответил офицер.
-- Что за человек этот депутат Бовельт? Знаете вы его?
-- Порядочный человек, как мне кажется, монсеньер.
Приэтой характеристике Бовельта,даннойофицером,молодойчеловек
сделалдвижение,вкотором выразилось истранноеразочарование, и явная
досада. Офицер заметил это и поспешил добавить:
-- Покрайнеймере, так говорят, монсеньер. Что касаетсяменя, тоя
этого утверждать не могу, так как лично не знаю Бовельта.
--Порядочныйчеловек, -- повторил тот, кого называли монсеньером, --
но что вы хотите этим сказать? Честный? Смелый?
-- О, пусть монсеньер извинитменя, но я не осмелилсябыдать точную
характеристику лица, которое, повторяю вашемувысочеству, я знаютолько по
наружности.
-- Впрочем, -- сказал молодой человек, -- подождем, и мы увидим.
Офицер наклонил голову в знак согласия и замолчал.
-- Если этот Бовельт порядочный человек, -- продолжалпринц, -- тоон
не особенно благосклонно примет требование этих одержимых.
Нервноеподергиваниерукипринца,помимоеговолисудорожно
вздрагивавшейна плечеспутника,выдаваложгучее нетерпение,которое он
порою, аособенновнастоящий момент,так плохоскрывал подледяными
мрачным выражением лица.
Послышалсяголос предводителя делегации горожан. Последний требовал от
депутата, чтобы тот сказал, где находятся другие его товарищи.
--Господа,--повторил Бовельт,-- я говорювам, чтов настоящий
момент я здесь один с господиномАспереном и ничегоне могу решать на свой
страх.
-- Приказ! приказ! -- крикнули тысячи голосов.
Бовельт пытался говорить, но слов не былослышно иможно быловидеть
только быстрые, отчаянные движения его рук.
-- Приказ! приказ! -- крикнули тысячи голосов.
Бовельт пытался говорить, но слов не былослышно иможно быловидеть
только быстрые, отчаянные движения его рук.Убедившись, однако,чтоон не
может заставить толпу слушать себя,Бовельтповернулсяк открытому окну и
позвал Асперена.
Асперен также вышел на балкон. Его встретили еще более бурными криками,
чем депутата Бовельта десять минут тому назад.
Онтакжепыталсяговоритьстолпой, но вместотого, чтобы слушать
увещаниягосподинаАсперена,толпапредпочлапрорватьсясквозь
правительственнуюстражу,которая,впрочем,неоказаланикакого
сопротивления суверенному народу.
-- Пойдемте, -- сказал спокойно молодой человек, в товремя кактолпа
врываласьвглавныеворотаратуши.--Переговоры,каквидно,будут
происходить внутри. Пойдемте, послушаем, о чем будут говорить.
-- О, монсеньер, монсеньер, будьте осторожны!
-- Почему?
-- Многиеизэтихдепутатов встречалисьсвами, и достаточнолишь
одному узнать ваше высочество...
-- Да,чтобы можно было обвинить меня в подстрекательстве. Ты прав, --
сказалмолодой человек,и егощеки на миг покраснели отдосады,чтоон
проявилнесдержанность и обнаружил свои желания. --Да, ты прав, останемся
здесь. С этого места нам будет видно, вернутся ли они оттуда удовлетворенные
или нет, и таким образом мы сможем определить, на сколько порядочен господин
Бовельт, честен он или храбр. Это меня очень интересует.
-- Но,--заметил офицер, посмотрев судивлениемнатого, когоон
величал монсеньером, --но я думаю, что ваше высочество ни однойминуты не
предполагает,что депутаты прикажут кавалеристам Тилли удалиться. Не правда
ли?
-- Почему? -- холодно спросил молодой человек.
-- Потому что этот приказ был бы просто равносилен подписанию смертного
приговора Корнелю и Яну де Витт.
-- Мы это сейчас узнаем, -- холодно ответил молодойчеловек. -- Одному
лишь богу известно, что творится в сердцах людей.
Офицерукрадкой посмотрел нанепроницаемоелицосвоегоспутникаи
побледнел.
Этот офицер был человеком честным и смелым.
Стого места, где остановились принц и его спутник, было хорошо слышно
иголосаитопоттолпыналестницератуши.Затемэтотшумстал
распространяться по всей площади,вырываясь изздания через открытыеокна
зала с балконом, на котором появлялись Бовельт и Асперен; онитеперьвошли
внутрь, опасаясь, по всей вероятности, как бы напирающая толпа не перекинула
их через перила.
Потом заокнами замелькали волнующиеся,беспорядочные тени.Зал, где
происходили переговоры, заполнился народом.
Вдруг шум на мгновениезатих,а потомвновь усилилсяи достиг такой
мощи, что старое здание сотрясалось до самого гребня крыши.