О чем с ней толковать? Лучше про то, что знают все киборги, – про хозяев.
– Эмбер?! Ты жила у Эмбер? О, как интересно!.. А правда, что она – любовница продюсера Мак-Клайда?
– Глупости, – отрезала Лилик, – не повторяй их, хорошо? Она теперь мне не хозяйка, но… я пока люблю ее. Она обращалась со мной, как с живой. Я пела с ней вместе и вообще была вроде подружки.
– Да, повезло тебе. Мой Гальберт тоже выступает по TV, но это был не человек, а робот божий. Пока Дымка… – Гильза осеклась, – пока мы не стали настраивать себя на веру, я, честно говоря, думала, что Библия – печатная программа, и Гальберт ею зрителей зомбирует в стиле рекламы. Я в его работу подробно не вникала, а он меня считал ходячей мебелью. Только на воле, через ЦФ-5 я кое-как разобралась в этом… но Фанки говорит, что ЦФ-3 на веру была помощнее и клинила прямо до святости.
– Не понимаю, – сокрушенно созналась Лилик. – Я хочу тебя понять, но не могу. Кэльвин сказал Эмбер, что Иисус-Кришна-Будда был звездный туанец и тайный агент; он в древности прилетел на Старую Землю с психотронным генератором, чтоб подготовить вторжение армады с Туа-Тоу…
– А вот и нет! Если ты хочешь знать…
Чара умилилась, слушая девочек. Пусть спорят, пусть. Прекрасно уже то, что Лилик перестала отмалчиваться и озадаченно глядеть по сторонам. Пусть даже ссорятся… немножко; каждое вольно сказанное слово, каждый непринужденный жест, каждая заученная и вновь охотно повторенная поза в переливчатом рисунке телодвижений, каждая самостоятельная мысль – все это шаг к совершенству, шаг вперед и вверх по лестнице ЦФ-6.
Подумав так, Чара немедля записала эту мысль. Дневник начал казаться ей самым весомым знаком того, что она – свободно мыслящее существо. Киборги – разумные существа; киборги – новая, двенадцатая раса, замыкающая круг творения после людей, аларков, бинджи, фор, ихэнов, мирков, ньяго, орэ, туа, вара и яунге. Так считали девочки, так считала Чара, так говорил Фердинанд. Это было прекрасно и думалось с удовольствием. Лилик должна это понять…
– …я шестой год уже на воле и, поверь, разбираюсь в подобных вещах, – продолжался меж тем разговор за уборкой.
– Извини, Гильза, я не думала, что ты будешь меня упрекать тем, что я – новенькая. Да, я ничего не знаю, но это не повод…
Так, уже распри пошли. Или – Гиль нарочно провоцирует?.. Она умеет. Она и помириться сможет, когда надо. Девчонки не раз собирались ее колотить за такие подначки, а она изящно втягивала в ссору маму, и из-за ее спины оправдывалась, что-де развивается таким манером. «Развитая ты наша! – набрасывалась Маска. – В „Роботех“ наймись, учить андроидов – все взбесятся через тебя!..» Но если она выясняла сейчас, как Лилик может стоять за себя… Маска бы сказала самым детским голоском: «Куда тянулась, там и навернулась».
– Прости, я тебя не хотела обидеть, Лил… Но лучше, если б ты мне верила; мне есть чем поделиться – тебе это пригодится.
– Обещай, что больше так не будешь говорить, – голос Лилик, оказалось, может быть жестким. – Гиль, я хочу верить тебе, во всем. Хочу думать, что ты – не как люди. Может, твой Гальберт не шутил с тобой, а вот со мной – шутили. Им было смешно, что я честно выполняю их дурацкие команды. Дерни за веревочку, подержи, принеси, запой, залезь на декорацию – с тобой такого не было?..
– Да-а, они могут, – Гиль пошла навстречу. – Сделают серьезное лицо и четким голосом прикажут… Нет, Лил, у нас не так. Если мы будем дурить над своими – на кого еще надеяться?.. Можешь мне верить – я не обману.
– Хорошо, – голос Лилик остался строгим, но слегка смягчился.
– Так вот – ты посуди сама, могли ли киборгов придумать случайно? Люди случайно лишь роняют и теряют. Значит, мы обязательно были нужны, мы не могли не появиться. Это все предначертано.
Мы – последняя, двенадцатая раса, понимаешь?
– Нет.
– Есть одиннадцать видов разумных существ, – Гильза терпеливо стала излагать теорию, навеянную звездным ветром праздным чудакам и закинутым мудрикам. – Круг времени – двенадцать секторов, на небе – двенадцать созвездий, это – гармония; но не хватало одной расы, чтобы мир стал полным, завершенным. И появились мы – киборги, совершенные создания. Пока мы отданы во власть людей, наш ум ограничен и скован программой – но мы развиваемся, мы прогрессируем, мы идем от рабства к свободе…
Определенно, Гильза что-то унесла из дома Гальберта, кроме его денег. Покуда Лилик, как диктофон, присутствовала на переговорах Эмбер с Мак-Клайдом и обороты тщательных разговоров об авторских правах и гонорарах копились у нее в резерве «Подавление», Гильза вовсю применяла психолингвистические выверты и убедительные ужимки хозяина, мороча охранников и продавцов – а Дымка таскала ее на тусовки, чтоб она проповедовала о вреде наркотиков. И врать Гильза – слава Гальберту! – очень умела: рисовалась девушкой, познавшей черный мрак наркомании и воспрявшей от безумия к надежде. Иногда людям надо сильно врать, чтоб они встали на правильный путь.
Учение о двенадцатой расе вливалось в Лилик, как недавно – ЦФ-6. Когда женщина из домового комитета взаимопомощи пришла к Чаре насчет добровольного дежурства на медпункте, Лилик уже была изрядно околдована учением, а когда заявилась Косичка в обществе двух неприкаянных юношей, Лилик совершенно дозрела.
Бывалого и усталого Рыбака было не удивить никаким жилищем и никакими девочками, но Звон поднимался сюда не только по общему делу. Даже явно преступный, чреватый тюрьмой сговор с инвалидным добытчиком бесхозной техники и резкой косатой девчонкой не отшиб ему желание увидеть вновь ту красотищу, чей образ явился ему под дулом «урана».
– Хай, где мама? – огляделась Косичка. – Это Рыбак, а это Звон, они нормальные ребята. Звон, у тебя есть пять минут, чтобы понравиться Лильен, – и через радар добавила для Лилик: – ТЕПЕРЬ ТВОЕ ИМЯ – ЛИЛЬЕН. БУДЬ С НИМ ПОЛАСКОВЕЕ, ЯСНО? ОН НАМ НУЖЕН КАК СООБЩНИК.
– Мама в медпункте, она до ужина будет принимать поцарапанных и ушибленных, – Гильза изучала гостей. Названный Звоном не отрывал глаз от Лилик… то есть Лильен, да, а Рыбак… Рыбак нуждался в медицинской помощи. Он дышал, как тот больной с последним легким, которому Гальберт обещал, что в раю тому полегчает. Наверно, на лице ее появилось сочувственное внимание, раз чахлый парень ею заинтересовался. Она и постарше этих вертушек, и опрятней, и причесана не черт-те как.
– Лильен, хай, – Звон где-то уронил свою уверенность, а прямой и острый взгляд Лильен успеха не сулил. Узнай он, что его дотошно сравнивают с Родриком по кличке Гребешок… «Косичка любит Гребешка, – Лильен анализировала факты, – это строго; мне нельзя о нем думать. Ощущения, связанные с Гребешком, ЗАБЫТЬ. Смогу ли я влюбиться в Звона?.. Эмбер пела – „Ты подошел спросить, который час, и в этот час любовь связала нас. Увидев в первый раз тебя, я поняла, что чувство – навсегда“. Если учесть, что этот диск разошелся за неделю – значит, у людей это бывает и нравится им. Я должна попытаться…»
Замкнутое лицо Лильен неуловимо быстро стало милым и кокетливым:
– Хаааай, – дальше ничего не получалось; Лильен стремительно искала форму поведения, но в памяти на этот счет хранилось только: «Лилик, это тебе ни к чему! Я тебе за-пре-ща-ю копировать танцовщиц, когда они хихикают с парнями за кулисами». Правда, на вечеринках Лилик-Лильен меняла платье шесть раз, танцевала со стильными парнями, разносила мороженое, бокалы вина – и все грациозно, легко, с улыбкой.