-- Спустись в трюм и принеси мешок угля.
-- Нетли у кого-нибудьизвас, ребята, библииили молитвенника? --
послышалось новое требование, обращенное на этот раз к охотникам.
Онипокачалиголовой, и один отпустил какую-то шутку,которойяне
расслышал; она была встречена общим смехом.
Капитан обратился с темжевопросом к матросам. Библия имолитвенник
былиздесь, по-видимому, редкими предметами, ноодиниз матросов вызвался
спросить у подвахтенных. Однако минуты через две он вернулся ни с чем.
Капитан пожал плечами.
--Тогда придетсяброситьего за бортбез лишней болтовни. Впрочем,
можетбыть,выловленныйнамимолодчикзнаетморскуюпохоронную службу
наизусть? Он что-то смахивает на попа.
При этих словах Волк Ларсен внезапно повернулся ко мне.
-- Вы, верно, пастор? -- спросил он.
Охотники -- их было шестеро -- все, какодин,тоже повернулись вмою
сторону,и я болезненно ощутилсвое сходствос вороньим пугалом. Мойвид
вызвалхохот. Присутствиепокойника,распростертогонапалубеитоже,
казалось, скалившегозубы, никогоне остановило.Этобылхохотгрубый,
резкий и беспощадный, как само море, хохот, отражавший грубые чувства людей,
которым незнакомы чуткость и деликатность.
ВолкЛарсен несмеялся, хотявегосерыхглазах Мелькалиискорки
удовольствия, итолько тут, подойдя к нему ближе,я получилболееполное
впечатление отэтого человека, -- до сих пор я воспринималегоскорее Жак
шагающуюпопалубефигуру,изрыгающуюпоток ругательств.Унегобыло
несколькоугловатоелицос крупными ирезкими,ноправильными чертами,
казавшиесянапервый взгляд массивным.Ноэто первое впечатление отего
лица,также каки отего фигуры,быстроотступало назаднийплан, и
оставалосьтолькоощущениескрытойвэтомчеловекевнутреннейсилы,
дремлющей где-тов недрах егосущества. Скулы,подбородок, высокий лобс
выпуклыми надбровными дугами, могучие, даже необычайно могучие сами по себе,
казалось, говорили обогромной,скрытой от глаз жизненной энергии или мощи
духа,-- этумощьбылотрудно измеритьилиопределитьееграницы,и
невозможно было отнести ее ни под какую установленную рубрику.
Глаза-- мнедовелось хорошоузнатьих -- былибольшие и красивые,
осененные густымичерными бровямии широко расставленные,что говорилоо
недюжинностинатуры.Цветих,изменчиво-серый,поражалбесчисленным
множеством --оттенков, как переливчатыйшелк влучах солнца. Они были то
серыми --темными илисветлыми,--тосеровато-зелеными,топринимали
лазурную окраску моря. -- Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали его душу,
словнонепрестанно менявшиеся маски, илишь вредкие мгновения она как бы
проглядывалаиз них,точно рвалась наружу, навстречу какому-то заманчивому
приключению.
Эти глаза могли быть мрачными, как хмурое свинцовое небо; могли
метать искры,отливая стальным блеском обнаженного меча;могли становиться
холодными, какполярные просторы,илитеплымиинежными.Ив нихмог
вспыхиватьлюбовный огонь,обжигающийивластный, который притягиваети
покоряетженщин,заставляяихсдаватьсявосторженно,радостнои
самозабвенно.
Новернемсякрассказу. Яответил капитану, что я непастори,к
сожалению, не умею служить панихиду, но он бесцеремонно перебил меня:
--Ачем вы зарабатываете на жизнь? Признаюсь, комне никогда еще не
обращались с подобным вопросом, да и сам я никогда над этим незадумывался.
Я опешил и довольно глупо пробормотал:
-- Я... я -- джентльмен.
По губам капитана скользнула усмешка.
--У меня есть занятие, яработаю, -- торопливо воскликнул я,словно
стоял передсудьейинуждалсяв оправдании,отчетливосознавая в то же
время, как нелепо с моей стороны пускаться в какие быто ни было объяснения
по этому поводу.
-- Это даетвам средства к жизни? Вопрос прозвучал таквластно, что я
был озадачен, -- сбит с панталыку, каксказал бы Чарли Фэраи молчал, словно
школьник перед строгим учителем.
-- Кто вас кормит? -- последовал новый вопрос.
-- У меняесть постоянный доход, -- с достоинством ответил я и в ту же
секунду готов был откусить себе язык. --Новсеэто,простите,не имеет
отношения к тому, о чем я хотел поговорить с вами.
Однако капитан не обратил никакого внимания на мой протест.
-- Кто заработал эти средства? А?.. Ну, я так и думал: вашотец. Вы не
стоите на своих ногах -- кормитесь за счет мертвецов. Вы не могли бы прожить
самостоятельно исуток,не сумели бы триразав деньнабить себе брюхо.
Покажите руку!
Страшная сила, скрытая в этом человеке, внезапно пришла в действие,и,
прежде чем я успелопомниться, оншагнул ко мне, схватил мою правую руку и
поднес кглазам.Япопыталсяосвободиться,но егопальцыбезвсякого
видимогоусилия крепче охватилимоюруку,и мне показалось,что уменя
сейчасзатрещаткости.Труднопритакихобстоятельствахсохранять
достоинство. Я не мог извиваться или брыкаться, как мальчишка, однако не мог
ивступитьвединоборство сэтимчудовищем,угрожавшим одним движением
сломать мне руку. Приходилось стоять смирно и переносить это унижение.
Тем временем у покойника, как я успел заметить, уже обшарили карманы, и
все, что там сыскалось, сложили на трубе,атруп, на лице которого застыла
сардоническая усмешка, обернули впарусину, и Иогансенпринялся штопать ее
толстой белой ниткой, втыкая иглу ладонью с помощьюособого приспособления,
называемого гарданом и сделанного из куска кожи.
Волк Ларсен с презрительной гримасой отпустил руку.
-- Изнеженная рука -- за счеттех же мертвецов.