Я уже описывал вам расположение комнат; оно,нечегосказать,удобно,
это иравда, но как-то в них душно, то есть не то чтобы онопахлодурно,а
так, если можно выразиться, немного гнилой остро-услащенный запахкакой-то.
На первый раз впечатление невыгодное, но это все ничего; стоит только минуты
две побыть у нас, так и пройдет, и не почувствуешь, как все пройдет,потому
что и сам как-то дурно пропахиешь, и платье пропахнет, и рукипропахнут,и
все пропахнет, - ну, и привыкнешь. У нас чижики так и мрут. Мичман уж пятого
покупает, - не живут в нашем воздухе, да итолько.Кухняунасбольшая,
обширная, светлая. Правда, по утрам чадно немного, когда рыбуилиговядину
жарят, да и нальют и намочат везде, зато уж вечером 13 рай. В кухне у нас на
веревках всегда белье висит старое; а так как моя комната недалеко, тоесть
почти примыкает к кухне, тозапахотбельяменябеспокоитнемного;но
ничего: поживешь и попривыкнешь.
С самого раннего утра, Варенька, у нас возня начинается, встают, ходят,
стучат, - это поднимаются все, кому надо, кто-в службе или так, сам по себе;
все пить чай начинают. Самовары у нас хозяйские, большею частию, мало их, ну
так мы все очередь держим; а кто попадет не в очередь со своим чайником, так
сейчас тому голову вымоют. Вот я было попал в первый раз, да... впрочем, что
жеписать!Тут-тоясовсемиипознакомился.Смичманомспервым
познакомился;откровенныйтакой,всемнерассказал:пробатюшку,про
матушку, про сестрицу, что за тульским заседателем, и прогородКронштадт.
Обещал мне вовсемпокровительствоватьитутжеменяксебеначай
пригласил. Отыскал я его в той самой комнате, где у нас обыкновенно вкарты
играют. Там мне дали чаю и непременно хотели, чтоб я в азартную игру сними
играл. Смеялись ли они, нет ли надо мною, не знаю; только сами они всюночь
напролет проиграли, и когда я вошел, так тоже играли. Мел, карты, дымтакой
ходил по всей комнате, что глазаело.Игратьянестал,имнесейчас
заметили, что я про философию говорю. Потом уж никто со мноюинеговорил
все время; да я, по правде, рад был тому. Не пойду книмтеперь;азарту
них, чистый азарт! Вотучиновникаполитературнойчастибываюттакже
собрания по вечерам. Ну, у того хорошо, скромно, невинно и деликатно; все на
тонкой ноге.
Ну, Варенька, замечу вам ещемимоходом,чтопрегадкаяженщинанаша
хозяйка, к тому же сущая ведьма. Вы видели Терезу.Ну,чтоонатакоена
самом-то деле? Худая, как общипанный, чахлый цыпленок.Вдомеилюдей-то
всего двое: Тереза да Фальдони, хозяйский слуга. Я не знаю,можетбыть,у
него есть и другое какое имя, только он и на это откликается;всееготак
зовут. Он рыжий, чухна какая-то, кривой, курносый, грубиян:всесТерезой
бранится, чуть не дерутся. Вообще сказать,житьмнездесьнетакчтобы
совсем было хорошо... Чтоб этак всем разом ночьюзаснутьиуспокоиться-
этого никогда не бывает. Уж вечно где-нибудь сидят даиграют,аиногдаи
такое делается, что зазорно рассказывать. Теперь уж явсе-такипообвык,а
вот удивляюсь, как в такомсодомесемейныелюдиуживаются.Целаясемья
бедняков каких-то у нашейхозяйкикомнатунанимает,тольконерядомс
другими нумерами, а по другую сторону, в углу, отдельно.Людисмирные!Об
них никто ничего и не слышит. Живут они в одной комнатке,огородясьвней
перегородкою. Он какой-то чиновникбезместа,изслужбылетсемьтому
исключенный за что-то.
ФамильяегоГоршков;такойседенький,маленький;
ходит в таком засаленном, в таком истертом платье, что больно смотреть; куда
хуже моего! Жалкий, хилый такой (встречаемся мы с ниминогдавкоридоре);
коленки у него дрожат, руки дрожат, голова дрожит, уж отболезни,чтоли,
какой, бог его знает; робкий, боится всех, ходит стороночкой; уж я застенчив
подчас, а этот еще хуже. Семейства у него-женаитроедетей.Старший
мальчик, весь в отца, тоже такой чахлый. Женабылакогда-тособоювесьма
недурна, и теперь заметно; ходит, бедная, в такомжалкомотребье.Они,я
слышал, задолжали хозяйке; она с нимичто-тонеслишкомласкова.Слышал
тоже, что у самого-то Горшкова неприятности есть какие-то, по которымони
места лишился... процесс не процесс, под судом не под судом, подследствием
каким-то, что ли - уж истинно не могу вам сказать.Бедны-тоони,бедны-
господи, бог мой! Всегда у них в комнате тихо и смирно, словноинеживет
никто.Дажедетейнеслышно.Инебываетэтого,чтобыкогда-нибудь
порезвились, поиграли дети, а уж это худой знак. Как-томнераз,вечером,
случилось мимо ихдверейпройти;натупорувдоместалочто-тоне
по-обычному тихо; слышу всхлипывание, потом шепот, потом опять всхлипывание,
точно как будто плачут, да так тихо,такжалко,чтоуменявсесердце
надорвалось, и потом всю ночь мысль об этих бедняках меня непокидала,так
что и заснуть не удалось хорошенько.
Ну, прощайте, дружочек бесценный мой, Варенька! Описал я вамвсе,как
умел. Сегодня я весь день все только об вас и думаю. У меня завас,родная
моя, все сердце изныло. Ведь вот, душечка моя, я вот знаю, что у вас теплого
салопа нет. Уж эти мне петербургские весны, ветры да дождички соснежочком,
- уж это смерть моя, Варенька! Такое благорастворение воздухов, чтоубереги
меня, господи! Не взыщите, душечка, на писании; слогу нет,Варенька,слогу
нет никакого. Хоть бы какой-нибудь был! Пишу, что на ум взбредет, так, что15
бы вас только поразвеселить чем-нибудь. Ведь вот еслл б я учился как-нибудь,
дело другое; а то ведь как я учился? даже и не на медные деньги.
Ваш всегдашний и верный друг
Макар Девушкин.
Апреля 25.
Милостивый государь,
Макар Алексеевич!
Сегодня я двоюродную сестру мою Сашу встретила! Ужас! ионапогибнет,
бедная! Услышалаятожесостороны,чтоАннаФедоровнавсеобомне
выведывает. Она, кажется,никогданеперестанетменяпреследовать.Она
говорит, что хочет простить меня, забыть все прошедшее и что непременно сама
навестит меня. Говорит, что вы мне вовсе не родственник, что онаближемне
родственница, что в семейные отношения нашивынеимеетеникакогоправа
входить и что мне стыдно и неприличножитьвашеймилостынейинавашем
содержании... говорит, что я забыла ее хлеб-соль, что она менясматушкой,
может быть, от голодной смерти избавила,чтоонанаспоила-кормилаис
лишком два с половиною года на нас убыточилась,чтоонанамсверхвсего
этого долг простила. И матушку-то она пощадить не хотела! Аеслибызнала
бедная матушка, чтоонисомноюсделали!Богвидит!..АннаФедоровна
говорит, что я по глупосги моей своего счастия удержать неумела,чтоона
сама меня на счастие наводила, что она ни в чем остальном не виновата ичто
я сама за честь свою не умела, а может быть, и не хотела вступиться.Акто
жетутвиноват,божевеликий!Онаговорит,чтогосподинБыковправ
совершенно и что не на всякой же жениться, которая... да что писать! Жестоко
слышать такую неправду, Макар Алексеевич! Я незнаю,чтосомнойтеперь
делается. Я дрожу, плачу, рыдаю; это письмо я вам два часа писала. Я думала,
что она по крайней мере сознает свою вину предо мною; а она вот кактеперь!
Ради бога, не тревожьтесь, друг мой, единственный доброжелатель мой!Федора
все преувеличивает: я не больна. Я только простудилась немного вчера,когда
ходила на Волково к матушке панихиду служить. Зачем вы непошливместесо
мною; я вас так просила. Ах, бедная, бедная моя матушка, если б ты встала из
гроза, если б ты знала, если б ты видела, что они со мною сделали!..
В. Д.
Мая 20.