— И те три года, что я продолжал посылать деньги в Загреб, их кто-то просто прикарманивал, прикрываясь именем Бровника. У меня зародились подозрения, и я решил в этом разобраться, — хотя я уже был далеко не тощий — но ничего выяснить мне не удалось. Мне так и не удалось разыскать ту девочку. Я угодил в тюрьму, откуда меня вызволил американский консул, и в течение десяти часов должен был покинуть страну. — Вулф скривился. — С тех пор я больше не был в Европе, да и в тюрьме тоже. Где же вы скрывались?
— Мне тогда было одиннадцать лет.
— Да. Но все же — где вы были?
Прежде чем ответить, она некоторое время изучала его взглядом.
— Я не могу вам этого сказать.
— Либо вы мне все расскажете, либо — марш отсюда и больше не возвращайтесь. А бумага, которую вы украли и которую ваша подруга спрятала в моей книге, останется у меня. Только не поднимайте снова кошачий визг.
— Расскажи ему, Нийя, — велела Карла.
— Но, Карла, тогда он узнает…
— Расскажи, я говорю!
— И расскажите правду, — посоветовал Вулф, — я все равно все узнаю, если отправлю телеграмму в Европу.
Нийя сказала:
— Когда Бровников арестовали, меня отправили в интернат. Год спустя меня забрала оттуда женщина по имени миссис Кемпбелл.
— Кто это?
— Это была англичанка, секретарь князя Петера Доневича.
— Чего ей от вас было нужно?
— Она посетила наш интернат, и я ей как будто понравилась. Тогда я уже не была скелетиком. Она хотела удочерить меня, но не могла этого сделать, из-за вас.
— Почему она не связалась со мной?
— Из-за… князя Доневича. Они были друзья, почти как вы и Бровники. Они знали, что из-за вас у них могут быть неприятности, и потому связываться с американцем им не очень-то улыбалось.
— Разумеется. Вряд ли бы удалось вызвать американца и потом расстрелять его. Значит, она просто украла деньги, которые я посылал в течение трех лет.
— Об этом я ничего не знаю.
— А сейчас она где?
— Она умерла четыре года назад.
— Где вы были после этого?
— Я продолжала жить там же, где и раньше.
— У Доневичей?
— В их доме.
— Молодой князь Стефан тоже там жил?
— Да, и он, и его сестры.
— А жена?
— Потом — да, конечно. Когда они поженились два года назад.
— С вами обращались как с членом семьи?
— Нет. — Она поколебалась, но снова настойчиво повторила: — Нет, не как с членом семьи.
Вулф повернулся к Карле и резко спросил:
— Вы жена Стефана — княгиня Владанка?
Та, хлопнув ресницами, широко раскрыла глаза:
— Я? Boga ti! Нет!
— Но ведь та бумага, что вы сунули в мою книгу, была у вас.
— Я же говорю, я украла ту бумагу, — прервала Нийя. — Я не всегда лгу.
— Где вы ее украли — в Загребе или в Нью-Йорке?
Она покачала головой:
— Об этой бумаге я ничего не могу вам рассказывать. Ни за что, чем бы вы мне ни грозили.
Вулф хрюкнул:
— Секретная политическая миссия. Знаю, как же. Скорее умру, но не скажу. Я сам играл в эти глупые грязные игры. Но, коль скоро вы жили в одном доме с княгиней Владанкой, вы должны очень хорошо ее знать. Вы с ней подруги?
— Подруги? — На лбу Нийи собрались складки. — Нет.
— Какая она?
— Умная, красивая, эгоистичная и вероломная.
— Вот как. Но я спрашиваю про внешность.
— Ну… она высокая. Руки у нее гибкие, словно две змеи. Лицо такое — Нийя изобразила овал. — Глаза такие черные, как у меня — даже, пожалуй, чернее.
— Она сейчас в Загребе?
— Когда я уезжала, она была там. Говорили, что она должна поехать в Париж повидаться со старым князем Петером, а потом в Америку.
— Вы лжете.
Она посмотрела прямо на него.
— Иногда лгать необходимо. Некоторые вещи я не могу вам рассказать.
— Ха, только через мой труп, верно? Ваши губы запечатаны накрепко каким-то бандитским поручением, но вам-то что с того? Когда вы думаете завершить свою политическую миссию?
Нийя Тормик посмотрела на него, затем на Карлу, снова на него и ничего не ответила.
— Давайте, давайте, — нетерпеливо поторопил Вулф. — Я спросил всего лишь — когда? В обозримом будущем?
— Да, я думаю, — наконец призналась она. — Наверное, даже… завтра.
— Сейчас уже за полночь. Вы имеете в виду — сегодня?
— Да. Но необходимо, чтобы та бумага была у меня. Вы не имеете никакого права держать ее у себя. Когда этот слабоумный Дрисколл поднял шум из-за своих идиотских бриллиантов, которые якобы украли, я подумала, что полиция приедет и запросто может всех обыскать, и комнату, где я живу, тоже. Я и подумала о вас, том американце, который удочерил меня, когда я была ребенком. Когда я уезжала из Загреба, свидетельство об удочерении я взяла с собой; его мне отдала перед смертью миссис Кемпбелл. Вот мы с Карлой и решили, что у вас бумага будет в большей безопасности, чем в любом другом месте, и мы обсудили, как оставить ее у вас, чтобы потом можно было ее легко забрать снова. Потом вы отказались помочь мне, и ей пришлось вернуться к вам и сообщить, кто я на самом деле. — Она замолчала и улыбнулась ему, но была так встревожена, что улыбка получилась озабоченной. — Я должна получить назад ту бумагу! Должна!
— Посмотрим. Вы сами признались, что украли ее. Итак, вы рассчитываете сегодня завершить свою миссию.
— Да.
— Вы, конечно, понимаете, что, пока дело об убийстве не будет раскрыто, полиция не выпустит вас из Нью-Йорка.
— Но я… Вы же сами сказали, что мое алиби…
— Ваше алиби дела не решает. Не делайте глупостей. Если поручение ваше завершится, не вздумайте ускользнуть на каком-нибудь корабле, переодевшись русалкой. Кто такая мадам Зорка?
Обе девушки изумленно уставились на него.
— Ну? — резко потребовал Вулф. — Вы ведь ее знаете, верно?
Карла рассмеялась — на первый взгляд, совершенно естественно, словно ее просто что-то позабавило. Нийя проговорила:
— Да почему… она вообще никто. Просто модельерша.
— Я так и понял. А почему она стала называть себя таким именем — именем дочери короля Черногории Никиты?
— Но королева Зорка умерла…
— Я знаю. Откуда у модельерши такое имя?
Карла снова засмеялась.
— Может, вычитала в какой-нибудь книге.
— Но кто она?
Нийя пожала плечами и повернула ладони вниз:
— Мы ничего о ней не знаем.
С минуту Вулф разглядывал их, затем вздохнул.
— Ну хорошо. Уже поздно, вам давно пора спать, тем более что завтра вам придется вставать рано, чтобы отправиться к мистеру Роуклиффу. Можете с ним пококетничать — он на это падок. Когда освободитесь, приходите сюда часам к одиннадцати, я отдам вам вашу бумагу.
— Но мне она нужна сейчас!
— Сейчас вы ее не получите. Ее здесь нет. Я буду…
Нийя подскочила.
— Что вы с ней… Где она?
— Прекратите визжать. Она в безопасности. Завтра в одиннадцать я вам ее отдам. Сядьте — впрочем, нет, не трудитесь; вы все равно уходите. И запомните, не делайте глупостей. А вам, мисс Лофхен, я бы посоветовал не замышлять ничего более серьезного, чем еда и сон. Я говорю так из-за бездарного представления, которое вы здесь разыграли, чтобы спрятать бумагу в моей книге — расспрашивая при этом мистера Гудвина, читал ли я ту книгу, и не учу ли ее, и не читаю ли сейчас. Невероятно!
Карла вспыхнула.
— Я думала… Я нечаянно…
— Боже милостивый! Нечаянно? Да я и сейчас еще подозреваю, что вы рассчитывали на то, что мы найдем эту бумагу, только вот не пойму, зачем вам это понадобилось. Ладно, спокойной ночи. Кстати, мисс Тормик, насчет того, что вы стали моей клиенткой. Свидетельство об удочерении я верну вам утром вместе с другим документом; похоже, что оно в самом деле принадлежит вам; но я люблю все предусмотреть вперед, чтобы не возникло недоразумений.