Нет, нет, он не мог этого сделать, пока его напиток готовился на плите. Ему надо было иметь какой‑то серьезный предлог, чтобы уйти из квартиры Лесли.
Визерспун нахмурился, пустил струйку дыма в потолок и негромко пробормотал:
— Да, вы правы.
— А это нас снова возвращает к утенку. Почему вы пришли к заключению, что этот утенок был ваш?
— Потому что это так! Он должен быть моим! Вы припоминаете, как я вам говорил, что Эйдамс перед отъездом взял утенка в моем птичьем дворе? Такое нахальство, я считаю… Я собираюсь расспросить Лоис об этом. Все равно, раньше или позже, ей придется выслушать всю историю, так что пусть узнает все уже сейчас.
Он потянулся к телефонной трубке. Мейсон опередил его.
— Одну минуточку… Прежде чем вы вызовете сюда Лоис, давайте поговорим об утенке. Как я понял, вы заявили полиции, что утенок взят с вашего птичьего двора?
— Да.
— Как вы его опознали, хотел бы я знать? У него есть ваше клеймо?
— К черту, Мейсон, сколько можно говорить о каком‑то утенке? Каждый раз, когда разговор заходит о нем, вы задаете мне совершенно идиотские вопросы. Уток никто не клеймит!
— Почему?
— Потому что это никому не нужно.
— Ну, а рогатый скот вы клеймите, верно?
— Да, разумеется.
— Для чего?
— Мы это делаем, чтобы иметь возможность отличить свой скот от соседского.
— Очень интересно. В Китае, где некоторые семьи живут на воде в лодках и, как правило, держат уток, принято окрашивать птиц в разные цвета, чтобы не возникало путаницы.
— Ну, а какое это имеет отношение к данному утенку?
— А вот какое. Вы только что сами сказали, что вам приходится клеймить свой скот, чтобы в случае надобности иметь возможность отличить его от соседского. Каким же образом вы собираетесь доказать, что это ваш утенок, а, скажем, не соседский?
— Вы прекрасно знаете, что это мой утенок!
Мейсон как ни в чем не бывало продолжал рассуждать:
— Я думаю о том, как вы станете давать показания перед Большим жюри. Лично вам придется туго. Вы сами подставляете свою голову под удар. Вы заявите: «Да, да, это моя утка!» Обвинитель предложит защитнику приступить к перекрестному допросу, и защитник в первую очередь поинтересуется, на каком основании вы это утверждаете.
— Ну, прежде всего исходя из специфического цвета и размера.
— Прекрасно. Тогда защитник спросит, в чем состоит их специфика.
— Ну, утенок желтоватенький, как все маленькие утки. И потом, он точно такого же роста, как остальные утята этого выводка.
— Сколько их всего?
— Около десятка, не то девять, не то восемь, точно не скажу.
— Который из них, вот этот?
— Не глупите. Этого нельзя сказать… Они все одинаковые.
— Вот‑вот, наконец‑то вы и сами признали, что этот утенок выглядит совершенно так же, как восемь или девять других утят на вашем птичьем дворе.
— Ну и что из этого?
— И вы не можете сказать, который из восьми или девяти именно этот утенок.
— Конечно, не могу. Мы не красим и не крестим утят и не даем им собственных имен.
— И несомненно, — продолжал ровным голосом Мейсон, — на других ранчо в долине тоже имеются утки, так что вполне естественно предположить, что там тоже могут оказаться точь‑в‑точь такие же утята и по виду, и по цвету, и по величине.
— Очень может быть!
— И если бы всех этих утят согнать на ваш птичий Двор и смешать с вашими собственными, то при отсутствии специального клейма или какой‑то метки вы не Могли бы в общей массе отличить своих от чужих.
Визерспун выпустил несколько колец дыма, и то, как он это проделал, свидетельствовало о его крайнем нервном напряжении.
— Так что, — продолжал Мейсон, — вы будете являть собой весьма жалкое зрелище, когда защитник Эйдамса потребует опознать утенка.
— Офицер сказал, что, когда вошел в помещение, с утенком не все было ладно. Вы должны знать об этом.
— Да, — согласился Мейсон, — утенок казался погрузившимся в воду больше, чем полагалось бы. Но в этом нет ничего подозрительного. Как вам, должно быть, известно, утки умеют нырять.
— Офицер сказал, что утенок выглядел так, будто тонет…
Мейсон удивленно приподнял брови.
— Тонет?
— Так сказал офицер.
— Прекрасно! — воскликнул Мейсон, изображая на лице преувеличенное облегчение. — В таком случае все это действительно не имеет значения?
— Куда вы клоните?
— Вы без труда сможете идентифицировать своего утенка. К вам никто не сможет придраться!
— Что вы имеете в виду?
— Ну как же! — снисходительно улыбнулся Мейсон. — Ваш утенок особенный… Если это действительно ваша птица, то вы являетесь владельцем единственной утки по всей Ред‑Ривер‑Вэлли, а может, и во всем мире, которая не умеет плавать.
Визерспун вытаращил глаза.
— Черт возьми, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Марвин химик. Он подбросил что‑то в воду.
И снова брови Мейсона взлетели вверх.
— Значит, в воде что‑то было?
— Да, конечно. Утенок тонул.
— И утонул?
— Нет, он очухался и начал плавать.
— В таком случае утенка заставило тонуть что‑то другое, а не примесь в воде.
— Очень может быть, что на него тоже подействовал газ. Когда помещение проветрили, он пришел в себя и начал плавать.
— Понятно… весьма интересно. Кстати, Визерспун, у вас много оружия. Надо думать, вы иной раз охотитесь?
— Да, — ответил Визерспун таким тоном, что можно было не сомневаться, его не слишком устраивала перемена темы разговора.
— Эти чучела, очевидно, ваши собственные трофеи!
— Да.
— Охотничьи ружья великолепны!
— Согласен.
— Я вижу, у вас есть несколько дробовиков.
— Да.
— Очевидно, иной раз вы практикуетесь в стрельбе по летящей цели или мишени?
— Да.
— В долине много диких голубей? Вы на них охотитесь?
— На голубей — нет.
— Ну, а на уток?
— Довольно часто.
— По всей вероятности, здесь прекрасная охота на уток?
— Да.
— Когда вы попадаете в утку из дробовика, полагаю, вы убиваете ее наповал?
На секунду в глазах Визерспуна вспыхнул азартный огонек.
— Можете не сомневаться! Лично я считаю, что только такой выстрел приносит удовлетворение. Мне думается, что утка даже не успевает сообразить, что с ней произошло. Сейчас она летит высоко над озером, а в следующее мгновение уже мертва!
— Они часто падают в воду?
— Да.
— Ну и как вы их достаете со дна? У вас для этого имеется какая‑нибудь специальная драга?
Теперь уже покровительственно улыбнулся Визерспун.
— Для такого блестящего адвоката, каким считаетесь вы, мистер Мейсон, непростительно не знать такой вещи, которая известна даже младенцам.
Мейсон прикинулся обиженным:
— Вот как?
— Утки не тонут. Убитые, они плавают на поверхности воды.
— Неужели?
— Да.