– Пойдем, – говорит она, снимает с талии мои руки и кладет свои руки мне на плечи, подталкивая меня в сторону кухни. – Надо спасать Эвелин. Она уже час раскладывает суши. Пытается выложить твои инициалы: П ‑желтохвостом, а Б– тунцом, но ей кажется, что тунец выглядит слишком бледно…
– Как романтично.
– …и желтохвоста не хватает, чтобы закончить Б . – Кортни вздыхает. – Так что, мне кажется, она выложит инициалы Тима. Ты ведь не возражаешь? – спрашивает она с легким беспокойством. Кортни – подруга Луиса Керрутерса.
– Я ужасно ревную и мне, пожалуй, надо поговорить с Эвелин, – отвечаю я, и Кортни мягко вталкивает меня в кухню.
Эвелин стоит возле кухонной стойки из светлого дерева. На ней кремовая шелковая блузка от Krizia, твидовая, цвета ржавчины юбка от Krizia и точно такие же, как у Кортни, туфли d'Orsay из шелкового атласа. Длинные светлые волосы собраны в строгий пучок, и она здоровается со мной, не поднимая глаз от овального, из нержавеющей стали блюда Wilton, на котором она художественно разложила суши.
– Ты уж прости меня, милый. Я хотела пойти в это очаровательное сальвадорское бистро в Ист Сайде…
Прайс громко стонет.
– …но мы не смогли заказать столик. Тимоти, перестань стонать . – Она берет очередной кусок желтохвоста и осторожно кладет его в верхнюю часть блюда, завершая фигуру, похожую на заглавную букву Т . Потом отступает на шаг и придирчиво изучает свое творение. – Даже не знаю. Нет, правда, не знаю.
– Я же просил тебя купить «Финляндию», – бурчит Тим, просматривая бутылки (в основном большие, на две кварты). – У нее никогда нет «Финляндии», – обращается он ко всем.
– Господи, Тимоти . Чем тебе «Абсолют» не нравится? – спрашивает Эвелин и задумчиво обращается к Кортни: – Калифорнийские роллы лучше разложить по краям, да?
– Давай выпьем, Бэйтмен, – вздыхает Тимоти.
– Мне J&B со льдом, – говорю я, и вдруг думаю: как странно, что Мередит не пригласили.
– Господи, смотрится отвратительно, – говорит Эвелин со слезами в голосе. – Я сейчас точно расплачусь.
– А мне кажется, изумительносмотрится, – говорю я.
– Отвратительно , – причитает она, – отвратительно .
– Да нет же, нет. Суши выглядят изумительно , – говорю я и, пытаясь утешить Эвелин, беру кусок палтуса, запихиваю его себе в рот, мычу от удовольствия и обхватываю Эвелин сзади; рот набит рыбой, но мне удается сказать, – и очень вкусно.
Она игриво бьет меня по рукам, моя реакция ей явно понравилась, она чмокает воздух возле моей щеки и поворачивается к Кортни. Прайс вручает мне стакан и идет в гостиную, пытаясь стряхнуть с пиджака невидимую пылинку.
– Эвелин, у тебя есть одежная щетка?
Вместо этого ужина я бы лучше остался дома и посмотрел бы бейсбол, или сходил бы в тренажерный зал, или наведался бы в тот сальвадорский ресторанчик, который пару раз похвалили, один раз в в журнале New York , а второй – в Times . Однако вечеринки у Эвелин хороши тем, что это недалеко от моего дома.
– Ничего, если соевый соус будет не совсем комнатной температуры? – спрашивает Кортни, – по‑моему, там одно блюдо со льдом.
Рядом с изящной фарфоровой соусницей Эвелин аккуратно выкладывает бледно‑оранжевые кусочки имбиря.
– Нет, так не пойдет. Патрик, будь милым мальчиком, достань пиво из холодильника, – кажется, имбирь ее достал, она швыряет всю горсть на поднос.
– Ладно, не надо. Я сама .
Я все равно иду к холодильнику. Мрачный Прайс входит на кухню и спрашивает:
– Черт возьми, кто это там в гостиной?
Эвелин изображает святую невинность:
– А кто там?
Кортни предостерегающе хмурится:
– Э‑ве‑лин. Надеюсь, ты им сказала .
– Кто? – внезапно пугаюсь я. – Виктор Пауэлл?
– Нет, Патрик, это не Виктор Пауэлл, – говорит Эвелин. – Это один мой приятель, художник. Его зовут Сташ. И его подруга, Вэнден.
– Ага, стало быть, это девушка , – говорит Прайс. – Сходи посмотри, Бэйтмен, оно того стоит. Дай угадаю. Ист‑Виллидж?
– Ах, Прайс, – кокетливо произносит Эвелин, открывая бутылки с японским пивом. – А если бы даже Ист‑Виллидж? Вэнден учится в Кэмдене, а Сташ живет в Сохо, вот так.
Я выхожу из кухни, иду мимо столовой, где накрыт стол, – в подсвечниках чистого серебра от Fortunoff горят восковые свечи от Zona, – и вхожу в гостиную. Непонятно, от когоодевается Сташ, – он весь в черном. У Вэнден зеленые пряди в волосах. Она курит и смотрит видеоклип по MTV, какой‑то хэви‑металл.
– Кхе, кхе, – кашляю я.
Вэнден, кажется, обдолбана по самое немогу. Она настороженно оборачивается. Сташ сидит неподвижно.
– Привет. Я Пэат Бэйтмен, – я протягиваю ей руку. Заметив в зеркале на стене свое отражение, улыбаюсь, потому что вижу, как хорошо я выгляжу.
Она молча пожимает мне руку. Сташ нюхает свои пальцы.
Быстрая смена кадра – и я снова на кухне.
– Гоните ее отсюда, – бурчит Прайс. – Она зациклена на MTV, а я хочу посмотреть репортаж Макнейла и Лерера.
Эвелин открывает большие бутылки импортного пива и замечает рассеянно:
– Пора уже съесть это, или мы все отравимся.
– У нее зеленые пряди в волосах, – говорю я. – И она курит .
– Бэйтмен, – говорит Тим, не сводя глаз с Эвелин.
– Да? – отвечаю я. – Что, Тимоти?
– Ты псих.
– Оставь Патрика в покое, – говорит Эвелин. – Он милый соседский мальчик, вот он кто. Никакой ты не псих, правда, милый?
Эвелин – существо не от мира сего. Я иду к бару, чтобы налить себе еще.
– Милый соседский мальчик, – ухмыляется Тим, а потом снова корчит рожу и раздраженно спрашивает Эвелин, есть ли у нее одежная щетка.
Открыв наконец все бутылки с японским пивом, Эвелин просит Кортни сходить за Сташем и Вэнден.
– Надо все это есть сейчас, а то потом отравимся, – бормочет она и оглядывает кухню, проверяя, не забыла ли она что‑нибудь.
– Если удастся оторвать их от последнего клипа «Megadeth», – говорит Кортни, выходя.
– Нам надо поговорить, – говорит Эвелин.
Я подхожу к ней:
– О чем?
– Да не с тобой, – говорит она, указывая на Тима. – С Прайсом.
Тим по‑прежнему злобно смотрит на нее. Я ничего не говорю, уставившись на его стакан.
– Будь добр, – просит она меня, – отнеси суши на стол. Темпура в микроволновке, саке почти закипело… – Она уводит Прайса из кухни, и я не слышу окончания фразы.
Интересно, где Эвелин взяла суши. Тунец, желтохвост, макрель, креветки, угорь, даже бонито– все свежее; на блюде Wilton продуманно уложены кучки васаби и кусочки имбиря. Но еще больше мне нравится мысль, что я не знаю , никогда не узнаюи никогда не спрошу , откуда все это появилось. Суши будут стоять посреди стеклянного стола из Zona, который купил для Эвелин отец, этакий добрый и всемогущий джин из арабских сказок, и, ставя блюдо на стол, я мельком ловлю свое отражение на его гладкой поверхности.