— Олег Владимирович такой потешный, шутил все… А Василь — молчальник.
— У него чёлка вперёд зачёсана?
— Вперёд, а что?
— Да ничего страшного.
— Однако милиция интересуется ими! Меня они ничем не обидели.
Сомневаться в искренности того, что сказала Андриевская, не было оснований, но и открыться я не имел права. Сказал полуправду:
— Мы задержали спекулянта, он купил у Галиного брата магнитофон — вот и расследуем дело.
— А я думала: что-нибудь серьёзное… — Она облегчённо вздохнула.
— И все же очень прошу вас никому не говорить о нашем разговоре.
— Понимаю.
— С вашего позволения я возьму это письмо, — я показал на конверт. — Может пригодиться.
— Берите. Слава богу, мелочь какая-то — магнитофон, а то я уже думала…
Я встал. Теперь должен был как можно скорее встретиться с Дробахой.
Это надо же такое! Иногда неделями ищешь хоть какую-то ниточку, а она все не даётся в руки, а тут за день, даже не за день, а за полдня столько узнать!
Прямой выход на бандитов, даже адрес в Кривом Роге знаем. Ну, может, Черныш там и не живёт, но у меня не было сомнений, что через Галину Коцко мы сразу выйдем на лысого бандита и его помощника.
Как его? Василь? Вася с чёлкой вылёживался тут, в этой комнате, под ромашками…
А другой — шутник! Ничего себе шутка: убили человека, продали его машину, несколько человек обвели вокруг пальца…
Я обозлился, но ничем не проявил своего состояния. Все равно в самые ближайшие дни отыграемся.
Распрощался с Надией Федоровной и поехал в прокуратуру.
Дробаха, слушая меня, дышал на кончики пальцев и даже вертелся на стуле.
— Ну и молодец! — сказал он. — Ну и счастливчик! Баловень судьбы вы, Хаблак, не иначе. Счастливчик в капитанских погонах, ей-богу, с вами не соскучишься.
Я подумал, что оно, конечно, лучше сидеть в кабинете и потом не жалеть эпитетов, нежели крутиться по радиомастерским и магазинам, но тут же пригасил эту мысль как недостойную: служим одному делу, и неизвестно ещё, как все это обернётся.
Так, в конце концов, и случилось: нам с Дробахой пришлось ещё хорошенько потрудиться, пока поставили последнюю точку в этом деле, но тогда я был переполнен оптимизмом, кстати, так же, как и следователь. А он, ещё раз подышав на пальцы и потерев ладони, предложил:
— Вечером на поезд, завтра утром в Кривом Роге, согласны?
Я покрутил головой: целую ночь тратить на поезд, когда вечером мы с Мариной можем пойти в кино.
— Самолёт! — возразил я. — Я уже узнал, завтра в восемь пятнадцать рейс, и через час будем на месте.
Должно быть, Дробаха не был восхищён моим предложением, оно и верно: в вагоне спокойнее — пей чай, смотри в окно, отсыпайся под стук колёс, но сегодня я был на коне, и ему пришлось смириться.
— Однако, — сделал он последнюю попытку, — а как с билетами? В разгар сезона…
— Беру на себя. — Я отрезал ему все пути к отступлению. — С уголовным розыском ещё считаются.
Он подозрительно взглянул на меня: не принижаю ли я роль его многоуважаемого учреждения; не заметил на моем лице ни тени пренебрежения и успокоился.
— Я вызову машину на половину восьмого, — все же он уязвил меня: таким правом я не пользовался и должен был трястись до Жулян в троллейбусе. — Куда за вами заехать?
— На Русановку. — Я знал, что Дробахе придётся сделать большой крюк, но не ощутил никаких угрызений совести: сам напросился.
На следующее утро мы прибыли в Кривой Рог без опоздания. Самолёт взлетел точно по расписанию, погода стояла чудесная, нас не трясло, и в начале десятого мы уже разместились в серой милицейской «Волге».
Мы с Дробахой заняли заднее сиденье, на переднем сидел мой старый знакомый Саша Кольцов — гроза криворожских воров и большой знаток всех тонкостей розыска.
Он вертелся на сиденье, показывая нам местные достопримечательности, я знал, что он вертится ещё и от любопытства: недаром же два таких аса, как Дробаха и Хаблак, прилетели в Кривой Рог!..
Я подумал о себе как об асе без ложной скромности, в конце концов, за десять лет работы в угрозыске приобрёл кое-какой опыт и видел, какими глазами смотрят на меня новички. Что ж, кое-что мы можем, и лучшим свидетельством этого является наш приезд сюда.
— Такое, Саша, дело, — начал я и увидел, как посерьёзнел Кольцов: перестал вертеться, повернулся к нам и даже шмыгнул носом. — Дело, значит, такое, Саша, — повторил я. — Есть тут у вас два типа, и за ними мокрое дело.
— Мокрое? — не поверил Саша. — Мы тут всех знаем, как хорошая хозяйка кур. Что-то не верится.
Я кратко рассказал всю историю, приведшую нас в этот бесконечный город: ехали уже двадцать минут, а ему нет конца-краю, говорят, тянется километров на шестьдесят.
Кольцов внимательно выслушал меня, подумал и рассудительно сказал:
— Должен разочаровать вас. Ты сказал: улица Весенняя, восемь? Коцко Галина Микитовна?
— Ну и что? — не вытерпел Дробаха.
— Разбираемся… — неопределённо ответил Кольцов. — Кажется, вы немножко опоздали. Как минимум на два дня. По этому адресу вчера зарегистрирован несчастный случай. Отравление газом со смертельным исходом. Но хозяйку удалось спасти.
Я растерянно молчал, а Дробаха спросил так, будто ничего и не произошло. Теперь я мог вполне оценить силу его характера:
— Смертельный случай, говорите? Любопытно! И кто же?..
Кольцов понял его с полуслова.
— Месяц назад освободился из колонии. Кличка Медведь. Григорий Жук, имел пятнадцать лет за вооружённый бандитизм.
— Ого! — воскликнул Дробаха.
Саша крутанулся на сиденье.
— Совсем новый поворот в деле, — сказал восхищённо. — Наши ребята думали: несчастный случай. Чайник стоял на плите и залил горелку. А хозяйка квартиры и Медведь совсем пьяные.
— Медведь не лысый? — спросил я.
— Кажется, нет.
— Третий… В доле был третий, — вмешался Дробаха. — Тот, что продавал машину и назвался Чернышом. Надо искать третьего. Денег на квартире не нашли?
— Нет.
— Тогда точно — он. В каком состоянии Коцко?
Кольцов развёл руками.
— Я не врач.
— Вот что, — решил Дробаха. — Надо осмотреть квартиру Коцко ещё раз, а потом поговорить с ней.
В управлении Дробаха быстро договорился о том, что Кольцов подключается к розыску. Потом нас познакомили со старшим оперативной группы, которая производила осмотр квартиры Коцко, и мы поехали на Весеннюю.
Теперь впереди сидел старший лейтенант Доценко, а мы втроём теснились позади. Доценко не оглядывался, видно, немного нервничал. Я понимал его: всегда неприятно, когда твои выводы ставятся под сомнение, но ведь вдвойне неприятнее, когда приезжают столичные работники: если что-нибудь сделал не так, огласка чуть не на всю республику.
Квартира Коцко на первом этаже стандартного пятиэтажного дома. Доценко снял с двери печать, и мы вошли внутрь. Здесь все сохранилось так, как было, когда приехала «скорая помощь» и оперативная группа милиции. На столе три бутылки из-под водки, две пустых, в третьей — на донышке. Большими кусками нарезанная колбаса и сыр, недоеденные рыбные консервы, на сковородке — остатки яичницы с картошкой…
Незастланная постель в комнате, раскладушка с подушкой и одеялом в кухне.
Дробаха прошёлся по квартире, спросил у Доценко, ткнув пальцем в незастланную постель:
— Коцко лежала тут?
Старший лейтенант начал объяснять:
— Она тут спала, но, наверное, что-то почувствовала ночью, потому что сползла с постели, и мы нашли её у двери. А Медведь в кухне на раскладушке…
— Угу, — кивнул Дробаха. — Из-под двери тянуло, поэтому Коцко и спаслась.
Я прошёл на кухню, попросил Доценко:
— Дайте-ка мне протокол осмотра квартиры.